ВЕЛИКОЕ ДЕЛАНИЕ
Discite
Crux
Великое делание – прежде всего само создание человека, т.е. полное завоевание своих
способностей и будущего; в особенности же это – совершенная эмансипация воли,
утверждающей за ним мировое царство Азота и область Магнезии, т.е. полную власть над
универсальным магическим агентом.
Этот магический агент, который древние философы-герметисты скрывали под именем nepвой
материн, определяет формы могущей изменяться субстанции, и, посредством его
действительно, можно достигнуть превращения металлов и всеобъемлющей врачебной науки.
Это – не гипотеза, а уже испытанный и строго доказуемый научный факт.
www.koob.ru
Николай Фламель и Раймонд Луллий, оба бедняки, явно раздавали несметные богатства.
Агриппа же достиг только первой части великого делания и умер в нужде, единственно
стараясь овладеть самим собой и укрепить свою независимость.
Следовательно, существуют две зависящих одна от другой герметических операции: одна
духовная, другая материальная.
Впрочем, вся герметическая наука содержится в учении Гермеса, как говорят, первоначально
вырезанном на изумрудной таблице; я объяснил уже первые ее параграфы, теперь же
привожу остальные, относящиеся к процессу великого делания:
– Ты отделишь землю от огня, тонкое от плотного, – осторожно, с большим искусством.
Он восходит от земли к небу и снова опускается на землю, и получает силу, как от вещей высших, так и
от низших.
Посредством его ты получишь славу всего мира, и всякая неясность уйдет от тебя.
Это – сильное могущество всякой силы, ибо она победит все тонкое и проникнет все плотное.
Так создан был мир.
Отделить тонкое от плотного в первой, чисто внутренней, операции – значит, освободить свою
душу ото всех предрассудков и пороков, а это достигается употреблением философской соли,
т.е. мудрости, ртути, т.е. личной ловкости и работы, и, наконец, серы, изображающей
жизненную энергию и пыл воли. Этим способом превращаются в духовное золото наименее
драгоценные предметы и даже нечистоты земли. В этом смысле нужно понимать притчи
"собрания философов", Бернарда де Тревизан, Василия Валентина, Марии Египетской и
других пророков алхимии. Но в их сочинениях, также как и в великом делании, нужно искусно
отделять тонкое от плотного, мистическое от положительного, аллегорию от теории.
Если вы хотите прочесть с удовольствием и понять их, – нужно сначала понять их
аллегорически, затем перейти от аллегорий к реальностям посредством соответствий, или
аналогий, указанных в единственном догмате: Все, находящееся вверху, подобно
находящемуся внизу, и наоборот. Слово "ART", обороченное, или прочтенное по методу
священных первобытных писаний, т.е. справа налево, выражает своими тремя начальными
буквами различные степени великого дела. Т обозначает тройное, теорию и работу, R
реализацию, осуществление, и А – применение. В двенадцатой главе Ритуала я дам нужные
для приспособления рецепты великих учителей и, главным образом, тот, который находится в
герметической крепости Генриха Кунрата.
Теперь же я предлагаю моим читателям заняться изучением дивного трактата,
приписываемого Гермесу Тримегисту и называющегося "Минерва мира" (Minerva mundi).
Трактат этот находится только в некоторых изданиях произведений Гермеса и содержит в себе
под аллегориями, полными поэзии и глубины, учение о самосоздании существ или о законе
творения, являющегося результатом согласия двух сил, называвшихся алхимиками
"постоянным" (fixe) и "летучим" (volatil); в абсолюте эти силы называются необходимостью и
свободой. В этом сочинении разнообразие форм, распространенных в природе, объясняется
различием духов, и уродливости – расхождением усилий. Чтение и размышление над этим
сочинением необходимы для каждого адепта, желающего исследовать тайны природы и
серьезно взяться за исследование великого дела.
Когда учителя алхимии говорят, что для выполнения дел науки нужно мало времени и денег, в
особенности, когда они утверждают, что необходим только один сосуд, когда они говорят о
великом и единственном атаноре, которым все могут пользоваться, который у всех под
www.koob.ru
руками..., что люди, сами того не зная, обладают им, – они намекают на философскую и
моральную алхимию. Действительно, твердая и решительная воля в короткое время может
достигнуть абсолютной независимости, и все мы обладаем химическим инструментом,
великим и единственным атанором, который служит для отделения тонкого от грубого и
постоянного от летучего. Этот инструмент, совершенный, как мир, и точный, как сама
математика, изображается мудрецами символом пентаграммы, или пятиконечной звезды,
абсолютного знака человеческого разума. Я последую примеру мудрецов, и не назову его:
слишком легко угадать это.
Соответствующая этой главе фигура Таро была плохо понята Куртом де Гебелином и
Эттейллой, видевшими в ней только ошибку, сделанную немецким карточником. Эта фигура
изображает человека со связанными за спиной руками, с двумя мешками денег, привязанными
к подмышкам, и повешенного за ногу на виселице, составленной из двух древесных стволов, –
каждый с шестью обрубленными ветвями – и перекладины, дополняющей изображение
еврейского Taу; ноги его скрещены, и локти с головой образуют – треугольник. В алхимии
треугольник с крестом наверху обозначает окончание и совершенство великого делания, т.е.
тождественен по значению с Тау, последней буквой священной азбуки.
Следовательно, этот повешенный – адепт, связанный своими обязательствами,
одухотворенный – с ногами, обращенными к небу; это – также античный Прометей, в
бессмертных муках подвергающийся наказанию за свою славную кражу. Вульгарно это – Иуда,
предатель, и казнь его – угроза всякому, кто откроет великую тайну. Наконец, для еврейских
каббалистов, этот повешенный, соответствующий их двенадцатому догмату, учению об
обещанном Мессии – протест против признаваемого христианами Спасителя; и они как бы
продолжают говорить ему:
– Как можешь спасти других, ты, не сумевший спасти самого себя?
В Сефер-Тольдос-Иешу (Sepher-Toldos-Ieschu), антихристианской раввинической компиляции,
находится странная притча: "Иешу, – рассказывает раввин, автор легенды, – путешествовал с
Симоном Баржоной и Иудой Искариотом. Поздно и утомленные пришли они в уединенный
дом. Им очень хотелось есть: нашли же они только молодую, очень маленькую и худую гуску.
Для трех это было слишком мало; разделить ее значило раздразнить только голод. Решили
бросить жребий, но так как им страшно хотелось спать, "заснем, пока нам приготовят ужин, –
сказал Иешу, – проснувшись мы расскажем свои сны, и тот, кому приснится наилучший сон,
съест маленькую гуску". Так и сделали. Наконец они встали. "Мне снилось, – сказал святой
Петр, – что я был наместником Бога". "Мне, – что я был самим Богом", – сказал Иешу. "А мне,
– лицемерно возразил Иуда, – снилось, что я, став лунатиком, встал, тихо спустился вниз,
снял гуску с вертела и съел". Сошли вниз; но гуска действительно исчезла: Иуда видел сон
наяву.*
* Этот анекдот находится не в самом тексте "Сефер-Тольдос-Иешу", а в раввинических
комментариях к этому сочинению,
Эта легенда – протест еврейского позитивизма против христианского мистицизма.
Действительно, в то время, как верующие предавались прекрасным мечтам, осужденный
израильтянин, Иуда христианской цивилизации, работал, продавал, занимался ажиотажем,
становился богатым, завладевал реальностями настоящей жизни и был в состоянии одолжать
средства существования тем самым культам, которые так долго его осуждали. Древние
обожатели ковчега, оставшись верными культу туго набитого сундука, имеют теперь храмом
биржу и оттуда управляют христианским миром. Действительно, Иуда может смеяться и
радоваться, что он не спал, подобно святому Петру.
В древних, предшествовавших плену, писаниях еврейское Тау имеет вид креста, а это
подтверждает мое толкование двенадцатой пластинки каббалистического Таро. Крест,
www.koob.ru
производящий четыре треугольника, – также священный знак двенадцатерного, поэтому
египтяне называли его ключом неба. Эттейлла, запутавшись в своих долгих исследованиях,
желая примирить аналогические необходимости изображения со своим личным мнением (в
этом он подчинился влиянию ученого Курта де Гибелина), вложил в руку своего
выпрямленного повешенного, из которого он сделал "Благоразумие", герметический кадуцей,
состоящий из двух змей и греческого Тау. Но поняв необходимость Тау, или креста, на
двенадцатый странице книги Тота, он должен был бы также понять и многосложный и
великолепный символ герметического повешенного, Прометея науки, живого человека,
касающегося земли только мыслью, имеющего своим основанием небо, свободного и
принесенного в жертву адепта, открывателя, которому угрожает смерть, заговор Иудейства
против Христа, который кажется невольным признанием сокровенного божества Распятого, –
наконец, знак выполненного дела, законченного цикла, промежуточное Тау, в первый раз
резюмирующее, перед последним десятерным, знаки священного алфавита.
13. Мем. М.
Do'stlaringiz bilan baham: |