Посвящаю моёй матери

Страна для счастья создана,
Но деспотам обречена.
(Перевод Г Шенгели)
Вступление служит фоном, па котором происходят тра-
гические события; в прямом смысле оно пе связано нп
с одним из фрагментов повести.
Отдельными стихотворениями могли бы стать описа-
ния — бешеной скачки героя, несравненной красоты Лей-
лы, или рассказ об опустевшем доме Гассаиа, или пред-
смертная исповедь Гяура, распустившего после совершения
мести свою разбойничью шайку и заточившего себя в мона-
стырь, где в мучительной тоске ждет желанной смерти.
Вся повесть подчинена субъективно-лирической теме
и в совокупности своих фрагментов выражает важней-
шие стороны внутреннего мира автора, каким его знали
тогда: свободолюбие, привязанность к Греции, трагиче-
ское восприятие антитезы «природа — общество», презре-
ние к жалкому подобию чувств, господствующих в велико-'
светской среде, и провозглашение ценности чувств, кото-
рые требуют высшего напряжения душевных сил. В
безмерности любви, равнодушной ко всем возможным
препятствиям, заключена своеобразная нравственная кра-
сота, по оиа ведет к цепи злодеянии н потому в конце
концов не может быть оправдана. Трагический исход предо-
пределен трагическим мировоззрением автора, его мыс-
лями о неразрешимости нравственных вопросов.
Судьями Гяура оказываются монах-исповсднпк и рас-
сказчик, здесь впервые появляющийся у Байропа. Про-
стои рыбак, недоумевающий по поводу страшных проис-
шествий, свидетелем которых нечаянно стал, представлен
в повести как воплощение наивного, поиспорченного соз-
нания ¹³. Его роль в повести предваряет роль альпийского
охотника в «Манфреде» (1816—1817). Объективность его
рассказа только подчеркивает субъективность авторской
позиции, выдвинутых им своеобразных критериев цеп-
кости личности¹'¹. Утратив любовь, Гяур утратил н себя;
убив врага, он убил и себя, превратившись в «сморщен-
ный свиток, в опавший лист, уничтоженный порывом
скорбной осени» (аииипп’з Ыаз1 о! дне?). Он виновен,
по нечеловеческая сила переживаемых им мук должна,
по мысли Байропа, вызвать скорее сострадание и смешан-
ное со страхом уважение, чем прямое осуждение.
Болес связным и традиционным является повествова-
ние в «Абидосской невесте», но структура его иодчинепа
тем же законам — максимального раскрытия авторского
«я». Поэма также открывается лирическим зачином («Ты
'Т \уаз ЪиЬ а тошепЬ ЬЬа1 Ье зЬоос!
ТЬеп зрес1 аз К' Ъу с!саИ1 ригзисс!;
ВиЬ т 1ЬаЬ тз1ап1 о’сг Ыз зои1
\Ут1егз о1‘ Метогу зеот’(1 1о гоН,
Лпс1 ^а1Ьег 111 1Ьа1 (1гор оГ ите
А НГе оГ рат, ап а^е оГ епте.
Хотя мысли эти принадлежат рассказчику, но облечепы в слова
свойственные самому поэту.
Ио\уе’ег (Зезегуес1 Ьег с!оот гт’^Ьь Ье,
Нег 1геасЬегу \уаз 1ги1Ь 1о те;
То те зЬе ^ауе Ьог ЬеагЬ, 1ЬаЬ а11
УУЫсЬ Ьугапну сап пе’ег сп1ЬгаМ.
(«Т1пе С1аоиг»)
знаешь кран?») — стихотворением, ведущим как будто са-
мостоятельное существование.
Оно навеяно знаменитой «Песней Миньоны» Готе,
которую Байроп зпал в английском переводе¹⁵. В обоих
стихотворениях даио «описание природы прекрасной юж-
ной страны в форме лирического каталога, вневременно-
го и обобщенного... Одпако но сравнению с Гёте в тема-
тической композиции отрывка гораздо заметнее выступа-
ет лирический беспорядок перечисляемых образов, их
нагромождение, эмоциопальпое нагнетение... Абсолютная
оценка красоты природы... дается у Байрона такими оце-
ночными словами, как «прекрасный», «божественный»...
Их абсолютный характер поддерживается обычными в
стиле Байрона обобщающими эмоциопальпымп гипербо-
лами... «В этой прекрасной стране... цветы всегда цветут,
лучи всегда сияют... голос соловья никогда пе умолкает;
лимопы и оливы — самые прекрасные из плодов... Пур-
пур океана — самый глубокий... и все божественно». Аб-
солютный характер оценки усиливается благодаря эмфа-
тическому контрасту противоположных крайпостеп. Так
противопоставляются «ярость коршуна и любовь голуб-
ки...», которые «то тают в печали, то буйствуют в пре-
ступлении...», противопоставляются мирт и кипарис, т. е.
любовь и смерть, красота природы и буйство человече-
ских страстей» ³¹.
При видимой замкнутой целостности вводной строфы
опа в то же время составляет часть общего замысла поэ-
мы, раскрывая заключенную в ней идею. В этой вводной
строфе с читателем непосредственно беседует сам автор.
Его же голос слышится в лирическом отступлении, в ко-
тором поэт сетует на бессилие слова перед чудом кра-
соты:
Кто сам ее испытал, что слов на свете пет —•