Программа книгоиздания России

"Смысл — это со-мыслие, как совесть — это со-вестие, переход вести от одного к другому. Где этого перехода нет, там мы остаемся безвестны­ми друг другу — бессовестными. Смысл — понятие отвлеченного смысла, взятого в круге всех поня­тий. Смысл жизни — в со-мыслии, со-действии и со-чувствии, в проведении ума в чувство, чувства в волю и в руку, чтобы образовать круг. В умении соединить ум с сердцем открывается мировоззре­ние цельности" [82, с. 175].
Напомним, что функциональный орган выступает не только в качестве материала и средства для конструиро­вания, но и в качестве цели конструирования. А цель непременно должна быть связана со смыслом. Лишь в этом случае она будет осмысленной. Продолжим мысль А. Белого о смысле и цели жизни:
"Цель — ощущение себя в целом, в ритме. Цель и смысл — в создании себе этого смысла и цели. Ив этом создании возникают силы, которые показы­вают нам, а не доказывают, что мы в жизни. Отвлеченного мировоззрения, объединяющего цель и смысл жизни, не существует... Таким путем мы приобретаем соединение абстрактной головы и безголового сердца" [82, с.176].
В психологии об этом же говорится в терминах единства аффекта и интеллекта. Таким образом, смысл вполне можно рассматривать в качестве медиатора, при­том не готового и усвоенного, а конструируемого самим субъектом развития. Заметим, что процесс конструиро­вания и его результат — построенный смысл — далеко не всегда осознаются и еще реже обнародуются. (В приличном обществе не принято говорить о смысле жизни.)
Место смысла могут занимать идеи, идеалы и идолы, укорененные не в бытии, а в идеологии. Не обладая непосредственными вещественными свойствами, смысл,
331
подобно мысли (верной или ложной), обладает собствен­ной жизненной энергией.
Имеются аргументы в пользу признания роли меди­аторов за ликом и духочеловеком. Первый исследователь психологии личности Бл.Августин называл посредником между человеком и Богом Иисуса Христа. Идея посред­ника пронизывает все его творчество. С нее начинается его "Исповедь". В логике Августина посредник нужен не только потому, что в нем "сокрыты все сокровища пре­мудрости и ведения", что через него говорит истина. С помощью посредника пробуждаются человеческая актив­ность, поиск, искание. Христос вочеловечил Божье Слово, донес его человеческим голосом. И поскольку Христос идентифицируется с Богом, а Слово — это Бог, то Христос также может быть идентифицирован со Словом.
Не нужно специальной аргументации, чтобы допус­тить возможность и реальность идентификации Христа и Символа. Он действительно символ, символ веры. Хрис­тос — это Знак, "посланный" людям Богом. Согласно А.Ф.Лосеву, личность — это миф и чудо. Следовательно, Христос может быть идентифицирован с мифом. В итоге мы получаем любопытную ситуацию: все главные меди­аторы — знак, слово, символ, миф связаны с Богочелове­ком, так как он концентрирует и комплицирует их в себе. Когда же он отделяет их от себя, то вочеловечивает и одухотворяет. (Видимо, поэтому Августин назвал Христа истинным посредником.) Это, впрочем, не мешает отде­лившимся от Христа медиаторам потом окаменевать, становиться бесчеловечными даже в пределах одной ре­лигии, не говоря уже о религиозном фанатизме.
Таким образом, в логике теологии Богочеловек явля­ется посредником. В светской логике такие функции могут быть свойственны другой персоне или приписаны ей. Поскольку данный текст следует светской логике, то в нашей схеме мы поместили человека духовного. Рангом пониже размещается лик, герой (в положительном смыс­ле). В лике может быть представлен внешний облик, например когда-то модная маска Наполеона, может быть представлен и внутренний облик или образ идеи, кото­рый, согласно М.М.Бахтину, неотделим от образа челове­ка — носителя этой идеи. Медиатором может быть пред­ставленный или помысленный нами лик судьбы, лик чего-то, что от нас нечто требует. Оставим простор вооб­ражению читателя для размещения на схеме "гения могил", "диктатора-выродка", маски, личины, идола. В этом же ряду находились и "Безликие лики вождей".
Восхождение к духовности начинается с живого движения, в котором неразличимы его внешняя и внут­ренняя формы. Можно предположить, что живое движе­ние, во всяком случае, его исходные "бесформенные формы" представляют собой допсихическое образова­ние, своего рода строительный материал, из которого строятся, лепятся вначале элементарные, а затем слож­нейшие функциональные органы — действия. В ходе развития и трансформаций действия происходит выделе­ние, дифференциация его внешних и внутренних форм, вплоть до их относительной автономизации и превраще­ния в самостоятельные внешние и внутренние действия (формы, функциональные органы).
Это означает, что в развитии и функционировании внешних и внутренних форм действует особая порож­дающая логика. Например, живые движения младенца (плач, улыбка, движения) очень скоро становятся знака­ми для взрослого, который научается их читать. Знаки появляются раньше, чем сформируются утилитарные, исполнительные акты младенца. Интенция к схватыва­нию предмета, выражаемая движением всего тела мла­денца, наблюдается раньше, чем само схватывание. Таким образом, первые действия младенца — это знако­вые действия, за которыми появляются и предметные действия — манипуляции. Известны случаи, когда мла­денцы-близнецы, которых недалекие взрослые лишили общения, порождали только им самим понятный язык. Исследователи, к которым попадали эти гении, вынужде­ны были расшифровывать их язык, как расшифровывают язык дельфинов.
Знаковые и предметные действия, осуществляющие­ся во внешней форме, превращаются во внутренние формы, интериоризируются, что приводит к порожде­нию самосознания. Развитие самосознания, в свою оче­редь, обогащает действие, и в итоге последнее трансфор­мируется в деятельность. Деятельность, совершенствуясь как внешняя форма, порождает новую внутреннюю форму — сознание.
Если внимательно проанализировать вертикаль раз­вития, то можно увидеть вполне регулярное чередование внешних и внутренних форм или внутренних и внешних видов активности. Внешние формы — действие, деятель­ность, поступок — порождают внутренние формы — самосознание, сознание, личность. Столь же справедливо и обратное. Внутренние формы — самосознание, созна­ние, личность — порождают внешние формы — деятель­ность, поступок, деяние. Такая наблюдаемая на схеме регулярность чередования внешних и внутренних форм оказалась свойством, которое может служить основанием для заключения о ее правдоподобности.
Не нарушают регулярности чередования и крайние, так сказать, образования — живое движение и деяние. О первом уже говорилось как о "бесформенной форме", о недифференцированном еще единстве внешнего и внут­реннего, без чего вообще невозможно живое. Вверху схемы находится деяние, которое можно назвать "фор­мой форм". Это, напротив, единство внешних и внутрен­них форм, их гармония. Что касается промежуточных функциональных органов, то их формы, будь они внеш­ними или внутренними, далеки от гармонии, от равновес­ного состояния. Единство внешней и внутренней форм преходяще и обманчиво. Обе рвутся из плена мнимого единства. Это справедливо для живого движения, кото­рое дифференцируется. Это же справедливо и для узлов более высокого уровня. Сошлемся на мудрого историка М.Я.Гефтера, не чуждого психологии и литературы. Его многие годы волновала "Трагедия о принце Датском":