В доме 206 по Уаймор, который
находился за домом Даннингов, кто-то жил,
зато следующий по левую руку — 202 — подходил мне по всем статьям. Стены
недавно выкрасили в серый цвет, крышу перекрыли, однако запертые ставни
свидетельствовали о том, что дом пустует. И на заботливо расчищенной лужайке
стояла
желто-зеленая табличка, какие я видел по всему городу: «ПРОДАЕТСЯ
СПЕЦИАЛИСТАМИ „ДЕРРИ ХОУМ РИЭЛ ЭСТЕЙТ“». Эта табличка приглашала
меня позвонить специалисту Кейту Хейни и обсудить финансовые вопросы. Такого
желания у меня не возникло, но я припарковал «санлайнер» на свежем асфальте
подъездной дорожки (кто-то провел серьезную предпродажную подготовку) и
прошел во двор, гордо вскинув голову, расправив плечи, прямо-таки кум королю. Я
узнал много интересного, обследуя город, в
котором поселился, и среди прочего
уяснил для себя один важный принцип: веди себя как угодно, но с таким видом,
будто имеешь на это право, и люди решат, что так оно и есть.
Лужайку во дворе тоже аккуратно выкосили, опавшие листья сгребли, чтобы во
всей красе показать бархатистую зелень травы. Механическая газонокосилка стояла
под навесом сарая, накрытая зеленым брезентом,
аккуратно подоткнутым под
сверкающие ножи. Рядом с дверью в подвал примостилась собачья будка, и табличка
на ней свидетельствовала, что Кейт Хейни не из тех, кто пренебрегает мелочами:
«ДОМ ВАШЕЙ СОБАКИ». В конуре лежала стопка неиспользованных мешков для
мусора, придавленная садовой лопаткой и ножницами для подрезки зеленой
изгороди. В 2011 году инструменты хранили под замком; в 1958-м их просто
прятали от дождя. Я не сомневался, что дом заперт, но меня это не волновало. Я же
не собирался вламываться в него.
Дом 202 по аллее Уаймора и дом Даннингов
разделяла зеленая изгородь
высотой почти шесть футов. Другими словами, не такая высокая, как я, и хотя
зелени хватало, человек мог без особого труда проломиться сквозь нее, отделавшись
несколькими царапинами. Но больше всего мне понравилось другое: из дальнего
правого угла, за гаражом, открывался двор Даннингов. Я видел два велосипеда.
Один, подростковый «швинн», стоял на откидной подножке. Второй лежал на боку,
как сдохший пони. Он принадлежал Эллен. Я узнал его по маленьким колесикам.
Хватало на траве и игрушек. Среди них я разглядел духовушку «Дейзи» Гарри
Даннинга.
5
Если вы когда-нибудь играли в любительском спектакле или выступали в роли
режиссера школьной постановки (мне в ЛСШ несколько
раз приходилось это
делать), то знаете, как я провел дни перед Хэллоуином. Поначалу репетиции идут ни
шатко ни валко. Есть место для импровизации, шуток, баловства и флирта, раз уж
определяются отношения между представителями разных полов. Чей-то промах или
отсутствие должной реакции на реплику на этих ранних репетициях — всего лишь
повод для смешков. Если актер/актриса опаздывает на пятнадцать минут, он/она
может услышать легкий упрек, но скорее всего и только.
А потом премьера начинает трансформироваться из фантастической грезы в
реальность.
Импровизации пресекаются, пропадает баловство, а шутки, хотя и
остаются, встречаются истерическим смехом, чего не случалось ранее. Проваленные
сцены или пропущенные реплики уже не смешат, а раздражают. Актер, опоздавший
на репетицию, когда декорации уже на сцене и до премьеры — считанные дни,
обязательно получает от режиссера крепкий нагоняй.
И вот наступает этот вечер. Актеры в костюмах и гриме. Некоторые в диком
ужасе;
все чувствуют, что не вполне готовы. Скоро они предстанут перед людьми,
которые пришли оценить их мастерство. То, что раньше, на пустой сцене, казалось
чем-то далеким и эфемерным, вот-вот свершится. И прежде чем поднимется
занавес, некоторым Гамлетам, Уилли Ломанам или Бланш Дюбуа придется рвануть в
ближайший туалет и проблеваться. Без этого никогда не обходится.
Поверьте мне насчет блевоты. Я знаю.
6
В предрассветные часы хэллоуинского утра я оказался не в Дерри, а в океане. В
Do'stlaringiz bilan baham: