…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Нет, если агент Хости скажет мне то, что я хочу от него услышать,
подумал
я.
— Если не увидите, причина будет в том, что все разрешилось как нельзя
лучше.
— Понятно. Джейк… Джордж… она… она что-нибудь сказала в самом конце?
Я не собирался повторять ее последние слова, они предназначались только для
моих ушей, но что-то я мог ему сказать. Он передал бы это Элли, Элли — друзьям
Сейди в Джоди, благо их хватало.
— Она спросила, жив ли президент. Когда я ответил, что жив, она закрыла глаза
и ушла.

---

Дек вновь заплакал. У меня горело лицо. Слезы принесли бы облегчение, но
глаза оставались сухими, как камни.
— Прощайте, — вымолвил я. — Прощайте, верный друг.
Я положил трубку, посидел какое-то время, глядя на красный закат далласской
осени. 
Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего,
вспомнилась мне давняя
пословица… но я услышал еще один раскат грома. Пятью минутами позже, взяв
себя в руки, я снял трубку, из которой вынул «жучок», и вновь набрал «0». Сказал
Мэри, что сейчас ложусь спать, и попросил разбудить меня ровно в восемь часов.
Также попросил ни с кем меня не соединять.
— Об этом уже позаботились, — возбужденно сообщила мне Мэри. — Никаких
входящих звонков, приказ начальника полиции. — Она заговорила тише: — Он
псих, мистер Амберсон? То есть он, конечно же, псих, но он выглядел
рехнувшимся?
Я вспомнил злобные глаза и демонический оскал.
— Да, Мэри. Именно так он и выглядел. В восемь вечера. До этого — полная
тишина.
И я положил трубку, прежде чем она успела сказать хоть слово. Потом снял
туфли (освобождение левой ноги заняло много времени и принесло немало
мучений), лег на кровать, закрыл рукой глаза. Увидел Сейди, танцующую мэдисон.
Увидел Сейди, предлагающую мне зайти, спрашивающую, не хочу ли я торт?
Увидел Сейди на моих руках, ее яркие умирающие глаза не отрываются от моего
лица.
Подумал о «кроличьей норе», о том, что при каждом новом ее использовании
происходит полный сброс на ноль.
Наконец заснул.
9 
Хости постучал ровно в девять вечера. Я открыл дверь, и он вошел. В одной
руке он держал портфель (но не мой, то есть все по-прежнему шло хорошо), в
другой — бутылку шампанского, хорошего, «Моэт и Шандон», с красно-бело-синим
бантом на горлышке. Выглядел Хости очень уставшим.
— Амберсон.
— Хости.
Он закрыл дверь, указал на телефонный аппарат. Я достал из кармана и
продемонстрировал «жучок». Хости кивнул.
— Других нет? — спросил я.
— Нет. «Жучок» — от полиции, но теперь это наше дело. Приказ Гувера. Если
кто-то спросит о «жучке», вы нашли его сами.
— Естественно.
Он поднял бутылку шампанского.

---

— От управляющего отелем. Он настоял, чтобы я захватил ее с собой. Желаете
выпить за здоровье президента Соединенных Штатов?
Учитывая, что моя прекрасная Сейди лежала сейчас в окружном морге, я не
испытывал желания пить за чье-то здоровье. Моя миссия завершилась успешно, но
цену пришлось заплатить слишком высокую.
— Нет.
— Я тоже не хочу, но чертовски рад, что он жив. Хотите узнать секрет?
— Конечно.
— Я голосовал за него. Наверное, единственный агент во всем Бюро.
Я промолчал.
Хости сел в одно из двух кресел, облегченно вздохнул. Поставил портфель
между ног. Повернул к себе бутылку, чтобы взглянуть на этикетку.
— Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой. Любители вина наверняка знают,
хороший это год или нет, но я больше предпочитаю пиво.
— Я тоже.
— Тогда вы получили бы большее удовольствие от «Одинокой звезды». Внизу
вас дожидается ящик, с благодарственным письмом, в котором указано, что вы
будете получать по ящику каждый месяц до конца вашей жизни. И шампанское
тоже. Я видел с десяток бутылок. Кто только их не прислал, от Торговой палаты
Далласа до Городского совета по туризму. Вам прислали цветной телевизор «Зенит»,
и золотой перстень с изображением президента от «Коллоуэйс файн джевелри», и
сертификат на три мужских костюма из «Мужской одежды Далласа», и многое,
многое другое, включая ключ от города. Управляющий уже освободил комнату на
первом этаже для ваших подарков, но, думаю, к завтрашнему утру придется
освобождать и вторую. А еда! Люди приносят торты, пироги, запеканки, ветчину,
жареных куриц, блюда мексиканской кухни — этого хватит на пять лет. Мы их
заворачиваем, но уходить им совершенно не хочется, смею вас заверить. А женщины
перед отелем… Знаете, думаю, сам Джек Кеннеди вам бы позавидовал, а он
легендарный бабник. Если бы вы знали, какой информацией располагает директор о
сексуальной жизни этого человека, вы бы не поверили.
— Вы даже представить себе не можете, во что я готов поверить.
— Даллас любит вас, Амберсон. Черт, вся страна любит вас. — Он рассмеялся.
Смех перешел в кашель. Когда приступ миновал, Хости закурил, посмотрел на
часы. — В девять часов семь минут вечера двадцать второго ноября одна тысяча
девятьсот шестьдесят третьего года вы любимчик Америки.
— А вы, Хости? Вы меня любите? Или директор Гувер?
После единственной затяжки он положил сигарету в пепельницу, наклонился
вперед, впился в меня взглядом. Его глаза глубоко прятались в складках, в них
читалась усталость, но они ярко блестели и многое знали.

