Карты смысла. Архитектура верования

могло произойти
. Он даже несколько раз намекнул, что этому есть причина.
Я углубился в чтение и вскоре наткнулся на следующую мысль. В ней заключалось возможное
решение моих проблем – по крайней мере, я нашел указание на то, где нужно это решение
искать:
Психологическое разъяснение… образов [сновидений и фантазий], которые нельзя
обойти молчанием или слепо игнорировать, логически ведет в глубины религиозной феноме-
нологии. История религии в ее самом широком смысле (включая, следовательно, мифологию,
фольклор и древнюю психологию) – это сокровищница архетипических форм, из которых врач
может извлечь полезные параллели и познавательные сравнения, чтобы успокоить и прояс-
нить сознание, которое находится в полном замешательстве. Совершенно необходимо снаб-
дить фантастические образы, которые так неожиданно и угрожающе возникают перед мыслен-
ным взором, каким-то контекстом, чтобы сделать их более понятными. Опыт показывает, что
лучший способ сделать это – использовать сравнительный мифологический материал
9
.
В самом деле, именно изучение «сравнительного мифологического материала» прогнало
мои ночные кошмары. Однако это «исцеление» было куплено ценой полного и во многом
болезненного перерождения. Я стал совершенно другим человеком, ведь то, что я думаю о
мире сейчас, и, следовательно, как я действую, – кардинально отличается от того, во что я
верил, когда был моложе.
Я обнаружил, что верования создают мир, и вовсе не в переносном смысле. Верования и
есть
мир, причем вполне метафизический. Это открытие не сделало из меня морального реля-
тивиста. Напротив, я убедился, что мир-как-вера упорядочен, что существуют единые нрав-
ственные абсолюты (хотя они систематизированы таким образом, что разным людям возможно
и даже полезно придерживаться собственного мнения). Я считаю, что отдельные личности и
общества, которые пренебрегают этими абсолютами – в своем невежестве или вполне созна-
тельно, – обречены на страдания и в конечном итоге на смерть и распад.
Я понял, что даже самый рациональный скептик может ясно увидеть смысл самых сокро-
венных основ вероучений и прочувствовать их притягательность, глубину и необходимость.
Я узнал, почему люди разжигают войны, почему желание сохранить, защитить и расширить
территорию веры заставляет их объединяться, чтобы угнетать других с немыслимой жестоко-
стью, – и что можно сделать, чтобы изменить к лучшему эту универсальную склонность. Нако-
нец, я понял, что ужасы жизни могут быть необходимым условием самого ее существования и
что, следовательно, условие это можно считать понятным и приемлемым. Надеюсь, мои чита-
тели смогут прийти к тем же выводам. И я ни в коем случае не требую неоправданно «отклю-
8
Юнг К.
Психология и алхимия. M.: АСТ, 2008.
9
Там же.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
15
чить способность мыслить критически» – разве что на время вдумчивого знакомства с моими
доводами. Вкратце они звучат так:
Мир вполне допустимо определять и как арену действий, и как вместилище вещей. Мы
называем мир вместилищем вещей, опираясь на признанные научные постулаты. Различные
же способы повествования – миф, литература, драматургия – изображают мир как арену
действий. Люди еще не достигли ясного понимания областей этих определений. Поэтому их
долгое время противопоставляли, и напрасно. Область первого – объективный мир, то есть
мир, одинаково воспринимаемый разными людьми. Область второго – мир ценности – то есть
действительное и желаемое с точки зрения чувств и поступков.
Мир как арена действий состоит, по существу, из трех элементов, которые периодиче-
ски проявляются в типичных картинах метафорических представлений. Первый – это неис-
следованная территория – Великая Мать, созидательная и разрушительная природа, источ-
ник и последнее пристанище всех определяемых вещей. Второй – это исследуемая территория
– Великий Отец, защищающий и деспотичный оплот культуры, совокупная мудрость пред-
ков. Третий выступает связующим звеном между неисследованной и исследованной террито-
риями – это Божественный Сын, архетипическая личность, творческое созидательное Слово
и ревностный противоборец. Мы приспособлены к этому миру божеств точно так же, как к
объективному миру. А это значит, что окружающая среда в реальности является и ареной
действий, и вместилищем вещей.
Открытое пребывание на неисследованной территории вызывает страх. Человек защи-
тился от этого страха, выполняя «ритуальное подражание Великому Отцу» – принимая
необходимость отождествлять себя с группой, что ограничивает смысл вещей и делает
общественные отношения предсказуемыми. Однако когда отождествление с группой ста-
новится абсолютным – когда все контролируется и неизвестное лишается права на суще-
ствование, – творческий процесс созидательного исследования, который обновляет группу,
прекращается. Это «ограничение возможностей адаптации» резко повышает вероятность
социальной агрессии и хаоса.
Неприятие неизвестного равнозначно «отождествлению с дьяволом», мифологическим
двойником и вечным противником героя-творца, постигающего мир. Такое неприятие и отож-
дествление есть следствие люциферианской гордыни. Ее девиз: