…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Пожалуйста, не стройте планов убийства Уокера,
подумал я. 
Пожалуйста, не

---

усложняйте мою и без того трудную работу.
— Извините за беспорядок, — раздался в наушниках голос Ли. — Нынче она
ничего не делает, только спит, смотрит телевизор да болтает о женщине, которой
дает уроки.
Де Мореншильдт заговорил о нефтеносных участках, которые хотел бы
заполучить на Гаити, резко отозвался о жестокости режима Дювалье.
— В конце дня грузовики приезжают на ярмарочную площадь и собирают
трупы. Многие из них — дети, умершие от голода.
— Кастро и Фронт положат этому конец, — мрачно бросил Ли.
— Пусть провидение приблизит этот день. — Звякнули бутылки, вероятно,
последняя фраза послужила тостом. — Как работа, товарищ? И почему ты сейчас не
там?
Он не там, ответил Ли, потому что ему хочется быть здесь. Проще пареной
репы. Он поднялся и ушел.
— А что они могут с этим сделать? Во всей фотолаборатории лучше меня
никого нет, и старина Бобби Стоуволл это знает. Бригадир, его фамилия, — 
я не
разобрал, то ли Грэфф, то ли Грейфф,
— говорит: «Хватит изображать
профсоюзного организатора, Ли». И знаете, что я делаю? Смеюсь, отвечаю:
«Хорошо, svinoyeb», — и ухожу. Он свинья, и все это знают.
Однако чувствовалось, что новая работа Ли нравилась. Хотя он жаловался на
покровительственное отношение и на то, что трудовой стаж ставится выше таланта.
В какой-то момент заявил: «Знаете, в Минске, если бы всех ставили в равные
условия, я бы через год управлял заводом».
— Я в этом не сомневаюсь, сын мой… Это совершенно очевидно.
Де Мореншильдт играл с ним. Подзуживал его. Мне это не нравилось.
— Вы видели утреннюю газету? — спросил Ли.
— Этим утром я не видел ничего, кроме телеграмм и служебных записок. Я
здесь только с тем, чтобы вырваться из-за рабочего стола.
— Уокер сделал это, — продолжил Ли. — Присоединился к крестовому походу
Харгиса. А может, это крестовый поход Уокера и Харгис присоединился к нему. Не
могу сказать. Эта гребаная «Ночная скачка». Эти два дурня собираются обойти весь
Юг, объясняя, что НАСПЦН — коммунистическая ширма. Они задержат
десегрегацию и предоставление неграм права голоса на двадцать лет.
— Конечно! А еще они разжигают ненависть. И сколько пройдет времени,
прежде чем начнется резня?
— Или кто-нибудь застрелит Ральфа Абернати
[145]
и доктора Кинга!
— Разумеется, Кинга застрелят. — В голосе де Мореншильдта слышался смех.
Я стоял, прижимая руками наушники, по лицу катился пот. Все это ну очень
напоминало прелюдию к заговору. — Это всего лишь вопрос времени.

---

Один из них воспользовался открывалкой, чтобы перейти ко второй бутылке
мексиканского пива.
— Кто-то должен остановить этих двух ублюдков, — заявил Ли.
— Ты ошибаешься, называя нашего генерала Уокера дурнем. — Де
Мореншильдт заговорил лекторским тоном. — Харгис — да, естественно. Харгис —
шут. И не зря говорят, что он, как и многие из ему подобных, отличается
извращенными сексуальными вкусами. Утром предпочитает трахать в щелку
маленьких девочек, а после полудня — в очко маленьких мальчиков.
— Послушайте, так он же больной! — На последнем слове голос Ли дал
петуха, как у подростка. Потом он рассмеялся.
— Но Уокер… он совсем из другого теста. У него высокое положение в
Обществе Джона Берча…
— Эти ненавидящие евреев фашисты!
— …и я предвижу, что достаточно скоро он может его возглавить. А завоевав
доверие и одобрение других крайне правых групп, он вновь попытается
поучаствовать в предвыборной кампании… но на этот раз не за кресло губернатора
Техаса. Подозреваю, что цель у него будет более высокая. Сенат? Возможно. Может,
Белый дом?
— Этого никогда не случится. — Но в голосе Ли слышалась неуверенность.
—