Учебное пособие Издание второе, переработанное и дополненное Под редакцией В. С. Кукушина

Маруся Левченко принесла в колонию невыносимо
 ха-
рактер, крикливую истеричность, подозрительность, плаксивость.
Много мы перемучались с нею. С пьяной бесшабашностью и больным
размахом она могла в течении одной минуты вдребезги разнести са-
мые лучшие вещи: дружбу, удачу, хороший день, тихий, ясный вечер,
лучшие мечты и самые радужные надежды. Было много случаев, ког-
да казалось, что остается только одно: брать ведрами холодную воду
и безжалостно поливать это невыносимое существо, вечно горящее
глупым, бестолковым пожаром.
Настойчивые, далеко не нежные, а иногда и довольно жесткие
сопротивления коллектива приучили Марусю сдерживаться, но тог-
да она стала с таким же больным упрямством куражиться и изде-
ваться над самой собой. Маруся обладала счастливой памятью, была
умница и собой исключительно хороша: на смуглом лице глубокий ру-
мянец, большие черные глаза всегда играли огнями и молниями, а над
ними с побеждающей неожиданностью
—
 спокойный, чистый, ум-
ный лоб. Но Маруся была уверена, что она
 что она похо-
жа «на арапку», что она ничего не понимает и никогда не поймет.
На самое пустячное упражнение она набрасывалась с давно заготов-
ленной злостью:
— Все равно ничего не выйдет! Пристали ко мне — учись! Учите
ваших Бурунов. Пойду в прислуги. И зачем меня мучить, если я ни к
черту не гожусь?...
Через три дня после начала занятий Екатерина Григорьевна при-
вела Марусю
 мне, закрыла двери, усадила дрожащую от злобы свою
199

---

 педагогика
ученицу на стул и сказала:
—
 Антон Семенович! Вот
 Решайте сейчас, что с ней
делать. Как раз мельнику нужна прислуга. Маруся думает, что из
нее только прислуга может выйти. Давайте отпустим ее к мельни-
ку. А
 другой исход: я ручаюсь, что к следующей осени я приго-
товлю ее на рабфак, у нее большие способности.
—
 Конечно, на рабфак,
—
 сказал я.
Маруся сидела на стуле и ненавидящим взглядом следила за спо-
койным лицом Екатерины Григорьевны.
—
 Но я не могу допустить, чтобы она оскорбляла меня во время
занятий. Я тоже трудящийся человек, и меня нельзя оскорблять. Если
она еще один раз скажет слово «черт» или назовет
 за-
ниматься с нею не буду.
Я понимаю ход Екатерины Григорьевны, но уже все ходы были
перепробованы с Марусей, и мое педагогической творчество не пыла-
ло теперь никаким воодушевлением. Я посмотрел устало на
и сказал без всякой фальши:
—
 Ничего не выйдет. И черт будет, дура, и идиотка. Маруся
не уважает людей, и это так скоро не пройдет...
—
 Я уважаю
—
 перебила меня Маруся.
—
 Нет, ты никого не уважаешь. Но что же делать? Она наша
воспитанница. Я считаю так, Екатерина Григорьевна: вы взрослый,
умный и опытный человек, а Маруся девочка с плохим характером.
Давайте не будем на нее обижаться. Дадим ей право: пусть она на-
зывает вас идиоткой и даже сволочью,
—
 ведь такое бывало,
—
 а
вы не обижайтесь. Это пройдет...
Через неделю я спросил Екатерину Григорьевну:
—
 Как Маруся?
—
 Ничего. Молчит и на вас очень сердита.
А на другой день поздно вечером пришел ко мне Силантий с Ма-
 и сказал:
—
 Насилу, это, привел к тебе, как говорится, Маруся, видишь,
очень на тебя обижается, Антон Семенович. Поговори, здесь это, с
Он скромно отошел в сторону. Маруся опустила лицо.
—
 Ничего мне говорить не нужно. Если меня считают сумас-
шедшей, что
 пускай считают.
—
 За что ты на меня обижаешься ?
—
 Не считайте меня сумасшедшей.
—
 Я тебя не считаю.
—
 А зачем вы сказали Екатерине Григорьевне ?
200