---

— Посмотрите на меня, Амберсон. Прямо в глаза. А потом скажите, были вы с
Освальдом заодно или нет. И скажите правду, потому что ложь я отличу.
Учитывая вопиющие ошибки, допущенные Хости в разработке Освальда, я в
это не верил, но точно знал, что он 
верит
. Поэтому встретился с ним взглядом и
ответил:
— Нет.
Какое-то время он молчал, потом вздохнул, откинулся на спинку кресла, взял
сигарету.
— Да, не были. — Он выпустил дым из ноздрей. — На кого вы тогда работаете?
На ЦРУ? Или на русских? Я этого не понимаю, но директор уверен, что русские с
радостью использовали бы глубоко законспирированного агента, чтобы не
допустить убийства, которое могло бы спровоцировать международный конфликт.
Может, даже третью мировую войну. Особенно после того, как люди узнают, что
Освальд какое-то время жил в России. — Он сказал: «в Раше», — совсем как
евангелист Харгис в своих телепередачах. Может, Хости так шутил.
— Ни на кого я не работаю, Хости. Я обычный человек.
Он нацелил на меня сигарету.
— Так всем и говорите.
Он щелкнул замками портфеля, достал папку, еще более тонкую, чем та, что
лежала на столе Карри, с фамилией Освальда. В эту папку стекалась информация,
касающаяся меня, и она бы постепенно утолщалась, но не так быстро, как в
компьютерном двадцать первом веке.
— До Далласа вы жили во Флориде. В городе Сансет-Пойнт.
— Да.
— Работали замещающим учителем в одной из школ Сарасоты.
— Правильно.
— До этого, как мы понимаем, провели какое-то время в… Деррине? Деррин,
штат Мэн?
— В Дерри.
— И что вы там делали?
— Начал писать книгу.
— Да-да, а до того?
— Кружил по стране.
— Как много вам известно о моих отношениях с Освальдом?
Я промолчал.
— Не стесняйтесь. Все останется между нами, девочками.
— Достаточно много, чтобы доставить неприятности и вам, и вашему

