…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

И «Полидент»
[61]
на закуску, приятель.
По магазину я продвигался крайне медленно, чтобы не трясти свои измученные
внутренности больше необходимого. Взял бутылку каопектата (большую,
экономичной расфасовки, ставим галочку в списке), потом резиновые трусы (для
взрослых, большого размера, ставим галочку). Трусы лежали в отделе «Средства
ухода за больным», между клизмами и бухтами желтого пластикового шланга,
предназначение которого я даже знать не хотел. Тут же лежали и подгузники для
взрослых, но на них я не клюнул. Если б возникла необходимость, натолкал бы в
резиновые трусы посудные полотенца. Мысль эта показалось мне забавной, и,
несмотря на прискорбное состояние, пришлось подавлять смех. В моем деликатном

---

положении он мог привести к беде.
Словно чувствуя, что спешка мне противопоказана, скелетообразный фармацевт
пробивал мои покупки медленно. Я трясущейся рукой протянул пятидолларовую
купюру.
— Что-нибудь еще?
— Только одно. Мне плохо, вы видите, что мне плохо, так какого черта
ухмыляетесь, глядя на меня?
Мистер Кин отступил на шаг, улыбка растаяла.
— Уверяю вас, я 
не ухмылялся
. Желаю вам скорейшего выздоровления.
Кишки свело судорогой. Я покачнулся, схватил бумажный пакет с покупками,
второй рукой оперся о прилавок.
— Туалет у вас есть?
Улыбка вернулась.
— Боюсь, не для покупателей. Почему бы вам не зайти в… одно из заведений
через улицу?
— А вы ведь ублюдок, да? Идеальный чертов дерриец.
Он застыл. Потом развернулся и направился в закуток, где держал таблетки,
порошки и сиропы.
Я медленно прошествовал мимо стойки с газировкой и вышел за дверь, будто
стеклянный человек. День выдался прохладным, температура поднялась не выше
сорока пяти градусов
[62]
, но солнечные лучи обжигали кожу. И я потел. Вновь
скрутило живот. Я постоял, опустив голову, одной ногой на тротуаре, другой — в
сточной канаве. Отпустило. Пересек улицу, не глядя на автомобили. Кто-то из
водителей посигналил. Я удержался от того, чтобы показать ему палец, только
потому, что мне и без этого хватало забот. Было не до драки. Я и так воевал с
собственным организмом.
Вновь судорога, низ живота резануло как ножом. Я побежал. Дверь «Сонного
серебряного доллара» находилась ближе всего. Рывком распахнув ее, я влетел в
полумрак и дрожжевой запах пива. Из музыкального автомата Конуэй Твитти
стонал, что все это не всерьез. Мне хотелось ему верить.
Зал пустовал, если не считать мужчины, сидевшего за пустым столиком, и
бармена, который, склонившись над стойкой, решал кроссворд в утренней газете.
Бармен вскинул голову, посмотрел на меня.
— Туалет, — прохрипел я. — Быстро.
Он указал в глубь зала, и я помчался к дверям с надписями «МАЛЬЧИШКИ» и
«ДЕВЧОНКИ». Атаковал первую, как нападающий футбольной команды,
вырвавшийся в открытую зону. Внутри воняло говном, сигаретным дымом и
хлоркой, от которой слезились глаза. В единственной кабинке дверь отсутствовала, к
счастью для меня. Я сдернул брюки со скоростью Супермена, опаздывающего на

---

ограбление банка, развернулся и плюхнулся на сиденье.
Успел.
Когда нутро успокоилось, достал из пакета бутыль каопектата и сделал три
больших глотка. Желудок начал выворачиваться. Я это пресек. Убедившись, что
первая порция не собирается в обратный путь, глотнул еще, рыгнул и медленно
накрутил крышку на горлышко. На стене слева кто-то нарисовал пенис и яйца. Яйца
взрезали, и из них хлестала кровь. Под этой очаровательной картинкой художник
написал: «ГЕНРИ КОСТАНГУЭЙ! ВОТ ЧТО С ТОБОЙ БУДЕТ, ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ
ТРАХНЕШЬ МОЮ ЖЕНУ».
Я закрыл глаза и тут же увидел единственного посетителя бара, который
удивленно наблюдал за моим рывком к туалету. Но посетителя ли? На столике перед
ним ничего не стояло. Он просто сидел. С закрытыми глазами я ясно видел его лицо.
Знакомое мне лицо.
Выйдя из туалета, Бесподтяжечника я уже не застал. Конуэя Твитти сменил
Ферлин Хаски. Я прямиком направился к бармену.
— Когда я вошел, тут сидел один парень. Кто он?
Бармен оторвался от кроссворда.
— Никого не видел.
Я достал бумажник, вытащил пятерку, положил на стойку возле подставки под
пивную кружку с рекламой «Наррагансетта»
[63]
.
— Имя.
После короткого молчаливого диалога с самим собой бармен посмотрел на
банку для чаевых, в которой лежала одинокая монетка в десять центов, на другую
банку, с маринованными яйцами, и пятерка исчезла.
— Билл Теркотт.
Ни имя, ни фамилия мне ничего не говорили. И пустой столик, возможно,
ничего не означал, но с другой стороны…
Я положил на стойку близнеца Честного Эйба.
— Он приходил, чтобы приглядывать за мной?
Положительный ответ означал бы, что за мной следили. И не только сегодня.
Но почему?
Бармен пододвинул купюру ко мне.
— Я только знаю, что он приходит сюда выпить пива, и не одну кружку.
— Тогда почему сегодня он ушел, не выпив ни одной?
— Может, заглянул в бумажник и обнаружил в нем лишь пустоту. Я что, похож
на гребаную Брайди Мерфи
[64]
? А теперь, раз уж вы провоняли мой туалет, почему
бы вам не заказать что-нибудь?

---

— Там так же воняло и до моего прихода, друг мой.
Не самая лучшая завершающая реплика, но в сложившихся обстоятельствах на
большее меня не хватило. Я вышел, постоял на тротуаре, оглядываясь в поисках
Теркотта. Его я не заметил, зато увидел Норберта Кина в витрине аптеки. Сложив
руки за спиной, он наблюдал за мной. Без улыбки.
8 
В двадцать минут шестого я припарковал «санлайнер» на стоянке,
примыкавшей к баптистской церкви на Уитчем-стрит, в которой, согласно
объявлению, в пять вечера началось собрание АА. В багажнике «форда» лежали все
вещи, накопленные мной за семь недель проживания в Дерри, или, как я привык его
называть, в Необычном маленьком городе. Из незаменимого — только врученный
мне Элом портфель «Лорд Бакстон» с его записями, моими записями и оставшейся
наличностью. Слава Богу, больше я банковских счетов не открывал.
На переднее пассажирское сиденье я положил бумажный пакет. С бутылкой
каопектата, на три четверти опустевшей, и резиновыми трусами, хотя и не думал,
что они мне понадобятся. Желудок и кишечник определенно успокоились, а руки
больше не тряслись. В бардачке, под шестью шоколадными батончиками «Пейдей»,
прятался револьвер. Позднее, заняв исходную позицию между гаражом и зеленой
изгородью у дома 202 по аллее Уаймора, я намеревался зарядить револьвер и сунуть
за ремень, как мелкий бандит в каком-нибудь второсортном боевике из тех, что
показывали в «Стрэнд».
Еще в бардачке лежал «ТВ-гид» с Фредом Астером и Барри Чейз на обложке.
Наверное, в десятый раз после покупки журнала в газетном киоске на Главной
улице я раскрыл его на странице с пятничной телевизионной программой:
20.00. «Канал-2»: «Новые приключения Эллери Куина»,
Джордж Надер, Лес Тримейн. «Такая богатая, такая красивая,
такая мертвая». Коварный брокер (Уит Бисселл) выслеживает
богатую наследницу (Эва Габор), Эллери и его отец начинают
расследование.
Я добавил «ТВ-гид», револьвер и шоколадные батончики к тому, что уже
(главным образом для подстраховки) лежало в бумажном пакете, вылез из
автомобиля, запер его и зашагал к аллее Уаймора. Миновал нескольких мамочек и
папочек, сопровождавших в охоте за сладостями детей, еще слишком маленьких,
чтобы выпрашивать их самостоятельно. Вырезанные из тыкв фонари лыбились чуть
ли не с каждого крыльца, встретилась мне и пара набитых соломой чучел в шляпах
набекрень.
Я прошествовал по середине тротуара аллеи Уаймора с таким видом, будто
имею полное право находиться здесь. Когда приблизился к папаше, державшему за
руку маленькую девочку с длинными цыганскими серьгами, ярко накрашенными
маминой помадой губами и большими черными пластмассовыми ушами над
курчавым париком, коснулся рукой шляпы, приветствуя отца, и наклонился к
ребенку.

---

— И кто