|
845
“Young Scientist”
.
#6 (86)
.
March 2015
Philology
чинно-следственной связи (если что-то заснуло, нужно
поставить будильник) рождается комический эффект.
Карл Валентин — мастер игровых цепочек. Обы-
гранный однажды элемент он включает в контекст, где
для участия в игре ждут своей очереди и другие язы-
ковые единицы. «Mein Vater hat mich sehr streng
mu-
sikalisch erzogen
. Als Kind habe ich nur mit der
Stimm-
gabel
essen dürfen,
geschlagen
hat mich mein Vater
nach
Noten
» («Мой отец воспитывал меня строго музыкально.
Будучи ребёнком, есть я мог только с помощью камер-
тона, бил меня отец по нотам») [Valentin 1992: 25]. Музы-
кальное образование здесь сводится к тому, что ребенок
ест при помощи камертона, а бьют его по нотам. То есть
слово
Stimmgabel
, принадлежащее семантическому полю
«музыка» заменяет адекватное здесь G
abel (вилка),
ко-
торую используют во время еды, а привычное для ре-
бенка наказание подменено за счет многозначности гла-
гола
schlagen,
который имеет значение не только бить,
но и ударять, в том числе по музыкальным инструментам.
Тема голода, актуальная в период его творчества, сама
по себе довольно трагична. Однако и она дает повод Карлу
Валентину для создания комического эффекта. «Es wirkt
heute direkt lächerlich, wenn ein armer Kranker vom Doktor
gewarnt wird, Sie dürfen sich nie mit vollem Magen ins Bett
legen («Сегодня кажется даже смешным, когда доктор
предостерегает бедного больного от того, чтобы он не ло-
жился в постель с полным желудком» [Valentin 1992: 162].
Ein armer Kranker — бедный больной также содержит
в себе элемент полисемии: 1) бедняга больной, 2) нищий
больной. Реализация комического эффекта в таких шутках
полностью зависит от реакции зрителя или читателя,
от его способности отыскать завуалированную иронию
и узреть в этом сарказм жизни. Врач просто делает свою
работу, механически дает советы. Бедному, которому не-
чего есть и так, вряд ли возможно лечь, только что поев.
Дальше в том же монологе мы встречаем: «Was sagen
Sie zu der jetzigen Lage? — A nette Lage, bald werden wir
uns hinlegen, weil wir vor Hunger nimmer stehen können,
dann haben wir die richtige Lage» («Что Вы скажете о се-
годняшнем положении? — Миленькое положение, скоро
все мы ляжем, потому что уже не сможем стоять от голода,
и тогда мы примем правильное положение») [Valentin
1992: 162]. Существительное Lage вступает в игру, осно-
ванную на его многозначности. С одной стороны, это по-
ложение, ситуация, с другой стороны — положение, поза.
И еще одним важным реализованным значением здесь яв-
ляется его деривационная связь с глаголом liegen, который
употребляется в контексте с прямым пространственным
значением — лечь. Так появляется третье значение суще-
ствительного Lage — положение лежа. Выгодное совме-
щение значений на основе общего компонента — голод
в стране как показатель экономической ситуации, и голод,
от которого ноги подкашиваются, что хочется лечь. Даль-
нейший контекст усиливает созданный от положения эф-
фект. В таком положении лежа очень удобно констатиро-
вать смерть от голода.
Для реализации приема каламбура могут также ис-
пользоваться и паронимы. Например: «
Ich war ein dama-
liger Knabe von ungefährlich 15 Jahren
» («
Тогда я был
юношей неопасных 15 лет
») [Valentin 1992: 127]. Коми-
ческий эффект этого случая создается за счет допущенной
по незнанию ошибки. Слово употреблено неправильно,
вместо лексемы
ungefähr
(примерно, приблизительно),
герой произносит
ungefährlich
(неопасный), за счет чего
создается его комический образ невежды, раскрываемый
в последующем контексте.
Огромным игровым потенциалом обладают фразеоло-
гизмы, чем умело пользуется Карл Валентин. Он расчле-
няет их, вводит в их состав чужеродные элементы, соче-
тает их с другими устойчивыми сочетаниями, порождая,
тем самым, явление контаминации, а также переосмыс-
ляет их значение, используя прием дефразеологизации.
Нетипичное использование фразеологизмов с потерей
переносного компонента, лежащего в его основе, при-
водит к потере, в целом, всего смысла фразеологизма, од-
нако, бесспорно, порождает комический эффект, как, на-
пример, в предложении: «
Ja, der Ring liegt mir heute noch
am Herzen, nicht in Wirklichkeit, sondern man sagt eben
so, denn wenn er mir in Wirklichkeit am Herzen liegen
tät, dann wüsste ich ja wo er wär» («Да, кольцо сегодня
очень близко моему сердцу, не в действительности,
а просто так говорится, потому, если бы оно в дей-
ствительности было близко моему сердцу, тогда бы
я знал, где оно»
) [Valentin 1992: 31].
Часто деметафоризация фразеологизма происходит
именно по такой схеме, когда один из его компонентов
включается в отношения с другими компонентами смысла
в рамках обыгрываемой ситуации. На примере идиом по-
добное проявляется наиболее ярко: «Der Mensch denkt
und Gott lenkt», — wie ich das gelesen habe, habe ich
mein Radl gepackt, bin auf die Straße hinaus, habe mich
hinaufgesetzt und bin dahin gefahren, ohne zu lenken»
(«Человек предполагает, а бог располагает (здесь: управ-
ляет)», — как только я это прочитал, я быстро схватил
свой велосипед, вышел на улицу, сел на него и поехал,
не держась за руль» [Valentin 1992: 37]. Глагол lenken
(управлять, в том числе и транспортным средством) вы-
рывается за рамки известной идиомы и понимается бук-
вально в силу скудных когнитивных представлений о мире
изображаемого героя. Данный пример четко демонстри-
рует потенциальную уязвимость любой метафоры. На-
личие в ней образного компонента свидетельствует о том,
что при минимальном изменении контекста нарушается
смысловое единство и всего метафорически обозначае-
мого, в целом.
Проиллюстрированные примеры языковых шуток до-
казывают гипотезу о том, что лексический уровень языка
скрывает в себе большой игровой потенциал. Значение,
закрепленное за определенной лексемой, уязвимо к твор-
ческому воздействию на него, что позволяет создавать
большое количество игровых прецедентов, влекущих
за собой комический эффект.
Do'stlaringiz bilan baham: |
