С. В. Иванова з. З. Чанышева лингвокультурология: проблемы, поиски, решения монография

her premiership (из газет) смысл вычитывается легко: заставить противников перестать оказывать сопротивление и согласиться с предлагаемым решением.

2. 
   Уровень денотативного значения, которое на поверхностном уровне содержания включает отсылку на этнокультурные смыслы, закрепившиеся за данным значением и актуализируемые им в коллективном сознании, напр., Houston, we have a problem - Это выражение использовалось американскими астронавтами во время телесеансов с сотрудниками НАСА. Теперь его используют в любой затруднительной ситуации. С этнокультурными смыслами связана денотативная семантика английских слов dinner, lunch, luncheon.
   
3. 
   Уровень коннотативного значения, которое указывает на образную, эмоционально-оценочную, экспрессивную, стилистическую составляющую, напр., clever - able to understand and learn things quickly: used especially in British English. In American English clever often means not only intelligent, but also slightly dishonest. В американском варианте данное слово вызывает не только положительные, но и отрицательные коннотации.
   
4. 
   уровень ассоциативных смыслов, лежащих в основе типичных, воспроизводимых вторичных метафорических смыслов, напр., в английском языке названия отрицательных эмоций (hatred, loath, mistrust, jealousy, envy, etc) вызывают аналогию с ядами и болезнями, что проявляется в наделении этими дополнительными смыслами входящих в соответствующее поле единиц: to be eaten up by hatred, guilt gnawed away at him, mistrust had poisoned their relations, he made a venomous attack.
   
5. 
   уровень реализации знака культуры в знаке языковом. Данная ситуация охватывает все случаи представления в языковых единицах знаков культурных семиотических кодов, что выдвигает задачу двойной смысловой интерпретации «знака-в- знаке»: на уровне смыслов, порождаемых единицей языка, и этнокультурных смыслов кодов культуры, отраженных в языке. Например, в соматических единицах jab a finger, jerk a finger, snap a finger, crook a finger, cock a thumb их содержательная и формально-языковая составляющие в семантическом поле языка взаимодействуют с функциональными и акциональными аспектами отраженного знака невербального кода культуры, который содержит
   

информацию об андрогенном характере соответствующих жестов, закрепленном в смысловом пространстве культуры.
При обсуждении этнокультурных смыслов мы обращаемся к национально-культурному пространству, где эти смыслы постоянно возобновляются. Как следует их предыдущих разделов, они активизируются в пределах этнического когнитивного пространства, в котором формируется система знаний и представлений, накопленных лингвокультурным сообществом. Кроме того, необходимо принимать во внимание этнокультурное пространство, которое образуют представления о феноменах культуры (предметах, ситуациях, событиях), сложившиеся в сознании этноса [Алефиренко 2006]. Поскольку представления носят стереотипный характер, они дают возможность увидеть в них те инварианты знаний и представлений, которые образуют когнитивную базу [Красных 1996], единую для всех представителей коллектива.

