УЛИЧНЫЕ ТАНЦЫ, 19.00 — ПОЛНОЧЬ!
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ!
Сейди окружена доброжелателями — некоторых, думаю, я могу узнать, —
поэтому я иду к сцене для диджея, сооруженной перед бывшим магазином «Уэстерн
авто», где теперь расположен «Уолгринс». Мужчине, который возится с пластинками
и компакт-дисками, уже за шестьдесят, у него поредевшие седые волосы и
приличных размеров живот, но эти квадратные очки в розовой оправе я бы узнал где
угодно.
— Привет, Дональд, — здороваюсь я. — Вижу, вы по-прежнему с горой звука.
Дональд Беллингэм поднимает голову и улыбается.
— Я без нее никуда. Я вас знаю?
— Нет, — отвечаю я, — вы знали мою маму. В начале шестидесятых она
приходила на танцы, где вы были диджеем. Говорила, что вы тайком от отца
приносили пластинки больших оркестров из его коллекции.
Улыбка становится шире.
— Да, и мне за это крепко доставалось. Как звали вашу мать?
— Андреа Робертсон. — Имя и фамилия к Джоди отношения не имеют. Андреа
— моя лучшая ученица по английской литературе, десятиклассница.
— Конечно, я ее помню. — Смущенная улыбка говорит об обратном.
— Наверное, этих старых пластинок у вас уже нет.
— Конечно же, нет. С давних пор. Все записи больших оркестров у меня теперь
на компакт-дисках. Я чувствую, вы о чем-то хотите меня попросить?
— Если на то пошло, да. Но просьба будет необычная.
Он смеется:
— А разве бывают другие?
Я говорю ему, что мне нужно, и Дональд — всегда радующийся тому, что может
помочь — соглашается. Когда я уже направляюсь к концу квартала, где мэр наливает
стакан пунша женщине, ради которой я сюда приехал, окликает меня.
— А как вас зовут?
— Амберсон, — отвечаю я, оборачиваясь. — Джордж Амберсон.
— И вы хотите, чтобы эта мелодия зазвучала в четверть девятого?
— Тютелька в тютельку. Время — это главное, Дональд. Будем надеяться, оно
пойдет нам навстречу.
Пятью минутами позже Дональд Беллингэм обрушивает на Джоди песню «На
танцах», и танцоры начинают заполнять улицу под техасским закатным небом.
8
В десять минут девятого Дональд ставит медленную песню Алана Джексона,
под которую могут танцевать даже взрослые. Сейди одна, впервые с того момента,
как отзвучали речи, и я подхожу к ней. Сердце сильно бьется, кажется, сотрясает все
тело.
— Миз Данхилл?
Она поворачивается, улыбаясь и чуть поднимая голову. Она высокая, но я выше.
Как и всегда.
— Да?
— Меня зовут Джордж Амберсон. Я хотел сказать вам, что восхищен вами и
вашей работой на благо общества.
В ее улыбке появляется замешательство.
— Благодарю вас, сэр. Я не узнаю вас, но фамилия определенно мне знакома.
Вы из Джоди?
Я больше не могу путешествовать во времени, мне определенно не под силу
читать чужие мысли, но я все равно знаю, о чем она думает.
Я слышу эту фамилию в
моих снах.
— Да и нет, — отвечаю я и, прежде чем она успевает продолжить,
спрашиваю: — Позвольте полюбопытствовать, что пробудило ваш интерес к
общественной деятельности?
Ее улыбка теперь совсем призрачная, чуть подрагивает в уголках рта.
— И вы хотите это знать, потому что?..
— Убийство? Убийство Кеннеди?
— А знаете… наверное, да, в какой-то степени. Я бы хотела думать, что
стремилась принимать больше участия в делах своей страны, но, полагаю, началось
с этого. Это убийство оставило шрам… — она непроизвольно поднимает левую
руку к левой щеке, потом рука падает, — на этой части Техаса. Мистер Амберсон,
откуда я вас знаю? Потому что
знаю
, я в этом уверена.
— Могу я задать еще вопрос?
Она смотрит на меня с все возрастающим недоумением. Я бросаю взгляд на
часы. Четырнадцать минут. Почти время. Если только, разумеется, Дональд не
забудет… но я так не думаю. Цитируя одну из песен пятидесятых, чему быть, того
не миновать.
— «Танцы Сейди Хокинс» в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Кто
помогал вам присматривать за молодежью, когда мать тренера Бормана сломала
ногу? Вы помните?
Ее рот открывается. Потом медленно закрывается. Мэр и его жена подходят,
видят, что мы увлечены разговором, и не мешают нам. Мы в нашей собственной
маленькой капсуле, Джейк и Сейди. Как и прежде.
— Дон Хаггарти, — отвечает она. — С тем же успехом я могла приглядывать за
танцами в паре с деревенским идиотом. Мистер Амберсон…
Но прежде чем она успевает закончить фразу, Дональд Беллингэм обращается
ко всем через восемь больших динамиков:
— Итак, Джоди, привет из прошлого, золото, которое действительно блестит,
лучшее для лучших!
Голос сменяет музыка, шедевр давно ушедшего оркестра:
Ба-да-да… ба-да-да-ди-дам…
— Господи. «В настроении», — вырывается у Сейди. — Я танцевала линди под
эту мелодию.
Я протягиваю руку.
— Пойдемте. Потанцуем.
Она смеется, качает головой.
— Боюсь, мистер Амберсон, те дни, когда я танцевала свинг, остались в
далеком прошлом.
— Но вы не так уж стары для вальса. Как говорил Дональд в те давние дни:
«Все со стульев и на ноги!» И зовите меня Джордж, пожалуйста.
На улице пары энергично двигаются под быструю музыку. Некоторые даже
пытаются танцевать линди-хоп, но никому не удается делать это так слаженно, как
танцевали мы с Сейди в стародавние времена. Ничего похожего.
Она берет мою руку, как женщина, которая грезит. И она грезит, а я вместе с
ней. Как и все сладкие грезы, эта будет короткой… но быстротечность прибавляет
сладости, верно? Я, во всяком случае, в этом уверен. Потому что если время ушло,
его уже не вернуть.
Разноцветные фонарики горят над улицей, желтые, и красные, и зеленые. Сейди
спотыкается о чей-то стул, но я к этому готов и ловлю ее за руку.
— Извините, я такая неуклюжая, — говорит она.
— Вы были такой всегда, Сейди. Одна из ваших самых милых особенностей.
Прежде чем она успевает спросить, откуда мне это известно, я обнимаю ее за
талию. Она обнимает меня, по-прежнему глядя снизу вверх. Свет катится по ее
щекам и сверкает в глазах. Наши ладони соприкасаются, пальцы естественным
образом переплетаются — и годы соскальзывают, как пальто, слишком тяжелое и
узкое. В этот момент мне больше всего хочется одного: чтобы мои надежды
оправдались и общественные дела не помешали ей найти хотя бы одного хорошего
мужчину, который раз и навсегда избавил ее от гребаной швабры Джона Клейтона.
Она задает вопрос, тихим голосом, едва различимым сквозь музыку, но я ее
слышу — всегда слышал:
— Кто ты, Джордж?
— Ты знала меня в другой жизни, милая.
Тут музыка подхватывает нас, музыка уносит годы, и мы танцуем.
2 января 2009 — 18 декабря 2010
Сарасота, Флорида
Лоувелл, Мэн
Do'stlaringiz bilan baham: |