С. В. Иванова з. З. Чанышева лингвокультурология: проблемы, поиски, решения монография

speculator, stock-market speculator (BBI). В русских сочетаниях преимущественно конкретизирована или усилена отрицательная оценка лица, содержащаяся в словарной дефиниции, в то время как в типичных английских сочетаниях происходит конкретизация сферы деятельности, в которых лицо участвует профессионально, при этом положительная оценка имплицирована словарным значением единицы.

3. 
   Ценностная составляющая значения, относящаяся к историко­культурным, нравственным, духовным и иным ценностям, имеющая важность и значимость для представителей некоторого коллектива. Обращает на себя внимание тот факт, что подобно другим компонентам содержания эта составляющая значения подвержена изменениям и нередко ценностный знак может меняться, приобретая совершенно противоположный смысл, ср. в русской культуре происходит сегодня под влиянием кризиса привычных ценностей девальвация знака в сочетании «Герои нашего времени», под который подводятся такие понятия как «героиня недели» (Ксения Собчак), «герой месяца» (олигарх, купивший роскошную яхту) и т.п. Для участников межкультурного общения необходима опора на многие лексикографические источники и словари культурологической направленности, способные восполнить ту часть содержательной культурно-значимой информации, которая не может быть изначально известна представителю иной культуры. Например, выражение финансировать по остаточному принципу напрямую указывает на существующие низкие ценностные приоритеты в обществе того, о чем идет речь, однако данная культурная информация едва ли будет автоматически присутствовать в сознании его интерпретатора в другом социуме и вызывать в данном контексте to finance on the left-over principle мысли о таких важных сферах жизни как образование, здравоохранение и культура.
   

Исследователи отмечают этнокультурный информационно­ценностный потенциал паремий и пословиц, которые не только раскрывают глубины языковой символики, но и реагируют на изменение ценностных предпочтений культуры [Молчанова 2007]. В трудах культурологов разработаны типы культур в зависимости от доминантных культурных ценностей [G.Hofstede, T. Parsons, В.В. Кочетков и др.], тем не менее нельзя не признать того, что ценностный мир культуры очень многообразен, и в нем постоянно происходят изменения.
Вторая категория трудностей, снижающих порог взаимопонимания в межкультурном общении, связана с так называемыми культурными знаками и обнаруживает себя в наличии этнокультурных смыслов и культурных коннотаций. И те и другие являются формами проявления культурной информации, закрепленной в разных языковых формах, либо активируемой ими. По мнению ведущих лингвокультурологов, репертуар культурных знаков достаточно широк, здесь же необходимо подчеркнуть, что их качественное разнообразие естественно определяет и многообразные формы их представления в языке не только на разных уровнях языковой системы, но и в лексических единицах разной природы. Вероятно, многообразие языковых форм, структур, языковых клише и формул, соотносящихся с культурными знаками, может быть одной из причин возникновения ситуаций неполного или неадекватного понимания, поскольку отсутствие единообразных повторяющихся маркеров культуроносности содержания той или иной единицы может скрыть это качество от представителя иной культуры. В работах по межкультурному общению авторы часто используют термин (социо)культурные коннотации, хотя толкуют его по-разному. Согласно узкому толкованию, это коннотации, имеющие культурную обусловленность и культурологическую маркированность. По более широкой версии, это любые дополнительные оттенки значений, которые обусловлены особенностями культуры и общественной жизни [Тер-Минасова 2007: 148]. Правда, нередко для иллюстрации подобных коннотаций приводятся, как правило, примеры из одних и тех же групп культурно-маркированной лексики (зоонимы, имена собственные и т.п.). Думается, что широкий подход к культурной коннотации позволяет увидеть в ней явление, принципиально отличное от языковой коннотации, поскольку, с одной стороны, это понимание раздвигает границы того, что здесь следует относить к коннотации, а это намного шире по сравнению с языковой коннотацией, с другой стороны, оно ограничивает данное понятие лишь теми явлениями, которые имеют культурную нагрузку, что выводит за её пределы многие проявления коннотации, характеризуемые идиоэтнической спецификой. Для практики межкультурного общения гораздо важнее исследовать подобные культурные коннотации на примере самых обычных, не экзотических слов, имеющих, на первый взгляд, устоявшиеся и постоянные эквивалентные соответствия в других языках, и, казалось бы, не обремененных специфическими коннотациями. Так, например, словарные соответствия мать - mother учитывают их идиоэтническое своеобразие, но при этом по-прежнему нелегка для понимания и непривычна для англичанина интерпретация культурных коннотаций русского слова в сочетаниях мать-героиня, комитет солдатских матерей, матери Беслана, материнский капитал и т.п.
Мало исследован огромный пласт культурно-языковой информации, соотносимой с единицами кодов культуры и предполагающей знание ключей, связанных с их интерпретацией. На самом деле, такие коды культуры (соматический, цветовой, пространственный, темпоральный, образный, символьный и т.д.) ранее не изучались как закрытые системы, формирующиеся целостно в пределах отдельных коллективов и обладающие специфической этнокультурной смысловой насыщенностью. Как показывают отдельные наблюдения, проявления подобных кодов культуры, их удельный вес и специфика функционирования национально детерминированы и обусловлены конкретной культурой (см. труды Н.Ф. Алефиренко, В.В. Красных, В.А. Масловой, В.Н. Телия и др.). Именно коды культуры кодируют значительный пласт этнокультурных смыслов, разгадать которые не так просто в межкультурной коммуникации. Собственно наличие культурного смысла превращает предмет культуры в культурный знак, придает ему статус единицы языка культуры. Это может быть и символ, и эталон, и миф, и стереотипное представление. Таким образом, знание кодов культуры обеспечивает проникновение на смысловой уровень культуры. Для его понимания необходимо осмысление ценностей данной культуры и ценностных отношений, присущих для неё. Без осознания ценностных предпочтений народа, образующих своего рода ценностный мир - «аксиосферу культуры» (термин Л.Н. Столовича), предполагающий определённую, важную с точки зрения конкретной культуры, субординацию ценностей, этнокультурные смыслы так и могут остаться нераскрытыми и непонятыми. Неслучайно в последние годы популярность приобрел аксиологический подход к пониманию культуры, развиваемый в частности в философской теории культурных ценностей. В соответствии с данной концепцией необходимо вести речь не об отдельных ценностях, а их целокупности, то есть закономерно сложившейся в культуре системе конкретных форм ценностного отношения человека к миру [Каган 1997]. Значит, едва ли можно вести речь о достижении адекватного уровня взаимопонимания в межкультурном диалоге, если его участники не способны верно расшифровать этнокультурные ценностные смыслы, закодированные в знаках культуры, включая используемые коды культуры.
Приведем примеры из наших наблюдений над единицами соматического кода, представленные речениями, фразеологизмами, паремиями, подтверждающие, что в них закрепляются принятые в данном коллективе ценностные предписания, предпочтительные речевые тактики и оптимальные модели поведения, напр. poke/shove/stick your nose into sth - to show too much interest in things that are someone’s private business - не принято проявлять чрезмерное любопытство и вторгаться в сферу личных интересов; He cannot speak well that cannot hold his tongue - целесообразно прибегать к тактике молчания в некоторых ситуациях, когда ненужные разговоры могут только навредить человеку; Grin and bear it - to accept and suffer difficulty, hardship, or pain without complaining: следует воздерживаться от жалоб на трудности, тяготы и страдания; have/keep your feet on the ground - to keep a sensible and practical attitude to life: необходимо неизменно относиться ко всему в жизни разумно и практически; keep your voice down - used for telling someone to be quiet: не следует разговаривать в обществе слишком громко; elbow room - the freedom to do what you want, without other people annoying you: свободу выбора человека не могут ограничивать другие, поскольку это раздражает его, и др.
Приведенные примеры ценностно-смысловой интерпретации единиц соматического кода культуры подтверждают их роль как «моделей воспитания», что свидетельствует об их специфической этнокультурной нагрузке. Смысловой уровень культуры, связанный с преобразованием значения в смысл в её кодах, просматривается и в связях отдельных кодов друг с другом, напр., во взаимодействии соматического кода с другими кодами культуры: пространственным (under one’s nose, at your fingertips), символьным (V-sign), эмоциональным (tear your hair out) и др.
Таким образом, приведенный материал показывает лишь некоторые трудности, связанные с уровнями взаимопонимания в межкультурном диалоге, затрагивающие отражение идиоэтнических и лингвокультурных расхождений в лексикографическом значении. Наблюдения над культурными знаками, порождающими культурные смыслы и культурные коннотации, показывают плодотворность поиска адекватных способов структурирования культурной информации в лексикографической практике и развития навыков её «считывания», что является одним из важнейших условий повышения порога взаимопонимания в межкультурном общении.

2. 
   От языкового и культурного шока - к взаимопониманию и диалогу культур
   

В контексте межкультурной коммуникации на первый план принято выносить проблемы, связанные не столько с пониманием расхождений между языковыми системами, сколько с осознанием различий в культурах народов и национальном сознании и мышлении, проявляющихся в процессе функционирования языков в мультикультурной среде. Более того, нередко создается впечатление определённого перекоса в стремлении объяснять любые языковые различия только лишь за счет действия культурных факторов или проявления особенностей национальных менталитетов, что ставит под сомнение самодостаточность, адаптируемость и внутреннюю логику языковой системы. Между тем, специфика межкультурного общения создает благодатную почву и естественные условия для взаимодейственного рассмотрения всех его составляющих, сфокусированных на культурно-языковой личности. А это предполагает не только внимание к информационному содержанию текстов как «генераторов новых смыслов, .конденсаторов культурной памяти» (Ю.М. Лотман), но также и выявление тех элементов языка, которые участвуют в создании смыслового поля текста. В трудах крупных отечественных ученых задолго до оформления в отдельную дисциплину теории межкультурной коммуникации решались вопросы, связанные с мышлением и языком, культурой и языком разных народов. Как справедливо подчеркивал Л.В. Щерба, только иностранный язык делает возможным «освобождение мысли из плена слова» родного языка, обнажая такие различия, которые вызывают целый переворот в не тронутых языковой культурой умах [Щерба 2004: 340]. При встрече с другим менталитетом срабатывает механизм человеческого познания, позволяющий, с одной стороны, постигать логику чужого сознания и, с другой стороны, развивать собственное мышление, которое может быть сковано ограничениями родного языка.
В силу сложности глобального понятия «диалог культур», допускающего множественность интерпретаций и разнообразие методологических подходов к исследованию, вполне оправданны попытки уточнить его содержание в гуманитарных науках (философии, культурологии, социологии, истории и т.д.) и одновременно строго обозначить в нем собственный предмет изучения. Так, В.М. Лейчик высказывает спорное мнение о том, что неправомерно рассматривать в контексте диалога культур межъязыковой перевод, обучение иностранным языкам, сравнительно-сопоставительные исследования и т.п., тем самым вынося культурную составляющую за рамки языка. Автор предлагает ограничить сферу культурно-языковых контактов с позиций контактологии лишь изучением особенностей бикультуралов, то есть исследованием внутреннего диалога в сознании отдельных индивидов [Лейчик 2001]. Очевидно, что помимо обеднения языка за счет выхолащивания культурной информации, закрепленной в его единицах, здесь также ставится под сомнение возможность обучения иным культурам и приобщения к ним через язык.
На первый взгляд, парадоксальную мысль о диалоге культур высказывает В.С. Библер, который сводит в своем понимании данного понятия, казалось бы, взаимоисключающие противоположности: диалог культур как спор, как заполнение лакуны, пустоты между культурами, зазор «небытия» [Библер 1996]. Подобная точка зрения созвучна идеям Ю.М. Лотмана о существовании пересекающихся и непересекающихся частей в языковом и культурном пространстве участников межкультурного диалога. С учетом выделяемых частей ученым формулируется закономерность нарастания ценности общения: «. чем труднее и неадекватнее перевод одной непересекающейся части пространства на язык другой, тем более ценным в информационном и социальном отношениях становится факт этого парадоксального общения» [Лотман 1992]. Следовательно, осознание различий и существование непонимания есть шаг к их преодолению, стимул к достижению понимания.
Оценивая окружение, которое создает человек в результате культурной и «некультурной» активности, акад. Д.С. Лихачев выделяет в нём общую часть - гомосферу человечества и этногомосферу, присущую каждому народу и отмеченную национальной спецификой [Лихачев 1989]. Наличие общей части предопределяет успех межкультурного общения и одновременно создает возможность поисков индивидуального в универсальном, отличного в общем. Кроме этого, ученый вводит и разрабатывает ещё одно важное измерение культурного пространства, связанное с вертикальным и горизонтальным срезами. Оно исходит из понимания истории культуры как борьбы, споров и разногласий, что однако не исключает наличия общего в культурном смысле. Вследствие этого по принадлежности к одному культурному типу мышления может быть больше общего между людьми разных убеждений в каждую эпоху (горизонтальный срез), чем между людьми разных эпох, находящихся в преемственной связи (вертикальный срез), например, между отцами, детьми и внуками. В данной работе ученый также оперирует понятиями, которые имеют принципиальное значение для понимания сути внутрикультурного и межкультурного диалога. С позиций собственной культуры Д.С. Лихачев рассматривает значимость культурных ценностей прошлого, которые в результате их интерпретации путем «наводки на резкость» должны быть верно истолкованы в культурной атмосфере исторического и нового времени. Познание чужой культуры имеет результатом не появление внешних заимствований, а «общий подъем уровня собственной культуры, развитие «познавательной гибкости», увеличение диапазона возможностей» [там же: 279].
В современной теории межкультурной коммуникации важно учитывать сложную и противоречивую природу межкультурного диалога, в котором задействованы механизмы, начиная от сравнения, соотнесения, установления сходств и кончая выявлением контрастов, конфронтаций. Развернутую концепцию языкового шока предложил М. Агар в монографии “Language Shock” [Agar 1994]. Исследуя культуру разговора, автор устанавливает два типа различий, являющихся причиной непонимания в общении: различия, которые имеют место в коммуникации в пределах одного языка (differences within the same language), и межъязыковые различия (differences across languages). Для объяснения феномена различий в обоих случаях вводится понятие круга (circle), который отграничивает заключенный внутри него язык - словарь и грамматику - от внешнего мира. При этом, по мысли автора, знание мира и культуры в процессе общения гораздо важнее, чем знание языка. Культура является тем средством, которое стирает языковой круг (erases the circle), соединяя грамматику и словарь языка с культурными значениями. Здесь важно отметить и то, что в культуре сосуществуют одновременно нечто коллективное и личностное, поскольку культура - это осознание, понимание и самосознание, так как она выявляет глубоко спрятанное «я» и открывает пути к другим формам существования [там же: 20]. В отношении упомянутых выше групп различий возможно применить в исследовательской практике два критерия их оценки: (1) культурные различия представляют собой лишь верхушку айсберга и служат сигналом того, что в процессе общения задействованы две различные системы мировоззрения, ментальности, культурных значений, реализующих различные типы связи между языком и мышлением; (2) в речевом поведении собеседника акцентируются лишь те черты, которые отсутствуют в нем по сравнению с нашим собственным, которое соответственно принимается за эталон, универсальный стандарт и основание оценки.
В связи с обозначенными направлениями исследования межкультурного диалога в эмпирической практике возникает проблема выбора единицы анализа для описания расхождений между языками и культурами. С учетом существования «пробела», «дыры» между языками и культурами можно было бы выбрать термин лакуна, но он отвергается многими исследователями по ряду причин. Как полагает П.Н. Донец, во-первых, данный термин может считаться удовлетворительным только лишь для ситуаций контраста; во- вторых, внимание на пробелах между языками и культурами оставляет в тени наличествующее, бытующее в обоих языках и культурах [Донец 2004]. Не закрепился в межкультурных исследованиях также термин ксеноним (см. словарь и другие публикации [Кабакчи 1998]), который может быть отнесен лишь к определенной группе заимствований и кроме того вызывает отрицательные коннотации, связанные с чем-то чужим. В качестве более подходящего наименования для обозначения всех видов несовпадений между сопоставляемыми культурами, языками, дискурсами и текстами предложен термин специалия [Донец

2004.