4. 
   Аспекты ревербализации этнокультурных смыслов
   

Возникающие в межкультурном общении конфликтные ситуации и состояние культурного шока, испытываемого человеком, использующим иностранный язык в инокультурной среде, можно объяснить разными причинами. Чаще всего это связано с недостаточным знанием иностранного языка, а именно семантики языковых единиц, сферы их употребления и их прагматического потенциала (С.Г. Тер-Минасова, M. Agar, E. Hall, J. Roth). По данным исследователей диалога культур и факторов риска в межкультурном общении (см. Л.И. Гришаева, А.П. Садохин, И.А. Стернин, M. Bennet, H.D. Fischer), главной причиной возникновения культурного шока как особого психо-соматического состояния являются не проблемы с иностранным языком, а процессы аккультурации субъекта межкультурной коммуникации. Вероятно, следует признать правомерность и справедливость разного рода толкований и объяснений этого феномена, но вместе с тем попытаться воздержаться от абсолютизирования одних факторов за счет умаления других. По меньшей мере, чрезвычайно важно учитывать сложнейшую природу межкультурного общения, в которое участники вступают с накопленным багажом знаний о родном языке и языковых механизмах, культуре речевого общения, сложившимся менталитетом, этнокультурным сознанием и языковой картиной мира, а также этнокультурным опытом проживания в данной среде. Если исходить из предпосылки о том, что весь комплекс сведений о мире имеет культурную специфику, то следует признать, что все виды смыслов, реализующихся как в явной, так и в неявной формах, включающих в ситуациях общения человека с человеком и человека с текстами пресуппозицию, подтекст, коннотации, ассоциации и т.д., имеют этнокультурную подоплеку и должны исследоваться как продукт взаимодействия разных составляющих: языка, культуры, этноса, культурно-языковой личности [Чанышева 2006].
Исследование этнокультурных смыслов, имеющее как теоретическую, так и практическую значимость, может быть успешным, если учитывать их наличие на всех уровнях смыслового декодирования письменного и устно-речевого дискурса. Прежде чем обсуждать уровни анализа смысла, отметим, что сама способность понимать текст и собеседника имеет культурологическое измерение, поскольку она формируется у человека в определенном коллективе, не является врожденной и в значительной степени испытывает на себе влияние сложившихся в данном этнокультурном сообществе стереотипов. Манипулируя словом в родном языке, человек склонен интерпретировать даже его понятийное содержание под воздействием мировоззрения в данной этносреде.
В современной науке выделяют три уровня анализа смысла: (а) семантизированное декодирование, обусловленное общей семиотической схемой анализа информации об объекте текста (дискурса) и его авторе; (б) когнитивное декодирование, характеризующееся спецификой познавательной информации, заключенной в тексте (дискурсе); (в) интерпретирующее декодирование, связанное с «переводом» смысла текста (дискурса), заложенного в него автором, в систему знаний, оценок, предшествующего опыта и т.д. реципиента [Потапова, Потапов 2006]. В приведенной классификации возражение вызывает неудачный термин, обозначающий третий вид декодирования, поскольку во всех случаях мы имеем дело с интерпретацией, поэтому более уместным представляется термин лингвокультурологическое декодирование, учитывающее специфику лингвокультурологического анализа. Многоуровневый подход способен раскрыть в тексте как организованном «многомерном смысловом пространстве» разные составляющие, включающие авторскую интенцию, ценностные ориентации, культурные коды, культурно-специфические смыслы. Так, например, в лингвокультурологических исследованиях выделяют три слоя культурно-ценностной информации в процессе интерпретации культурной коннотации: (1) соотносимый с архетипическими формами осознания и моделирования мира, мифологическими и религиозными представлениями, социокультурными установками в ритуалах, этикете и др.; (2) соотносимый с кодами культуры, образующимися в результате переосмысления предметов (человек, животный и растительный мир, действия человека и т.д.) в культуре и образование кодов культуры (антропный, цветовой, зооморфный и др.); (3) установление роли символов, эталонов, стереотипов и др.) [Ковшова 2002]. Причем, как было подчеркнуто в предыдущих разделах, культурно-специфические смыслы слов отличаются, с одной стороны, от общечеловеческих универсальных смыслов, сближающих людей, представляющих разные языки и разные культуры. Они определяют успех любого человеческого общения в условиях культурного диалога как по «вертикали», то есть между культурами разных исторических эпох, так и по «горизонтали», то есть диалога разных культур, сосуществующих во времени. Так, например, в английском высказывании Lord, giving a great picnic to five thousand people (D.H. Lawrence) актуализируется общечеловеческий смысл, связанный с евангельской легендой о том, как Иисус насытил 5 тысяч людей «пятью хлебами ячменными и двумя рыбами».
С другой стороны, культурно-специфические смыслы не следует смешивать с личностными смыслами, поскольку они образуют национальные смыслы языковых единиц, в то время как личностные смыслы определяются внутренним субъективным опытом конкретного индивида. В силу этого личностные смыслы, определяющие многоголосие интерпретаций слова, практически невозможно исчислить. Они соотносятся с внутренним миром субъекта, его предшествующим знанием, переживаниями, настроением, определяются уровнями развития личности, поэтому при интерпретации содержания текста/дискурса языковая модель, заложенная в него, воспринимается личностью лишь в том объеме, который зависит от уровня развитости данной личности.
В тексте значительная часть смыслов предполагает не только сознательное, но и подсознательное, зачастую не осознавамое человеком владение сведениями и знаниями. Отсюда вполне закономерен интерес исследователей к специфике человеческого сознания. По мнению Л.А. Нефедовой, сознание человека обладает особенностью представлять множество ментальных образных пространств как в социо-культурном, так и индивидуально-личностных мирах, что обеспечивает множественность интерпретации и восприятия неявно выраженных смыслов [Нефедова 2001]. Согласившись в целом с мыслью о множественности и неоднозначности восприятия и интерпретации скрытых смыслов, считаем возможным уточнить некоторые положения автора. Во- первых, правильнее было бы вести речь о множестве ментальных образных пространств языковой картины мира не в социо-культурном, а в этнокультурном варианте, который выполняет роль объединяющего начала для данного этноса. Во-вторых, едва ли правомерно говорить о существовании социо-культурного инварианта, поскольку социо-культурный фактор связан скорее с вариативностью в рамках одной культуры (ср. субкультуры, контркультуры, массовая, поп и элитная культура), осложненной вариативностью в плане социальной дифференциации сообщества.
