|
2.1.2.5. Классификация по источнику образования
Также прозвища, зафиксированные в «Большом словаре русских прозвищ» Х. Вальтер, В. М. Мокиенко делят на две группы: прозвища, образованные «от языка», и прозвища, образованные «от реалий». К первой группе относятся отантропонимические - отыменные и отфамильные прозвища, например Трофимов - Трофим, Кузнецов - Кузнец, Земляков - Земляк. Ко второй группе примыкают прозвища, мотивированные тем или иным свойством объекта номинации, Тощий, Умник, Очкарик.. В исследуемом нами романе «Дом, в котором …», как уже говорилось выше, нет фамилий (кроме одного случая – Эрик Циммерман ), что исключает появление прозвищ «от реалий».
2.2. Периферия ономастического пространства романа
Ученые выделяют различные виды периферийных поэтонимов, в числе которых называют зоонимы, фитонимы, фирмонимы, хрематонимы, ойконимы. Перечислим разновидности периферийных поэтонимов, выявленные нами в исследуемом тексте:
1) поэтические порейонимы (названия транспортных средства): инвалидная коляска Мустанг, машина Жук;
2) идеонимы (названия художественных произведений): «Махабхарата», «Чайка Джонатан Ливингстон», опера «Тоска», «Моби Дик»;
3) зоонимы (клички животных) щенок Находка, ворона Наннет, крыса Вшивая, кошка Мона, попугай Детка.
4) фитоним (название растений) : кактус Луис;
5) ойконимы (название населенного пункта): Лос-Анжелес, Чернолес,
6) названия напитков Погибель, Ступенька, Лунная дорога, Цветочек, Сосна, Хвойное. Все эти напитки являются спиртными, либо содержат наркотические вещества, жители Дома употребляют некоторые из них, когда хотят попасть на Изнанку Дома, возможно, поэтому данный класс онимов представлен столь широко. Именно желание попробовать один из коктейлей, «Лунную дорогу», привело Курильщика в Кофейник, помогло наладить общение с жителями четвертой комнаты, стояло в начале повествования. Сфинкс так отзывается о свойствах этих напитков перемещать «домовцев»: «И вовсе не обязательно что-то пить или жевать (чтобы попасть на Изнанку). Я даже думаю, что если какую-нибудь из смесей, над которыми у нас колдуют так называемые «знатоки», вынести в наружность и кого-нибудь там угостить, ничего особенного не случиться. Ну, может, живот поболит» [Петросян 2009: 446].
7) гемероним (названия периодических изданий) журнал Блюм
8) микротопоним Расчески «Дом стоит на окраине города. В месте, называемом Расческами. Длинные многоэтажки здесь выстроены зубчатыми рядами с промежутками квадратно-бетонных дворов – предполагаемыми местами игр молодых «расчесочников». Зубья белы, многоглазы и похожи один на другой. Там, где они еще не выросли, – обнесенные заборами пустыри. Труха снесенных домов, гнездилища крыс и бродячих собак гораздо более интересны молодым «расчесочникам», чем их собственные дворы – интервалы между зубьями» [Петросян 2009: 26].
9) теоним Анубис,
10) фирмоним (название фирмы) Феникс.
Кроме того, в романе есть группы поэтических имен собственных, для которых не существует в науке соответствующих терминов. Перечислим их.
11) Многочисленную группу составляют названия помещений в Доме.
Например, Могильник. Так называют часть дома, в которой расположена медицинская часть, лазарет: «Могильник – это Дом в Доме. Место, живущее своей жизнью. Он на много лет моложе – когда его строили, Дом успел обветшать. О нем рассказывают самые страшные истории. Его ненавидят. У Могильника свои правила, и он заставляет им подчиняться. Он опасен и непредсказуем, он ссорит друзей и мирит врагов. Он ставит каждого на отдельную тропу: пройдя по ней, обретешь себя или потеряешь. Для некоторых это последний путь, для других – начало пути. Время здесь течет медленно» [Петросян 2009: 287]. Он часть Дома, но он не принадлежит Дому, он враждебен ему, потому что многие так оттуда никогда и не выходили, это место вызывает у героев ужас.
В самом начале романа юный Сфинкс, тогда еще Кузнечик, так отзывается об этом месте: «Лазарет ему понравился. Размеренной жизнью, чистотой и покоем. Здесь его не донимали мальчишки Хламовника, сестры были приветливы, сам Могильник, светлый и тихий, казался лучшим местом в мире. Лось приносил ему книги и делал с ним уроки, как в первые дни в Доме. Кузнечик не понимал, чем это место заслужило дурную славу. Почему его называли по-страшному – Могильником? До того, как он сюда попал, это слово пугало и его» [Петросян 2009: 679].
Однако уже в выпускном классе он думает совершенно иначе и даже пишет статью в журнале «Блюм», объясняя истоки страха обитателей Дома перед Могильником: «Когда-то давно в статье о Могильнике я расковырял слово «пациент». Препарировал его, разложил на микрочастицы. И пришел к выводу, что пациент не может быть человеком. Что это два совершенно разных понятия. Делаясь пациентом, человек утрачивает свое «я». Стирается личность, остается животная оболочка, смесь страха и надежды, боли и сна. Человеком там и не пахнет. Человек где-то за пределами пациента дожидается возможного воскрешения. А для духа нет страшнее, чем стать просто телом. Поэтому Могильник. Место, где отмирает дух. Страх, которым пропитаны здешние стены, неистребим. В детстве я не понимал, откуда взялось это название. Старшие оставили его нам в наследство вместе со своим ужасом перед этим местом. Чтобы до него дорасти, потребовалось время. Много времени и страшных потерь. Подрастая, мы как будто заполняли нишу, вырубленную до нас, но по нашей мерке. Пока не заняли ее целиком. Пока не поняли смысл всех названий, придуманных когда-то, и не повторили почти все действия, уже проделанные» [Петросян 2009: 539].
Для героев книги нет ничего важнее, чем наличие свободы, свободы не только физической, которой лишает Могильник со своими предупредительными медсестрами, но и внутренней, духовной. Лазарет – это могила для души.
Ещё один пример - Комната Ужасов. Пустующий класс, в котором дети Дома собрали все, что их пугало: «Просто Наружность. Они снимали ее как попало, важен был сам факт, приносили свои трофеи в Дом, увеличивали, вставляли в рамки, под стекло, и развешивали в безоконной Комнате Ужасов на первом этаже. Комната Ужасов для того и существовала, чтобы выводить из равновесия. Дети Дома любили страшилки. В ужасохранилище имелись и другие экспонаты, но фотографии наружности являлись бесспорным гвоздем экспозиции» [Петросян 2009: 865].
Do'stlaringiz bilan baham: |