---

Проблемы обучения и воспитания в подростковом и юношеском возрасте
— Да, это я ошибся. Я думал, что ты будешь ее ругать всякими
словами.
Маруся улыбнулась.
—
 А я
 не ругаю.
— А, ты не ругаешь? Значит я ошибся. Мне почему-то показа-
лось.
Прекрасное лицо Маруси засветилось осторожной, недоверчи-
вой радостью:
—
 Вот так вы всегда: нападаете на
Ирония — одна из форм воздействия, применяемых к нарушите-
лям дисциплины. Педагог выставляет своего ученика или воспитан-
ника на посмешище. Насмешки товарищей ставят его в неловкое по-
ложение. Использовать этот прием можно в том случае, если взрослые
хорошо знают и изучили личность виновного. Ирония не должна ис-
пользоваться для унижения личности, особенно когда достижения ус-
пехов учеником в одних видах деятельности «растаптываются» учите-
лем в тех видах деятельности, где подростку трудно добиться
положительных результатов. Так, вызывая к доске слабую по успевае-
мости девочку на уроке математики, учительница замечает: «Сейчас
нам покажет свои знания заслуженная артистка балета Маша С.» (де-
вочка успешно занимается бальными танцами). После такого вступ-
ления и смеха в классе девочка ничего не смогла решить, а только рас-
плакалась.
Обратимся к мастеру применения иронии в воспитательном кол-
лективе —
Макаренко:
Существовало неписаное правило: в столовую все обязаны являть-
ся точно по сигналу. Опоздавший на пять минут оставался без завт-
рака или обеда. Некоторые коммунары, в особенности старшие, все
же иногда задерживались в спальнях и приходили в столовую позже.
Макаренко не поднимал по этому поводу никаких разговоров. Он про-
сто, выждав после сигнала пять минут, подходил к двери столовой,
где в вестибюле висела доска объявлений, и делал вид, что его внима-
ние привлекла именно эта доска. Все опоздавшие, спустившись по ле-
стнице и заметив Макаренко, принимали озабоченный вид и, не заво-
рачивая в столовую, направлялись прямо на завод.
Таким образом Антон Семенович приучил всех ходить в столо-
вую вовремя. Впоследствии он уже не выходил в вестибюль после сиг-
нала. Опоздания в столовую стали редкостью.
Но однажды вышло так, что коммунар Саша Качаев опоздал к
завтраку. это время Макаренко случайно проходил по коридору. Ни-
201

---

 педагогика
чего не оставалось делать, как поздороваться с ним и выйти на
Саша так поступил. А там его осенила мысль: «Вокруг нет ни души,
столовая на первом этаже, окна раскрыты...». Качаев увлекался физ-
культурой и перепрыгнуть через подоконник для него не составляло
труда. Через несколько секунд он уже сидел на своем месте, как ни в
чем не бывало. Соседи по столу благодушно посмеивались. Никто не
догадывался, что Антону Семеновичу все известно.
... Приказы по
 обычно зачитывались в столовой. Мы их
выслушивали стоя. Так было и на
 раз. Как только все собрались
на обед, послышалась команда:
—
 К приказу встать!
На середину вышел секретарь совета командиров и зачитал:
—
 Сегодня, опоздав к завтраку, коммунар Качаев влез в столо-
вую через окно. Приказывая с сегодняшнего дня запретить Качаеву
входить в столовую через дверь, а разрешить входить только через
За
 данного приказа несет ответственность дежур-
ный».
Обед проходил шумно. Смеялись, обсуждая столь забавный при-
каз. Многие специально приходили с другого конца столовой посмот-
реть на выражение лица Качаева.
 Саши совсем пропал аппетит.
Он, не дожидаясь конца обеда, ушел.
Ужинать Качаев принципиально не пошел. Не пошел он и на дру-
гой день завтракать. Его вызвал Антон Семенович. Состоялся та-
кой разговор:
— Чего дурака валяешь ? Почему не ходишь в столовую ?
—
 Вы же запретили.
—
 Зачем говоришь неправду. Я запретил тебе ходить через дверь.
Через окно
—
 пожалуйста.
—
 Что я дурак, чтобы в окно лазить?
—
 А это тебе виднее. Ты сам избрал такой путь. Иди завтра-
кать!
—
 В окно я не полезу.
—
 Ну, как
Перед обедом Качаев пришел к Антону Семеновичу уже сам.
— Разрешите ?
— Заходи.
—
 Антон
 отмените приказ...
—
 Не вижу никакой необходимости. Мне дежурный говорил, что
у тебя здорово получается. Влезть в окно для тебя пара пустяков.
Качаев