Джоди выглядел удивительно красивым в косых лучах скатывающегося к горизонту
солнца, и в душе я хотел немедленно свалить в Форт-Уорт, пока еще мог заставить
себя туда ехать. Я до сих пор задаюсь вопросом, что изменилось бы, поедь я сразу
после ужина? Может, ничего. Может, очень многое.
Тренер разыгрывал последние комбинации с несколькими футболистами, тогда
как остальные сидели на скамье, сняв шлемы, по их лицам текли струйки пота.
—
Красный два, красный два!
— прокричал тренер. Увидел меня с Деком и
поднял руку с растопыренными пальцами:
пять минут
. Потом повернулся к
остававшимся на поле усталым игрокам. —
Еще разок. Давайте посмотрим,
сумеете ли вы совершить смелый прорыв от полного говна к просто говну, а?
Я посмотрел на другую сторону поля и увидел
парня в таком ярком пиджаке
спортивного покроя, что хотелось сощуриться. Он ходил взад-вперед вдоль боковой
линии с наушниками на голове и какой-то штуковиной в руках, напоминавшей
миску для салата. Его очки показались мне знакомыми. Поначалу я не мог сложить
два и два, но потом получилось: он выглядел как Молчаливый Майк Макикерн. Мой
личный мистер Чародей.
— Кто это? — спросил я Дека.
Дек прищурился.
— Будь я проклят, если знаю.
Тренер хлопнул в ладоши и велел парням отправляться в душевую. Подошел к
нам и стукнул меня по спине.
— Как поживаете, Шекспир?
— Неплохо, — бодро ответил я.
— «Шекспир, пошел в сортир» — так у нас говорили в детстве. — И тренер
добродушно захохотал.
— А у нас говорили: «Треник, треник, слопай веник».
На лице тренера Бормана отразилось изумление.
— Правда?
— Нет, шучу. — Я уже жалел, что не поддался первому порыву и не уехал из
Джоди сразу после ужина. — Как в этом году команда?
— Ребята хорошие, тренируются с душой, но без Джимми уже не то. Вы видели
наш новый рекламный щит, там, где сто девятое отходит от автострады
семдсят
семь
?
— Наверное, так к нему привык, что не обратил внимания.
— Что ж, взгляните на
него на обратном пути, дружище. Очень хорошо
смотрится. Мама Джимми растрогалась чуть ли не до слез, когда увидела. Как я
понимаю, вам мы обязаны тем, что этот молодой человек поклялся не прикасаться к
спиртному. — Он снял бейсболку с большой буквой «Т», рукой стер со лба пот,
вернул бейсболку на место, тяжело вздохнул. — Наверное, благодарить нужно еще и
этого гребаного тупицу Винса Ноулса, но за него я могу только помолиться.
Я вспомнил, что тренер — из консервативных баптистов. Помимо молитв, он,
наверное, верил во всю эту историю о сыновьях Ноевых.
— Благодарить меня не за что, — ответил я. — Я просто делал свою работу.
Он пристально посмотрел на меня.
— Вам следовало бы и дальше делать ее, а не
гонять шкурку над какой-то
книжкой. Извините, если слишком грубо, но таково мое мнение.
— Все нормально. — И я говорил правду. Он нравился мне тем, что так сказал.
В другом мире я бы с ним согласился. Я показал на противоположную сторону поля,
где Молчаливый Майк укладывал миску для салата в металлический ящик.
Наушники уже висели на шее. — Кто это, тренер?
Тренер фыркнул.
— Кажется, его зовут Хейл Дафф. Или Кейл. Новый спортивный репортер
«Большой дамы». — Он говорил о Кей-ди-эй-эм, единственной радиостанции
округа Денхолм, со слабеньким передатчиком, которая утром передавала прогноз
погоды и новости для фермеров, после полудня — музыку кантри. А
после
окончания школьных занятий — рок. Паузы между песнями нравились детям никак
не меньше музыки: сначала что-то взрывалось, а потом сиплый старческий голос
произносил: «КЕЙ-ДАМ! Большой БАМ!» В Стране прошлого это считалось
вершиной скользкого юмора.
— Что это у него за устройство, тренер? — спросил Дек. — Вы знаете?
— Знаю, будьте уверены, — ответил тренер, — и если он думает, что я разрешу
пользоваться им во время репортажа с матча, то он упал с дуба. Как будто я хочу,
чтобы все, у кого есть радио, слышали,
как я обзываю своих парней, если они не
могут остановить атаку на тридцатиярдовой линии.
Я повернулся к нему, очень медленно.
— Что вы такое говорите?
— Я ему не поверил, поэтому опробовал сам, — ответил тренер, а потом
продолжил с нарастающим негодованием: — Услышал, как Буф Редфорд говорил
одному из новичков, что яйца у меня больше, чем мозги.
— Неужели? — Мое сердце ускорило бег.
— Этот Даффер утверждает, что собрал эту штуковину в гараже, — пробурчал
тренер. — А если
включить ее на полную мощность, можно услышать, как пернул
кот в соседнем квартале. Чушь, разумеется, но Редфорд находился на другой
половине поля, когда я услышал, как он острит.
Парень в спортивном пиджаке, который выглядел года на двадцать четыре,
поднял металлический ящик и помахал нам свободной рукой.
Тренер ответил тем
же, бормоча:
— Я пущу его на поле в тот самый игровой день, когда на бампере моего
гребаного «доджа» появится наклейка «Голосуй за Кеннеди».
13
Уже практически стемнело, когда я добрался до пересечения автострады 77 и
шоссе 109, но на востоке поднялась раздутая оранжевая луна, и ее света вполне
хватало, чтобы разглядеть рекламный щит. С него улыбался Джим Ладью, держа
футбольный
шлем в одной руке, а мяч — в другой, прядь черных волос падала на
лоб. Над портретом тянулась надпись украшенными звездами буквами:
«ПОЗДРАВЛЯЕМ
ДЖИМА
ЛАДЬЮ,
ЛУЧШЕГО
КУОТЕРБЕКА
ШТАТА
1960/1961! УДАЧИ В АЛАБАМЕ! МЫ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕМ ТЕБЯ».
А под портретом кричали красные буквы:
Do'stlaringiz bilan baham: