Посвящаю моёй матери

Как за морем кровью свободу свою
Ребята купили дешевой ценой,
Так будем н мы: или сгинем в бою,
Иль к вольному все перейдем мы житыо,
А всех королей, кроме Лудда,— долой.
(Перевод Н. Холод ко веко го)
Слова «за морем» в сочетании с упомянутым в пос-
ледней строфе «Деревом свободы», воспетым еще Берн-
ом в стихотворении «Дерево свободы», показывают, что
Байрон считает французскую революцию образцом для
Апглни. Все в этой песпе овеяио героикой народного соп-
ротивления, все связано с поэтикой фольклора (как, нап-
ример, черпая кровь злодея, черное сердце и т. п.). Па-
фос освободительной борьбы окрашивает фольклорные
мотивы лирики Байропа, так же как библейские.
Свидетельством вовлечепностп поэта в события, дале-
ко выходящие за пределы его личных обстоятельств,
служат стихи, посвященные Наполеону (1814—1816).
Отношение Байрона к французскому императору
было сложным. Он превосходпо понимал, что, захватив
власть и употребив ее во зло пародам для новых и новых
агрессивных войн, честолюбец Наполеон не оправдал
возложенных на него надежд и порвал связп с великими
революционными событиями, вызвавшими из ничтожест-
ва бедного корсиканского офицера. Вместе с тем лич-
ность Наполеона и поразительная его история никогда не
теряли обаяния для Байропа. В самом возвышении,
чуть ли не в короновании его — человека безвестного и
не родовитого, всем обязанного только силе воли и талан-
та,— был заключен вызов наследственной, законной
(«легитимной») власти, вызов феодальпому общественно-
му принципу. По словам известного крайпе «левого»
журпалиста Уильяма Хэзлитта, даже коронованный На-
полеон казался воплощением духа 1789 г., ибо только
революция могла настолько потрясти «основы» монар-
хии, чтобы па ступени тропа мог взойти вчерашний
капрал.
Урезав политические свободы, император сохранил
такие завоевания революции, как отмена феодальных
привилегий, равенство граждан перед законом, возмож-
ности для выдвижения талантливых людей простого зва-
пия. Они могли стать — и становились — даже маршала-
ми и саповпнками Франции.
Необычайная судьба Наполеона, ореол непобеди-
мости и славы, венчавший его так много лет, наивная
идеализация его в широчайших кругах французского об-
щества, почти магнетическое его воздействие па поддан-
ных, а в какой-то степени и поэтизация его в картинах
известных художников привели к тому, что с Наполеоном
ассоциировалось для Байрона, как и для многих роман-
тически настроенных молодых людей его времени, пред-
ставление о герое, о сильной волевой личности, непокор-



пой господствующим обстоятельствам. Недаром в каби-
нете Онегина возле портрета лорда Байрона стояла ста-
туэтка Наполсопа
Под шляпой с пасмурным челом
С руками, сжатыми крестом ²⁴.
Даже для Пушкина, родившегося на десятилетне поз-
же и обладавшего огромной исторической проницатель-
ностью, Наполеон — «великий человек», который «увил
лаврами» цеттп, возложенные им па своп парод. В глазах
русского поэта он гений, властитель дум своих современ-
ников, пазвапный рядом с самим Байроном, который
в своем увлечепии наполеоновской легендой заходил еще
дальше. К тому же в отношении Байропа к французско-
му императору была пемалая доля вызова: одного того,
что официозная английская печать имеповала его преи-
мущественно «корсиканским людоедом»²⁵, было доста-
точно для того, чтобы Байрону неудержимо захотелось
противопоставить свой голос хору пссвдопатрпотических
восхвалений, — за счет врага,— отечественных порядков и
деятелей. Это не мешало ему сознавать, что правление
Наполеона угрожает мирному благополучию страп
Европы.
Двойственность позиции Байрона отражает прежде
всего реальные противоречия исторической роли Наполео-
на с одной стороны, с его царствованием связано даль-
нейшее устранение пережитков феодальной системы и
расширение буржуазпых реформ, с другой,— подавляя на-
циональную независимость Италии, Испании и бесчислен-
ных германских государств, угрожая России п Англии,
^и Л. И. Толстой, представляя читателям такого недюжиппого уча-
стника аптинаполеоиовских воин, как кпязь Андрей, заставляет
его вынести французскому императору такой приговор: «Наполе-
он как человек велик па Аркольском мосту, в госпитале в Яффе,
г/ю он чумным подает руку, по ...но есть другие поступки, которые
трудно оправдать» (Л. II. Толстой. Собр. соч. б 14 томах, т. IV.
М., 1951, стр. 28).
^,,:5 Когда героппя Теккерея Бекки Шарп, покидая в 1814 г. школу,
кричит, на зло досадившей ей учительнице: «Да здравствует им-
ператор!»,—ее подруга напугана так, как если бы услышала «Да
здравствует дьявол1» («Ярмарка тщеславия», глава 1).
Как объяснял Байрон, «Наполеон был противоположен самому
себе» {ТН. Медипп. Соп\'рг5а1лопз \уЦЬ Ьогс1 Вугоп. РписсЧоп
1)шу. Ггеаз, 1000. р. 181).
навязывая Ьвропе ужасы непрекращающспся войны, Напо-
леон выступал в роли притеснителя, опасного для всеобще-
го мира и процветания Вместе с тем двойственность в от-
ношении Байрона к Бонапарту показывает, что, хотя поэт
неизменно был тираноборцем, он преклонялся перед силь-
ной индивидуальностью, не всегда достаточно ясно оцени-
вая нравственный п общественный смысл ее деятельности.
Байрон с негодованием отвергал обвинения в непоследо-
вательности своего отношения к Наполеону и подчерки-
вал, что все его печатные высказывания относятся ко вре-
мени падения императора и окрашены единым чувством⁵⁰.
Па самом деле, при единстве общем позиции Байрона
она все же подвер!алась известным изменениям, связан-
ным с драматическими поворотами в судьбе императора.
Так, в «Оде к Наполеону Бонапарту» (Ос1е 1о Каро1еоп),
опубликованной 16 апреля 181^ г., вскоре после первого
отречения императора, сильнее всего звучит разочарова-
ние в былом идоле, который смог так покорпо капитули-
ровать. Позор его падения разоблачает бессмысленпость
принесенных ему жертв:
Крежь зп тебя лилась потоком,
А ты своей так дорожил!