Расскажи мне о море

37
Мы разные, но мы об одном
По дороге домой прохожу улицей Мюхюрдар, заглядываю в книжный
пассаж «Акмар», где до восьми вечера открыта лавка Энгин-бея.
Невысокий седоусый старичок в круглых очках. Всегда со стаканчиком
чая.
За стопками пожелтевших книг его едва видно. Зато отчетливо слышно,
как Энгин-бей читает вслух. «С детства никак не научусь читать про себя.
Родители водили по врачам, знахарям – без толку. Поэтому уединяюсь,
чтобы никому не мешать. Хорошая книга – магия. Такие воспринимаешь
сердцем. Мне важно не только внешнее – сюжет, слог, образы, – но и
внутреннее, то, что между строк».
В «Акмаре» он и работает, и живет. Энгин-бей, коренной кадыкёевец,
остался без дома. Жена умерла, единственная дочь вышла замуж, родила
двойню, переехала с мужем-гитаристом к отцу. В квартире стало тесно. Во
время ссоры дочь попросила отца оставить их в покое. «Ты со своими
книжками занимаешь слишком много места!» Энгин-бей мужчина гордый.
Взял два чемодана (в один сложил вещи, в другой книги) и ушел.
Мы знакомы давно, но только на днях узнал его историю. Обычно
мудрый букинист больше говорит о книгах, нежели о себе. «Люблю дочь,
что бы ни случилось. Заработанное отношу им. Муж Айше не работает. Не
приведи Аллах, внуки будут голодать. Они же растут, им надо нормально
питаться».
Директор «Акмара» позволил Энгин-бею жить в подсобке пассажа.
«Отсюда до Босфора рукой подать. Счастье».
Покупаю сборник рассказов Чехова. Издание семьдесят девятого.
Мягкая белая обложка с загнутыми углами, выгоревшие на солнце желтые
страницы. Открываю книгу, первая страница подписана. Мелкий почерк,
фиолетовые чернила.
«Сегодня твой день, мама. Мое начало, женщина-сила, опора. Мы
разные, но мы об одном. Чувства к тебе не могу объяснить. Это выше
слов. Ты отдала и отдаешь все что можешь – пример для меня. Ты
подарила мне брата, которого я люблю странной материнской

---

любовью, хоть он старше, крепче. Ты подарила мне Стамбул – этот
город навсегда наш. И если случится следующая жизнь, я хотела бы
снова быть твоей дочерью и снова в Стамбуле. С Днем рождения,
мама! Ишык. 9.11.80».
Спрашиваю у Энгин-бея, как к нему попала книга. «На Шаир
Латифи
[28]
сносили пятиэтажку, я проходил мимо и видел, как строители
оттаскивают к мусорному баку стопки книг. Забрал их. Среди них был и
сборник. У меня есть такое же издание, только двумя годами младше, уже
в твердом переплете, и бумага плотнее».
Его любимый писатель – Чехов. Энгин-бей считает, что именно Антон
Павлович направил русскую литературу в новое русло. «По молодости
предъявляешь претензии к жизни, бунтуешь, злишься на нее, обвиняешь в
том, что недодала, недооценила. С годами успокаиваешься. Это не
слабость или проигрыш. Просто понимаешь, что все вопросы нужно
задавать себе. Человек оправдывает неудачи чем угодно, только не своим
выбором. А жизнь… Она проходит. Как и все тут, на земле. Помнишь, у
Антона Павловича? „В жизни нет сюжетов, в ней все смешано – глубокое с
мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным“.»
Оплачиваю книгу, собираюсь домой. Энгин-бей предлагает пройтись
вместе. «Тебе к парку Йогуртчу, так? Нам по пути. Я двинусь к Багдаду
[29]
,
навещу приболевшего друга. Захватил ему Диккенса».
Выходим из пассажа. Перед тем как двинуться дальше, букинист
замирает и смотрит на желтую вывеску «Akmar Pasajı. No:70. Hoş
geldiniz»
[30]
.
«Боюсь за „Акмар“. Вдруг его разрушат? Вон в Мода сколько всего
посносили. Неужели они не понимают, что в этих постройках дух
Стамбула? Пусть ветхих, без парковки, зато живых! На „Акмар“ давно зуб
точат. Еще с тех времен, когда в газетах пассаж называли логовом
сатанистов… Зачем чиновникам книжный пассаж, когда тут можно
построить что-нибудь более прибыльное? Недалеко воткнули зеленую
громадину „Хилтона“. Говорят, ни к чему земному привязываться нельзя,
мол, все равно уйдет, не удержишь. Когда речь о Кадыкёе, я так не могу».
Приближаемся к улицам, где прошло детство Энгин-бея. Он родился к
Кызылтопрак
[31]
, в бордовом доме перед стадионом Фенербахче. Там же
выросла его дочь. Энгин-бей вспоминает, как по выходным водил Айше в
кинотеатр «Рекс» (когда-то он именовался театром «Аполлон»). В те годы
в кино еще не продавали попкорн, поэтому Энгин-бей с Айше заранее
готовили его дома.

---

После сеанса заглядывали в локанту «Чия» на улице с поэтичным
названием Солнечный Сад. Лучшего место для обеда не придумаешь! Пока
они доходили до «Чия», Айше съедала любимые гезлеме
[32]
с сыром и
картошкой, которые женщины пекли прямо на улицах.
«В „Чия“ к нам подходил владелец заведения Муса-бей, советовал
новые блюда, а Айше, поглаживая пузико, мотала головой. Всем без слов
было понятно: дочка не дождалась обеда и наелась гезлеме».
Прогулку они завершали на набережной Мода, где покупали
мороженое у Али-уста и подолгу сидели у волн Босфора.
Весь смысл жизни Энгин-бея умещается в одном районе Стамбула –
Кадыкёе. Тут детство, встреча с женой, долгожданная дочь, внуки (жаль,
что он почти их не видит), «Акмар» и книги, которые он прочтет вслух.
Временами Энгин-бей устает от жизни. «Антон Павлович об этом
хорошо написал в письме журналисту Суворину. „Нет особенного желания
жить, но это пока не болезнь в настоящем смысле, а нечто, вероятно,
весьма переходное и житейски естественное“. Все проходит, но
воспоминания, к счастью, навсегда остаются».

---