В лингвистике декодирования текста противопоставляют когнитивные модели понимания (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Т. Ван Дейк, Ч. Филлмор и др.) и концепции техник понимания (см.
А.А. Залевская, Г.И. Богин и др.). Первый подход основан на знании множества знаков культуры, фоновых сведений, специфики организации и «упаковки» знаний в разных структурах. В отличие от когнитивистов, Г.И. Богин полагает, что одно лишь многознание не может обеспечить полноценное понимание текста, возникшего в рамках другого менталитета и культуры [Богин 2000]. Разрабатывая концепцию рефлективной реальности реципиента как «отстойника опыта», ученый делает вывод о потенциальной способности человека категоризировать что угодно при всем различии пережитых каждым человеком ситуаций. Практика применения разных моделей понимания текста показывает, что они могут быть задействованы на разных уровнях текста, тем самым дополняя друг друга и помогая понять культурно-специфические смыслы.
Признавая исключительную важность культурно - специфических смыслов в межкультурной коммуникации, можно предположить, что они образуют водораздел «своего» и «чужого» пространств, поскольку их общность цементирует сообщество, образуя своего рода «культурную сердцевину», а несовпадения свидетельствуют о чужой «смысловой территории». Для снятия потенциальных источников создания культурных конфликтов возможно использование разных приемов и методов ревербализации культурно-специфических смыслов на уровне отдельных единиц лексической системы языка, поскольку «слово относится к сознанию, как малый мир к большому, как атом к космосу» [Выготский 1982: 336], «в слове - все наше культурное богатство, накапливаемое в течение веков» [Лосев 1990:38].
Приемы ревербализации этнокультурных смыслов могут варьироваться для актуализации семантики единиц разного уровня, также может варьироваться и объем опорного культурно-смыслового контекста. Национальные смыслы могут ассоциироваться с двумя разрядами единиц, выделяемых в лексике на этнокультурном основании: (а) специфично-культурной и (б) уникально-культурной лексики [Чанышева 2006]. В первом случае обнаруживается частичное сходство как в «значенческом», так и в смысловом пространстве соотносимых единиц. Вторая группа единиц охватывает языковые реалии, которые вызывают в сознании носителей языка те или иные неповторимые этнокультурные смыслы. Анализ англо-русских соответствий показывает необходимость дифференцированного подхода к различным вокабулам.
В случае частичного совпадения смысловых зон составители словарей нередко ограничиваются проведением параллели между аналогичными явлениями в двух этнокультурах, чтобы смысл был понятен (отмывание денег - hot money recycling). Подобные аналогии оправданны в тех случаях, когда культурно-специфический смысл известен в разных языках и этнокультурах, хотя он и облачен в «национальные одежды», ср. английское выражение He won’t set the Thames on fire (Он пороха не выдумает, он звезд с неба не хватает) имеет схожие соответствия во французском и немецком языках, в которых ссылаются на Сену и Рейн соответственно с тем же культурным смыслом. Однако практика межкультурного общения показывает недостаточность данного способа ревербализации этнокультурных смыслов, поэтому чаще приходится объяснять смысловые различия между ними (показуха - show-off, window- dressing: the art or practice of arranging goods in a shop window to give good effect and attract customers)(LDELC). Нередко необходимо воспроизвести в культурно-смысловом контексте некоторые элементы лингвокультурной ситуации, в рамках которой появилось и функционирует то или иное явление, подчеркнув различия в оценках, ассоциациях, культурных коннотациях, образах. Так, например, английское слово bankable, на первый взгляд, ничем не примечательно и имеет словарное соответствие приносящий доход; принимаемый или пригодный к учету (НБАРС). С 50-х годов в Голливуде это слово приобретает новый культурно-специфический смысл, поскольку им начинают обозначать кинозвезд, сценаристов или режиссеров, имена которых способны обеспечить кассовый успех фильма в прокате и выгодное капиталовложение, After a few modest successes Woody Allen suddenly became bankable indeed [Locket1997]. Значительные расхождения можно наблюдать в объеме культурно-специфических смыслов, которыми обрастают единицы терминологических систем. Можно проиллюстрировать это на примере финансовой терминологии, которая отражала особенности систем бухгалтерского учета в нашей стране и на Западе. Так, в английском языке слово asset способно передавать смыслы далекие от понятия «денежное», ср. The President is no longer an asset to his party. Так в США говорят о непопулярном президенте, который не в состоянии помочь своей партии в предвыборной борьбе [Палажченко 2003].
Уникально-культурная лексика, являющаяся активной базой порождения неповторимых этнокультурных смыслов, в условиях тесных межъязыковых и межкультурных контактов сегодня легко пересекает границы, первоначально, как правило, в прямом значении в связи с заимствованием понятий, идей, практик и т.д., ср. racket (an illegal activity that makes money) - рэкет. Однако, культурно­специфические смыслы переносятся в иное смысловое пространство гораздо позже, либо не заимствуются вовсе, что естественно выдвигает проблему их ревербализации для представителей иной этносреды. Так, упомянутое выше слово, впервые появившееся в США, приобрело в словосочетании information racket дополнительные культурно­специфические смыслы в английской политической речи (a special type pf trading of editorial space dossiers containing or implicating materials put together on private companies when money is then demanded from either the compromised companies for not making the incrimanating information public or from their competitors for exactly the opposite), которые без труда проникли в смысловое пространство российского политического дискурса информационный рэкет с аналогичным смыслом оказания давления на противника методом шантажа.
Таким образом, ревербализация культурно-специфических смыслов может рассматриваться в качестве решающего условия успешности межкультурного общения, обеспечивая возможность для снятия языкового и культурного шока.

