|
Изобразительное искусство: вчера, сегодня, завтра
сознании от библейской сюжетности. Тогда движения вскинутых рук сопровождающих Ма-
рию — резки и тверды одновременно — читаются как уверенное открытие двери в храм,
Небесный Иерусалим. Конструктивная четкость, диагональный рефрен, контрастность чер-
ных грифельных дуг и кольца белил формируют напряжение встречи, встречи человечества
(Симеон) с Богом.
«Посредническая функция, с точки зрения религиозного сознания, не только не унижает
изобразительность, но — напротив — утверждает ее безусловную духовную ценность. Этой
функции неизменно верны все формы средневековой изобразительности <…>. Все они —
суть формы посредничества, и все они сплочены изначальным Словом» [2, с. 6]. Но и сло-
во учителя, наставника, открывающего жаждущему в мир познания искусства, тоже важно:
«энергийный ангел лучится», «иероглифом тайный смысл обозначен в древних фактурах»,
«все звездою ветхозаветной освящено» — эти и другие поэтические метафоры вдохновля-
ли А. В. Кондратьева [7, с. 3]. Так, в рассматриваемой работе художническими акцентами
смещена главенствующая роль сюжетного изображения. Симеон, олицетворяющий Старую
церковь, в оригинале с помощью визуального эффекта (храм за его спиной занимает всю
правую половину иконы) представляется не только оплотом и мощью, но и высшей степе-
нью долгожданного ожидания (склоненный в глубоком поклоне корпус, молитвенно протя-
нутые вперед руки). В то время как аналитическая копия выдвигает в главные действующие
лица Богоматерь: роль Богоприимца важна, но степень влияния уменьшена объемом храма
и сужающей кривизной его архитектуры. Фигура Марии уже не выглядит столь хрупкой
по сравнению с Симеоном, а высветление нимба вокруг ее головы белилами четко определя-
ют цветовой и световой центр изображения. Рефлекс белого на парапете тыловой стены лишь
усиливает значимость ее образа. Изменение сюжетной истории? Игра мысли? Нет, аналити-
ческий метод творческого мышления, «позволяющий расчленять объект на составляющие»,
нуждающийся «в дополняющем его синтезе, без которого не осуществимо восстановление
целокупности этого объекта. Большие мастера в своем индивидуальном восприятии мира
не упускали из виду его законопорядок. Картина же, как своеобразный скол модели мира,
отвечает определенному мировосприятию живописно-пластических идей» [19, с. 6].
Позволим допущение, что в сотрудничестве ученика и мэтра-наставника разгорелась
искра свободы творчества, но основанная на традициях, способных привести художника
и зрителя к взаимному пониманию. По выражению искусствоведа С. М. Даниэля, «традиция
и есть то условие, при котором может состояться их встреча, ровно как произведение есть
“условное место” встречи» [4, с. 7].
Содружество, основанное на глубоком почитании наставника, — именно так можно
определить взаимоотношения ученика и учителя, лишь крепло с годами, приобретая новые
формы. Так, к примеру, в 1981–1987 гг. проходили совместные с выпускниками ЛВХПУ лек-
ции-выставки А. П. Зайцева по вопросам композиции и формообразования по материалам
СНО. На этих мероприятиях, зачастую обозначенных как выставка-брифинг, подробно раз-
бирались композиционные схемы, устраивался показ рисунков, отражающих каждый этап
построения картины. Можно перечислить выставки в Ленинграде и Гатчине, Резекне и Вал-
миере, Таллине и Мурманске. В них, наряду с Т. Гудовой, А. Арестовой, Б. Ефремовым,
Н. Будылиным, Е. Нарциссовой, Г. Гарвардом, Т. Агабабаевой, И. Князевым и др., всегда
принимал участие А. В. Кондратьев.
Вообще, А. П. Зайцев — и камертон творческого пути А. В. Кондратьева, и непререка-
емый авторитет: вместе они совершали путешествия в Украину и на далекий и архаический
дикий Восток (1977 и 1979–1980) в поисках новых тем. Работы «Азиатского периода» — соч-
ного, густого, жаркого колорита. Ранние лиричные сюжеты вытеснены иной, «дикой», реаль-
ностью. Сцены повседневной жизни людей выходят в приоритет: веками неизменная жизнь
в Азии анахроничностью существования напоминала библейские сюжеты: в живописных
263
Do'stlaringiz bilan baham: |
