|
III
Для понимания изложенной точки зрения необходимо усвоить, что наши решения никогда не выводятся из
фактов (или из утверждений о фактах), хотя они и имеют некоторое отношение к фактам. Например, решение
бороться с рабством не зависит от факта, что все люди рождаются равными и свободными и никто не рождается
в цепях. Действительно, ведь даже если все мы рождаемся свободными, скорее всего найдутся люди,
пытающиеся заковать других в цепи и даже верящие в то, что они должны это сделать. Точнее говоря, если мы
заметим, что некоторый факт можно изменить — например, факт, что многие люди страдают от болезней, то по
отношению к этому факту мы можем занять совершенно разные позиции: принять решение сделать все
возможное, чтобы изменить этот факт, решить бороться со всякой попыткой его изменения или решить вообще не
предпринимать по отношению к нему никаких действий.
Все моральные решения, таким образом, связаны с тем или иным фактом (чаще всего с фактом
общественной жизни) , и все (подверженные изменениям) факты общественной жизни могут послужить основой
для различных решений. Это доказывает, что решения никогда не могут быть выведены из фактов или из
описания фактов.
Однако они не выводятся и из фактов другого класса — я имею в виду природные регулярности, описываемые
законами природы. Несомненно, наши решения не должны противоречить законам природы (включая законы
человеческой физиологии и психологии), если мы хотим, чтобы они приводили к поставленной цели, ибо если они
будут им противоречить, то просто окажутся невыполнимыми. Например, решение, согласно которому все
должны работать больше, а есть меньше, на каком-то этапе окажется невыполнимым по чисто физиологическим
основаниям, т. е. потому, что оно будет противоречить естественным физиологическим законам. Аналогичным
образом решение, что все должны работать меньше, а есть больше, на каком-то этапе окажется невыполнимым в
силу различных причин, включая естественно экономические законы. (Как мы увидим далее, в разделе IV этой
главы, в общественных науках также существуют естественноисторические законы, которые мы будем называть
«социологическими законами».)
Итак, некоторые решения оказываются неприемлемыми потому, что их невозможно выполнить, поскольку они
противоречат законам природы (или «неизменяемым фактам»). Однако это, конечно же, не означает, что то или
иное решение может быть логически выведено из таких «неизменяемых фактов». Скорее, ситуация такова.
Сталкиваясь с некоторым изменяемым или неизменяемым фактом, мы можем принять различные решения:
изменить его, защитить его от тех, кто пытается его изменить, не вмешиваться и т. п. Но если факт, с которым мы
столкнулись, неизменяем — либо потому, что его изменение невозможно в силу существующих законов природы,
либо потому, что его изменение по каким-то причинам слишком затруднительно для тех, кто захочет этим
заняться, — то решение изменить его окажется непрактичным. Действительно, любое решение, касающееся
этого факта, будет бессмысленным и бесцельным.
Таким образом, критический дуализм обращает особое внимание на невозможность сведения решений или
норм к фактам. Поэтому его можно назвать дуализмом фактов и решений.
Однако такой дуализм может встретить некоторые возражения. Ведь можно сказать, что решения являются
фактами. Если мы принимаем решение ввести определенную норму, то сам акт принятия этого решения
оказывается психологическим или социологическим фактом, и было бы нелепостью утверждать, что между
фактами разного рода нет ничего общего. Поэтому, если несомненно, что решения о принимаемых нами нормах
зависят от определенных психологических фактов, например особенностей нашего воспитания, то вроде бы
нелепо постулировать дуализм решений и фактов или утверждать, что решения не выводимы из фактов. На это
возражение можно ответить, что термин «решение» употребляется в двух различных смыслах. Можно говорить о
некотором решении, которому мы подчинились, к которому пришли, которое рассматриваем и взвешиваем,
однако можно, в отличие от этого, говорить и об акте решения и его также называть «решением». Только во
втором случае решение является фактом. Аналогичная ситуация имеет место и со множеством других терминов.
Так, например, в одном случае мы можем говорить о постановлении, направленном для рассмотрения в
некоторый совет, в другом — о самом акте принятия советом такого постановления. Точно так же мы можем
говорить, с одной стороны, о поступившем нам некотором предложении о чем-то, а с другой стороны, о самом
акте предложения нам чего-либо. И то, и другое может быть названо «предложением» или
«рекомендацией» («proposal»)
*
. Аналогичная двусмысленность хорошо известна в области дескриптивных
утверждений или высказываний. Возьмем, к примеру, утверждение: «Наполеон умер на острове Святой Елены».
Здесь важно отличать само это утверждение от факта, который оно описывает и который мы можем назвать
первичным фактом, а именно — факта, что Наполеон умер на острове Святой Елены. Предположим, что
некоторый историк, мистер А., воспроизводящий биографию Наполеона, делает такое утверждение. Тем самым
он описывает то, что мы назвали первичным фактом. Однако существует и вторичный факт, совершенно
отличный от первичного, а именно — факт, что этот историк сделал такое утверждение. Тогда другой историк,
мистер Б., воспроизводя биографию мистера А., может описать этот второй факт утверждением: «Мистер А.
утверждал, что Наполеон умер на острове Святой Елены». Вторичный факт, таким образом, также можно
передать дескрипцией. Причем, дескрипцию в этом смысле следует отличать от дескрипции в том смысле, когда
мы произносим: «Наполеон умер на острове Святой Елены». Конструирование дескрипции или утверждения
является социологическим или психологическим фактом. Однако выполненную дескрипцию следует отличать
Do'stlaringiz bilan baham: |