4. 
   Специфика культурной коннотации как формы экспликации этнокультурных смыслов
   

Проблема исследования культурной коннотации языковых единиц возникает в недрах новых научных парадигм языка, в которых объект изучения локализован в более широком, по сравнению с традиционным, контексте, включающем прежде всего контекст культуры. Хотя факт наличия культурной коннотации языковых единиц не вызывает сомнений, а незнание или игнорирование её как в условиях внутрикультурного, так и межкультурного общения чревато многими серьезными последствиями, многие вопросы в отношении данного феномена находятся на этапе осознания и осмысления. В первую очередь это касается понимания сути культурной коннотации, её природы и механизма экспликации. Не менее очевидно и то, что методы и инструментарий исследования культурной коннотации не могут не учитывать специфики её проявления в общении внутри одной культуры и на стыке разных культур.
Выделение культурной коннотации как автономного объекта лингвокультурологического исследования произошло сравнительно недавно, поэтому вполне объяснимо отсутствие единого понимания и общепринятого определения данного явления, определение его места в терминологическом аппарате исследования области этнокультурных смыслов и установление соотношения с устоявшимися смежными терминами, а также обоснование необходимости введения данного понятия в теоретико-концептуальный метаязык лингвокультурологии и межкультурной коммуникации. Рассмотрим некоторые из перечисленных выше вопросов.
Понимание природы культурной коннотации и её трактовка как базовой лингвокультурологической категории исходит из необходимости и целесообразности признания за ней особого статуса как явления отличного от лексической коннотации, что предполагает установление наиболее существенных признаков данного понятия.
Как известно, трактовка семантики, начиная с Л. Блумфилда, опиралась на узкое понимание коннотации как дополнительной к денотативному значению информации, связанной с употреблением слов различными социальными группами, в различных говорах, постепенно охватывая в более широком толковании другими исследователями всю область субъективных смыслов. Традиционно, хотя и с большими расхождениями во взглядах по поводу отдельных её компонентов и их статуса, к сфере коннотации слова относят разные виды лексической модальности, связанные с экспрессивно-образными, стилистическими (И.В. Арнольд, А.В. Филиппов), оценочными, эмоционально-образными значениями (Э.В. Азнаурова, Е.М. Вольф, Л.А. Сергеева, В.Н. Телия, В.И. Шаховский и др.).
В более тесной связи с семантическими категориями и соотнесенности с ментальными пространствами рассматривается коннотация в концепции Л.М. Васильева, который выделяет типы коннотативов, связанных с семантическими полями эмоциональности, оценочности, компаративности, градуативности, обстоятельственности [Васильев 1990]. В зависимости от типа коннотативы выражают эмоциональное отношение к обозначаемому, эмоциональную или интеллектуальную оценку, очень высокую / очень низкую степень проявления признака, сравнение или обстоятельственную характеристику. Что касается стилистических свойств слов, они отнесены автором к сфере значимостей и приурочены к определенным типам речевых ситуаций. Важно также подчеркнуть, что вся область коннотативов отнесена к содержанию значения как знака, изучаемому теорией значения, в то время как смысл, понимаемый как результат применения языкового значения к конкретному денотату, совместно с энциклопедической, ситуативной и контекстуальной информацией, является объектом исследования в теории референции [Васильев 2006: 121].
В контексте исследований функционирования языка в речевом общении коннотация, отнесенная к области прагматической информации, становится объектом пристального изучения, хотя у лингвистов нет общепринятого термина для обозначения этого слоя значения. Но подчеркивается, что прагматический слой значения противостоит денотату и сигнификату слова, поскольку в нем содержится информация об отношении человека к объекту, адресату сообщения и о речевых действиях, выполняемых с помощью некоторой лексемы. Некоторые исследователи, используя ряд тестов, пытаются противопоставить лексическое значение и коннотацию на том основании, что первое понимается как толкуемое предметно - понятийное значение, а второе - как не входящая в толкование лексического значения характеристика, приписываемая лексической единицей референту (Л.Н. Иорданская и И.А. Мельчук) (цит. по [Залевская 2005]).
С точки зрения Г.И. Берестнева, языковую коннотацию толкуют либо узко как категорию оценки, либо шире - как категорию познавательной и культурной сфер (напр., Й. Бартминьский) [Берестнев 2008]. Ученый склонен поддержать второй подход, полагая, что коннотация представляет собой явление когнитивного порядка, формирующееся в результате освоения человеком окружающего мира, в основе которой лежат имеющиеся у носителей языка общие культурные знания о фактах действительности [там же: 53].
В обзоре работ по коннотации Н.Ф. Алефиренко отмечает значительный разброс мнений относительно её лингвистического статуса, и в особенности знакового характера коннотации, так как она толкуется некоторыми в виде составной части семантического содержания, другими выводится из области языковой семантики, третьими рассматривается как элемент сигнификата, импликационала, потенциально ассоциативной энергии слова и т.д. [Алефиренко 2005]. Анализ разных подходов показывает, что под понятие коннотации подводятся разные по своей природе явления, некоторые из которых можно квалифицировать как лексическую коннотацию, в то время как другие едва ли правомерно относить к ней, поскольку они существуют в пространстве вне языка. Собственная точка зрения автора, высказываемая им в связи с оценочной модальностью, состоит в том, чтобы относить её к понятийному содержанию, так как отражаемые оценочными семами признаки присущи обозначаемому предмету [там же: 168]. Следовательно, коннотация есть не столько отношение человека к предмету, сколько его объективная характеристика.
Анализ работ в области языковой коннотации показывает, что основная причина расхождений в понимании данного явления определяется в первую очередь тем, что она толкуется расширительно, охватывая как коннотативные смыслы, закрепившиеся в содержании языковых единиц, так и культурные коннотации, не входящие в пространство языка. Обобщая анализ различных толкований коннотации как лингвистического феномена, Л.А. Калимуллина объединяет их в две группы, представленные широким (экстралингвистическим) подходом и узким (семасиологическим) подходом [Калимуллина 2006]. Причем сторонники широкого толкования коннотации относят к ней и социально-политические, и этнографические, и культурологические и другие отношения и оценки, которые выражаются языковыми и внеязыковыми средствами.
В относительно недавних работах (Ю.Д. Апресян, И.М. Кобозева, Г.Е. Крейдлин, В.Н. Телия и др.) коннотацию понимают как семантическую ассоциацию, культурный стереотип представлений, связанных со словом, семантическую ауру слова из-за трудноуловимости, невыводимости из семантики и неформализуемости этой информации [Кронгауз 2001].
Термин культурная коннотация впервые начинает использоваться в трудах ученых, которые, во-первых, осуществляют изучение языковых единиц в контексте культуры и межкультурной коммуникации; во-вторых, широко используют стратегии интерпретации языка его носителем; в-третьих, прибегают к объяснению языковых фактов вместо констатации их употребления. В трудах ученых, обратившихся к сопоставлению языков для решения проблем лингводидактики и перевода (Керквуд, Э. Косериу, Л.В. Щерба), в поле зрения попадают явления, которые вскрывают специфичную для каждого языка коннотацию соотносимых слов. Хрестоматийными примерами специфики культурной коннотации являются русское слон (топтать, как слон; как слон в посудной лавке) и английское elephant (very large, slow, and not graceful); английское head [MED] и его соответствия в немецком: Kopf вызывающее коннотацию с интеллектуальными способностями, и Haupt, обозначающее часть тела и не имеющее дополнительных коннотаций.
Исследование коннотации с точки зрения её языковой и культурной специфики позволило сформулировать ряд закономерностей. Например, обозначения одного и того же животного могут иметь разные коннотации в одном языке, ср. ишак - человек, выполняющий самую тяжелую и неприятную работу (ишачить) и осел

•