Тысячеликий герой

Рис. 9a. Сестра Медузы Горгоны преследует Персея, убегающего с

---

головой Медузы
Рис. 9b. Персей, убегающий с головой Медузы Горгоны
Силам хаоса нельзя легкомысленно бросать вызов. На Востоке
всячески 
подчеркивают 
опасность 
возникновения 
психического
расстройства при занятиях йогой в отсутствие компетентного наставника.
Медитации послушника должны соответствовать его успехам, чтобы его
воображение 
на 
каждом 
шагу 
могло 
быть 
защищено 
devatas
(соответствующими его видению богами), пока не наступит момент, когда
подготавливаемая душа сможет шагнуть вовне сама. Как очень мудро
заметил Юнг:

---

«Исключительно полезная функция догматического символа
заключается в том, что он защищает человека от прямого
восприятия Бога до тех пор, пока он не перестает опрометчиво
ставить себя под удар. Но если... он оставляет дом и семью,
слишком долго живет в одиночестве и слишком глубоко
вглядывается в темное зеркало, тогда на его долю может выпасть
страшное событие встречи. И даже тогда передаваемый из
поколения в поколение символ, пришедший в ходе столетий к
своему полному расцвету, может подействовать как исцеляющий
глоток воды и отвратить роковое вторжение живого божества в
освященное пространство церкви»
[309]
.
Волшебные предметы, которые охваченный паникой герой бросает за
спину — защитные толкования, принципы, символы, обоснования, все что
угодно — задерживают и поглощают силы сорвавшейся с цепи Небесной
Гончей, позволяя искателю приключений благополучно вернуться к своим
соплеменникам и, возможно, с даром. Но иной раз требуемая за это плата
оказывается непосильной.
Одним 
из 
наиболее 
потрясающих 
примеров 
бегства 
«с
препятствиями» является бегство греческого героя Ясона. Он отправился в
дорогу, чтобы добыть золотое руно. Выйдя в море на великолепном «Арго»
в компании великих воинов, он поплыл к Черному морю и, хотя в пути его
подстерегало множество невероятных опасностей, прибыл наконец в город
царя Ээта, расположенный за много миль от Босфора. За дворцом Ээта
была роща и дерево, где и висело охраняемое драконом руно.
Дочь 
царя, 
Медея, 
воспылала 
непреодолимой 
страстью 
к
прославленному чужеземному гостю, и, когда ее отец в качестве цены за
золотое руно потребовал выполнения неосуществимого задания, она
приготовила волшебное средство, которое позволило Ясону добиться
успеха. Задание заключалось в том, чтобы вспахать поле огнедышащими
быками с бронзовыми ногами, затем засеять его зубами дракона и убить
воинов, которые тут же должны были взойти. Но благодаря своей силе и
кольчуге, смазанной волшебной мазью Медеи, Ясону удалось управиться с
быками; а когда из семян дракона взошла армия воинов, он бросил камень в
самую середину поля, и это заставило их повернуться лицом к лицу, и
сражаться друг с другом, пока они не были уничтожены все до единого.
Влюбленная до безумия девушка провела Ясона к дубу, на котором
висело золотое руно. Его охранял дракон со страшным гребнем, языком с
тремя жалами и угрожающе изогнутыми клыками; но с помощью сока

---

определенной травы эти двое влюбленных усыпили грозное чудовище.
После чего Ясон сорвал трофей, Медея решила бежать вместе с ним, и
«Арго» вышел в море. Но царь незамедлительно отправился за ними в
погоню. Когда Медея увидела, что паруса отца сокращают расстояние
между ними, она убедила Ясона убить Апсирта, своего младшего брата,
которого она взяла с собой, и бросить куски расчлененного тела в море. Это
заставило царя Ээта остановиться, собрать куски и вернуться на берег,
чтобы с надлежащими почестями предать их земле. Тем временем «Арго»,
гонимый ветром, оказался вне пределов досягаемости для разгневанного
царя
[310]
.
В японских 
Записях о делах древности
представлена другая страшная
сказка, имеющая, однако, совершенно иной смысл, — о том, как Идзанаги,
всеотец начала времен, спустился в преисподнюю, чтобы вернуть из
страны Желтой Реки свою умершую сестру-супругу Идзанами. Она
встретила его у двери в преисподний мир, и он сказал ей: «О августейшая,
о любимая моя младшая сестра! Земли, что ты и я создавали, еще далеки от
завершенности; поэтому возвращайся обратно!» Она же ответила:
«Воистину прискорбно, что ты не пришел раньше! Я уже отведала пищи
этой Страны Желтой Реки. И все же меня покорила оказанная мне твоим
августейшим посещением честь, о восхитительный мой брат, поэтому я
хочу вернуться. Более того, я сама обговорю это с богами Желтой Реки.
Будь осторожен, не смотри на меня!»
Она удалилась во дворец; но так как она оставалась там очень долго,
Идзанаги устал ждать. Он отломал зубец от гребня, который придерживал
слева его августейшие волосы, поджег его как маленький факел, вошел и
огляделся. Тут он увидел разлагающуюся Идзанами, кишащую червями.
В ужасе от этого зрелища Идзанаги бежал обратно. Идзанами сказала:
«Ты открыл мой позор».
Идзанами послала в погоню за ним Отвратительную Женщину из
преисподней. Идзанаги на полном бегу снял со своей головы черную шапку
и бросил ее вниз. Она тут же превратилась в виноград, преследовательница
задержалась, поедая его, а Идзанаги смог оторваться. Но женщина,
возобновив погоню, стала догонять его. Идзанаги вытащил правый гребень
со множеством часто расположенных зубчиков, разломал его и бросил вниз.
Гребень тут же превратился в побеги бамбука, преследовательница стала
срывать и есть их, а Идзанаги бежал дальше.
Затем его младшая сестра послала в погоню за ним восемь богов грома
и с ними полторы тысячи воинов Желтой Реки. Вытащив саблю о десяти
рукоятях, что висела на его августейшем поясе, Идзанаги побежал,

---

размахивая ею позади себя. Но воины продолжали преследование.
Достигнув границы, разделяющей мир живых и страну Желтой Реки,
Идзанаги сорвал три персика, что росли там, подождал и, когда армия
приблизилась к нему, швырнул их. Персики из мира живых разбили
воинство страны Желтой реки, преследователи повернули и бежали прочь.
Последней настигла его сама августейшая Идзанами. Тогда Идзанаги
взял камень, поднять который было под силу лишь тысяче человек, и
загородил им путь. И разделенные камнем они стояли друг против друга,
обмениваясь прощальными речами. Идзанами сказала: «О августейший,
восхитительный мой старший брат, раз уж ты так поступил, то впредь я
сделаю так, что в твоем царстве каждый день будет умирать по тысяче
людей». Идзанаги ответил: «О августейшая, о очаровательная моя младшая
сестра! Если ты сделаешь так, то я сделаю, что каждый день полторы
тысячи женщин будут рожать»
[311]
.
Шагнув из созидательной сферы всеотца Идзанаги в область
разложения, Идзанами стремилась защитить своего брата-мужа. Увидев
больше, чем он мог вынести, он лишился наивных представлений о смерти,
но своей высочайшей волей к жизни поставил могучую скалу в качестве
оберегающей завесы, которая с тех пор для каждого из нас стоит между
нашим взором и могилой.
Греческий миф об Орфее и Эвридике и сотни аналогичных сказаний
по всему миру, так же как и эта древняя легенда Дальнего Востока,
внушают мысль, что, несмотря на известные неудачи, у героя есть
возможность вернуться с утерянной возлюбленной, оказавшейся по ту
сторону от ужасного порога. Малейший просчет, самое незначительное, но
решающее 
проявление 
человеческой 
слабости 
неизменно 
делает
невозможным открытие взаимосвязи между мирами, так что возникает
искушение почти поверить, что если бы этой небольшой досадной
случайности можно было избежать, то все было бы хорошо. Однако в
полинезийских вариантах романтической истории, в которых влюбленной
паре обычно удается убежать, и, скажем, в греческой комедии 
Алкеста
, где
мы также имеем счастливое возвращение, результат отнюдь не вселяет
надежды, а лишь указывает на сверхчеловечность свершившегося. Мифы о
неудаче трогают нас трагедией жизни, а мифы об успехе — всего лишь
своей невероятностью. И все же, для того чтобы мономиф выполнил свое
обещание, 
мы 
должны 
увидеть 
не 
человеческие 
неудачи 
или
сверхчеловеческие успехи, а человеческий успех. В этом заключается
проблема критического момента на пороге возвращения. Вначале мы
рассмотрим ее в сверхчеловеческих символах, а затем поищем

---

практические наставления для исторического человека.