---

директору.
— Если?..
— Вот что я вам скажу. Неприятности, которые я причиню вам, будут в прямой
степени зависеть от неприятностей, которые вы причините мне.
— Если я правильно вас понял, когда дело дойдет до неприятностей, вы
выдумаете то, чего не знаете наверняка… чтобы побольнее ударить нас.
Я промолчал.
Он заговорил так, словно беседовал сам с собой.
— Меня не удивляет, что вы пишите книгу. Лучше бы вы писали ее и дальше,
Амберсон. Наверняка получился бы бестселлер. Потому что выдумывать у вас
получается чертовски хорошо, отдаю вам должное. Сегодня вы сумели внушить
доверие. И вы знаете то, чего знать никак не должны, так что мы не можем
поверить, что вы обыкновенный гражданин. Перестаньте, кто слил вам
информацию? Энглтон из ЦРУ? Так? Этот хитрый ублюдок, выращивающий розы?
— Я — всего лишь я, — ответил я, — и, вероятно, знаю не так много, как вы
думаете. Но мне известно достаточно, чтобы выставить Бюро в неприглядном свете.
К примеру, могу рассказать о том, как Ли пришел к вам и открытым текстом сказал,
что собирается убить Кеннеди.
Хости с такой силой затушил окурок, что полетели искры. Некоторые
опустились на тыльную сторону его ладони, но он ничего не почувствовал.
— Это гребаная ложь!
— Знаю, — кивнул я. — И я расскажу об этом с честным лицом, если вы меня
вынудите. Еще не возникло мысли избавиться от меня, Хости?
— Это оставьте для дешевых комиксов. Мы не убиваем людей.
— Расскажите это братьям Дьем во Вьетнаме.
Он посмотрел на меня, как человек может посмотреть на беззащитную мышь,
которая внезапно укусила его. Да еще большими зубами.
— Откуда вам известно, что Америка имеет какое-то отношение к братьям
Дьем? Согласно тому, что я прочитал в газетах, наши руки чисты.
— Давайте не уклоняться от темы. Дело в том, что сейчас я слишком
популярен, чтобы убить меня. Или нет?
— Никто не хочет убивать вас, Амберсон. И никто не хочет искать дыры в
вашей истории. — Тут он невесело рассмеялся. — Если мы начнем их искать, она
вся разлезется. Слишком тонкая.
— На ходу сочиненные небылицы были ее коньком.
— Что?
— Г.Х. Манро. Также известный как Саки. Рассказ называется «Открытое
окно». Прочитайте его. Если возникает необходимость придумывать всякую чушь в

---

нужный момент, он может оказаться очень полезным.
Он пристально смотрел на меня, в его проницательных глазах стояла тревога.
— Я совершенно вас не понимаю. Это меня беспокоит. — На западе, где без
устали работали нефтяные скважины и горели газовые факелы, вновь прогремел
гром.
— Чего вы от меня хотите? — спросил я.
— Я думаю, когда мы начнем искать ваш след чуть дальше Деррина, или Дерри,
или как там он называется, мы ничего не найдем. Вы словно материализовались из
воздуха.
Он так точно описал процесс, что у меня чуть не перехватило дыхание.
— Мы хотим, чтобы вы вернулись туда, откуда явились. «Желтая» пресса
начнет обычные спекуляции, расписывая теории заговора, но мы гарантируем, что
ваша репутация останется незапятнанной. Если вас это волнует. Марина Освальд
поддержит вашу версию до последнего слова.
— Как я понимаю, вы с ней уже говорили.
— Вы понимаете правильно. Она знает, что ее депортируют, если она не
подыграет нам. Репортерам не удалось хорошенько вас рассмотреть. На
фотографиях, которые появятся завтра в газетах, будут лишь смазанные пятна.
Я знал, что он прав. Сфотографировать меня могли лишь в коридоре по пути к
кабинету Карри, а Фритц и Хости, оба мужчины крупные, вели меня под руки,
блокируя собой лучшие ракурсы. Опять же, я шел опустив голову, потому что яркий
свет ламп телевизионщиков бил по глазам. В Джоди моих фотографий хватало —
включая портрет в ежегоднике за тот учебный год, который я отработал от звонка до
звонка, — однако в эту эпоху отсутствовал не только Интернет, но и факс, так что
разыскать их и опубликовать могли только во вторник или среду следующей недели.
— У меня есть для вас история, — продолжил Хости. — Вы же любите
истории, верно? Вроде этого «Открытого окна»?
— Я учитель английского языка и литературы. Конечно же, я люблю истории.
— Этого парня, Джорджа Амберсона, совершенно сокрушило горе, вызванное
утратой подруги…
— Невесты.
— Невесты, точно, даже лучше. Потрясенный ее гибелью, он бросает все и
просто исчезает. Не нужны ему ни известность, ни бесплатное шампанское, ни
медали от президента, ни торжественные встречи в городах. Он хочет отгородиться
от всех и скорбеть в одиночестве. Американцам такая история понравится. Им все
время показывают подобные по телику. Называться она будет не «Открытое окно», а
«Скромный герой». И еще найдется агент ФБР, который подтвердит каждое слово и
даже зачитает заявление, которое вы оставите. Как вам такая история?
Чистой воды манна небесная — но я ничем не выдал своих чувств.

---

— Вы чертовски уверены, что я могу исчезнуть.
— Это точно.
— И вы не бросались словами, говоря, что я не исчезну на дне реки Тринити, во
исполнение приказа директора?
— Ничего такого не будет. — Он улыбнулся. Хотел меня ободрить, но заставил
вспомнить давнюю фразу из моих подростковых времен: