— Хочешь поздороваться? — спросила Лизель.
— Нет, спасибо. Я лучше потом.
Когда выиграю.
Эти слова не были сказаны, но они точно там висели, где-то между синими глазами Руди и
наставническими ладонями Дойчера.
Сначала был обязательный марш вокруг стадиона.
Гимн.
Хайль Гитлер.
Только после этого можно начинать.
Когда возраст Руди вызвали на старт забега на полторы тысячи метров, Лизель пожелала
ему удачи в типично немецкой манере.
—
Hals und Beinbruch, Saukerl.
Пожелала свинуху сломать ногу и шею.
* * *
Мальчики собрались на дальнем конце округлого поля. Одни разминались, другие
собирались с духом, остальные были там просто потому, что надо.
Рядом с Лизель сидела мать Руди Барбара с младшими детьми. Тонкое одеяло было усыпано
детишками и вырванной травой.
— Вы видите Руди? — спросила Барбара детей. — Он крайний слева. — Барбара Штайнер
была добрая женщина, а волосы у нее всегда выглядели только что причесанными.
— Где? — спросила одна из девочек. Наверное, Беттина, самая младшая. — Я
вообще
никого не вижу!
— Крайний. Да нет, не там.
Вон там.
Они еще не закончили опознание, когда пистолет стартера выбросил дымок и хлопок.
Маленькие Штайнеры бросились к ограде.
На первом круге вперед выдвинулась группа из семи мальчиков. На втором их было уже
пять, а на третьем — четверо. Руди держался четвертым весь забег до последнего круга.
Мужчина справа от Лизель стал говорить, что лучше всех выглядит второй бегун. Самый рослый.
— Вот погоди, — говорил он своей невпечатленной жене. — За двести метров до финиша
он рванет. — Мужчина не угадал.
Жирный распорядитель в коричневой форме сообщил бегунам, что остался последний круг.
Этот деятель явно не страдал от карточной системы. Он прокричал сообщение,
когда группа
лидеров пересекла черту, и тут вперед рванулся не второй, а четвертый бегун. Причем на двести
метров раньше.
Руди мчался.
И ни разу не оглянулся назад.
Он уходил в отрыв, будто натягивал резиновый трос, пока чужие надежды на выигрыш не
лопнули окончательно. Он нес себя по дорожке, а трое за его
спиной вырывали друг у друга
огрызки. На финишной прямой не было ничего, кроме белокурой головы и простора, и когда
Руди пересек черту, он не остановился. Не вскинул руки? И даже не согнулся, переводя дух.
Лишь прошел еще двадцать метров и наконец оглянулся через плечо и посмотрел, как линию
пересекают остальные.
По дороге к своим он сначала поздоровался с вожатыми, потом с Францем Дойчером. Оба
кивнули.
— Штайнер.
— Дойчер.
— Похоже, кроссы,
что ты у меня бегал, пошли на пользу, а?
— Вроде того.
Руди не улыбнется, пока не выиграет все четыре забега.
Do'stlaringiz bilan baham: