371
более чистый образ,
нежели другие народы, а именно образ Освободителя.
Недовольство и удивление, с которыми он смотрит на мир, показывает лишь
степень одержимости и взволнованности его божественным. В нем издревле
живет и действует немеркнущий образ божественной гармонии и, чем больше он
вокруг себя ее теряет, тем настойчивее он пытается восстановить потерянное в
окружающем мире. Он хочет оформить внешний мир, согласно небесному
внутреннему образу, - в этом и заключается основная черта мессианского
человека. Его последние слова - не чистая посюсторонность, как у прометеевского
человека, а Царство Божие.
Он любит мир не ради его самого, а для того,
чтобы в нем создать
божественное. Для него мир хорош только тем, что является сырым материалом
для осуществления его миссии. Мессианизм его есть сознание посланничества.
Мессианский человек стремится осуществить то, что гармонический человек
видит вокруг себя уже осуществленным. Поэтому, он более активен, нежели
гармонический человек и еще более активен, нежели человек аскетический…
Мессианское
жизнеощущение
русских
не
дает
им
возможность
удовольствоваться простым познанием истины. Он стремится эту истину
пережить и в низшем порядке создать высший. Он ищет не знания, а жизни в
форме познания. «Мы не можем склониться перед христианской истиной и вместе
с тем примириться с анти-христианской действительностью, как с чем-то вечно
неизменным и неизбежным» (Соловьев). Трусливое отрицание духа для русского
чуждо, а там, где он с ним встречается - нестерпимо. Сколь многие из русских
поэтов заплатили тюрьмой за свои умонастроения! Каждый сам должен давать
пример тому, чему он учит. В русской культуре нет ничего подобного Шопенгауэру,
который,
как человек, был лакомкой и франтом, а, как мыслитель, рекомендовал
уклонение от пользования земными благами. Русский послушен голосу совести,
он раскаивается и жертвует собой. Когда в 1881 году Александр II пал жертвой
покушения, - Толстой и Соловьев независимо друг от друга выступили за
помилование убийцы…
Прометеевский человек но хочет видеть существо мира иным, чем оно есть,
он лишь хочет его упорядочить, использовать и оформить. Русский же хочет
преобразовать мир до основания. Поэтому европеец стремится к успокоительной
и консолидирующей середине,
и русский - к всеосвобождающему концу. Конечной,
целью западной культуры является не борьба с силами земли, а состояние
всеобщей обеспеченности, порядка и благосостояния по
окончании победной
борьбы с ними. Ее цель - мещанство...
Свобода нераздельна со смирением. Русский свободен ибо он полон
смирения. В то время, как европеец стремится оправдаться и казаться большим,
чем он есть на самом деле русский не только открыто признается в своих ошибках
и слабостях, но даже их преувеличивает. По отношению к своей личности, он
честнее европейца (по отношению же к вещам - наоборот). Из чувства виновности
мысль о жертве вырастает в центральную идею русской этики. Без смерти нет
воскресения, без жертвы нет возрождения. Пасха, а не Рождество является
величайшим русским церковным праздником...
Русский больше склонен к внутреннему совершенствованию, чем к
внешнему успеху. И в этом он ближе опять таки к индусам и китайцам. Он
стремится к добродетели, а прометеевский человек к деловитости. Деловитость
ведет к успеху в мире фактов, но она разъедает душу и разрушает внутреннюю
свободу. Тот,
кто обращается к добродетели, тот рвет с реальностью. Он
становится
на сторону духовного порядка, чья защита связана с тяжелыми
потерями в мире полезности, но этим спасается внутренний человек. Так
сталкиваются эти два противоположных идеала внутренней свободы и внешнего
372
могущества. Культуре середины свойственен идеал могущества, а культуре
крайности - идеал свободы...
Русский доверяет сверхчувственным силам, изнутри пронизывающим все
приходящее. Его основное переживание - изначальное доверие, пра-доверие.
Прометеевский человек занимает противоположную позицию. С его точечным
чувством связан в качестве преобладающего душевного настроения изначальный
страх, пра-страх. Для него надежно существует только свое собственное Я. Он -
метафизический пессимист,
озабоченный лишь тем, чтобы справиться с
окружающей его эмпирической действительностью. Он не доверяет основе
вещей. Он не верит твердо в сверхземные силы, осмысленно организующие
бытие. Он переживает мир, как хаос, только через человека получающего смысл и
оправдание. Его всегда мучает боязнь, что мир порвет удила, как только с него
будет снята без отдыха творящая рука. Это несчастный человек. Гораздо более
несчастный, чем русский. Прометеевский человек противостоит судьбе как врагу,
с которым он борется не на жизнь, а на смерть. Для него трагична не судьба сама
по себе, а поражение в борьбе с ней. Русский же един со своей судьбой. Он ей не
противостоит.
Исходя из своего точечного чувства прометеевский человек обладает лишь
Do'stlaringiz bilan baham: