Смысл и назначение истории. Пер с нем

2. Непостижимость целого 
Целое в планирующем мышлении есть, во-первых,
 идея общего 
состояния, к которому стремятся программы; во-вторых, конкрет­
ное
 всемирно-историческое
положение в настоящем. 
Могущественными факторами являются, правда, своекорыст­
ные интересы, объединенные в группы общего интереса. Однако 
выступают они, как бы представляя
 общие интересы.
В
 програм­
мах
как духовных образованиях общие интересы выступают в 
изначально гетерогенных образах: в виде утопии правильного 
устройства мира, обеспечивающего существование массы в со­
стоянии вечного мира; в виде метафизики бытия государства 
самого по себе, которому должно быть подчинено все остальное; 
в виде этоса, который утверждает изменение мира, опираясь на 
фактические силы, существующие в данный момент, и не желает 
ничего знать о будущем, ибо это движение должно открыть непред­
видимое будущее; в виде этоса самоограничения со стороны 
государства и общественного аппарата в пользу неприкосновен­
ных прав человека и пространства, предоставляющих сферу 
348 

---

действия возможному бытию людей в его многообразии; в виде 
исторической жизни народа как нации. 
Эти образы борются в духовной сфере и становятся побуди­
тельными основаниями для смутных ранее мотивов. Но каждый 
из них становится неистинным в качестве
 тотальной программы, 
поскольку она претендует на абстрактную всеобщность. Ибо по­
литическая деятельность проистекает всегда из конкретной исто­
рической ситуации в
 необозримом целом
; каждый человек, каж­
дая группа и каждое государство находятся только в единствен­
ном месте, а не повсюду; всему присуща лишь
 его
возможность, 
а не возможность человечества вообще. Политическая деятель­
ность — это действительность, схваченная в борьбе в ее послед­
ней зависимости и открывающая в фактическом результате свою 
сущность. 
Однако то, что сегодня
 фронты борьбы
неясны, делает столь 
необычайно трудным в определенной борьбе этих фронтов пере­
мещение из неопределенной воли в подлинную волю. 
Так, например, понятие
 народа
в качестве целостности, о бытии 
которого идет речь, сегодня вызывает сомнение, которое не пре­
одолено. Стремления к национализации во всем мире более 
нетолерантны, чем когда-либо, хотя нация рассматривается в них 
лишь как усредненная общность языка в ассимиляции, прибли­
жающейся к нивелирующему типу. Нация перестает быть под­
линным народом там, где ее принуждают принять несвободу 
такого самосознания. Наоборот, многие отрицают националь­
ность, считая ее ложным фронтом чуждых им интересов, и верят 
в неисторический характер народа, присущий всем родственным 
по своей судьбе массам исторических народов. 
Как
 националистический народ,
так и неопределенный
 народ 
массы,
обеспечиваемый в своем существовании, подавляют се­
годня изначальное, связанное с темной основой самобытие своего 
народа. Ясному сознанию уже невозможно вступить в фронт их 
борьбы. Тот, кто действительно хочет участвовать в судьбе чело­
века, должен достичь более глубокой основы.
 Историчность
соб­
ственной сущности в духовной традиции, покоящейся на глубокой 
основе преемственности крови, есть — когда об этом дискутируют 
и спрашивают — не просто действительная сила судьбы в ее дан­
ности, а лишь в том случае, если она взята и воспринята из сво­
боды. Страшная ситуация современного человека проявляется, 
когда он не может больше верить в свой народ в тех образах, 
посредством которых он обладает своей нынешней объектив­
ностью и выражает свои требования, но вынужден погружаться 
в более глубокие слои, из которых он либо выводит субстанциаль­
ную историчность своего бытия, либо падает в бездну. 
Судьба не может быть насильственно создана в соответствии 
с идеалом. Она открывается только в