Текстуальный уровень. Научный и художественный тексты противостоят друг другу прежде всего по степени субъективности. В научном тексте она меньше, а в художественном – больше. «Конечно, – пишет А. Н. Васильева, – в действительности субъект (т. е. автор научного текста.—В. Д.) обычно не может абстрагироваться от всех несущественных в плане научной коммуникации черт своей личности, но принцип такого устранения является нормой (научного. – В. Д.) стиля» (Васильева А. Н. Курс лекций по стилистике русского языка. – М., 1976. – С. 22). В отличие от ученого писатель, напротив, «во всяком художественном оформлении», по словам Н. Гартмана, «изображает прежде всего самого себя» (Цит. по: Соколов А. Н. Теория стиля. – М., 1968. – С. 149).
«Образ автора» В. В. Виноградов считал главным признаком стиля художественной речи. В подтверждение этому он приводил следующие слова Л. Н. Толстого: «Люди, мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое, потому что в нем действуют одни и те же лица, потому что все построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека. Это несправедливо. Это только так кажется поверхностному наблюдателю: цемент, который связывает всякое художественное произведение в одно целое и оттого производит иллюзию отражения жизни, есть не единство лиц и положений, а единство самобытного нравственного отношения автора к предмету... Что бы ни изображал художник: святых, разбойников, царей, лакеев, – мы ищем и видим только душу самого художника» (Цит. по: Виноградов В. В. О теории художественной речи. – М., 1971. – С. 181).
Степень присутствия автора и в художественном тексте может быть неодинаковой, хотя в любом случае художественный текст субъективнее научного. Это связано с тем, что художник воссоздает в своих произведениях не реальную, а художественную действительность. Художник, тем не менее, может создавать иллюзию своего полного отсутствия в своем произведении, иллюзию абсолютной объективности, беспристрастности по отношению к изображаемому. К написанию совершенно «объективного» романа стремился Н. Г. Чернышевский, замышляя роман «Перл создания». Он хотел (цитирую самого Н. Г. Чернышевского) «написать роман чисто объективный, в котором не было бы никакого следа не только моих личных отношений,— даже никакого следа моих личных симпатий. В русской литературе нет ни одного такого романа. «Онегин», «Герой нашего времени» – вещи прямо субъективные; в «Мертвых душах» нет личного портрета автора или портретов его знакомых, но также внесены личные симпатия автора, в них-то и сила впечатления, производимая этим романом. Мои действующие лица очень различны по выражению... Думайте о каждом лице, как хотите: каждое говорит за себя: «на вашей стороне полное право», – судите об этих сталкивающихся притязаниях. Я не сужу. Эти лица хвалят друг друга, порицают друг друга, – мне нет дела до этого» (Цит. по: Виноградов В. В. Язык художественной литературы. – М., 1958. – С. 142). Н. Г. Чернышевский не реализовал свой замысел, однако подобный тип романа сумел создать Ф. М. Достоевский. Он создал полифонический (диалогический) тип романа. В отличие от монофонического (монологического) романа данный тип романа позволяет свести до минимума степень авторского присутствия в художественном тексте.
Do'stlaringiz bilan baham: |