185
Произведения русской классической литературы
нередко приводятся в
качестве параллелей для текстов более позднего времени. Так, например, Зорин,
герой рассказа «Чок-получок», сопоставляется с Левиным, автопсихологическим
персонажем из романа «Анны Каренина». Героев, по мнению критика, сближает
испытываемое ими однотипное острое чувство ревности: «общность
психологического типа, общность духовных запросов к браку здесь оказывается
важнее различий, диктуемых средой и эпохой»
497
. Разность временных периодов
и социальной принадлежности персонажей перестает иметь значение, так как
состояние и его первопричины едины: «оба видят мимолетные начатки духовной
измены, видят, как в родных женских глазах загорается блеск, зажженный не
ими»
498
. И если реакции мужей, между которыми дистанция в сто лет, идентична
(лишение соперника общества жены вместо прямого с ним столкновения), то в
реакции жен наблюдается очевидная разница. Так, если досада Кити сменяется
раскаянием и жалостью к обеспокоенному супругу, то
для Тони ситуация
обернулась разочарованием после отказа мужа пойти на риск. Новым в женском
мировоззрении стало вызывающе кокетливое поведение, косметика как
инструмент, потому что это «ныне один из главных признаков женского
самолюбия, когда зеркало важнее объятий»
499
.
Несмотря на более резкий
женский нравственный поворот,
ответственность за это внутреннее изменение критик возлагает на мужчин.
Семьи и у Вампилова, и у Белова распадаются тогда, когда женщина, ожидая от
супруга духовного руководства и смыслонаполнения своей жизни, испытывает
разочарование из-за невозможности обрести искомое. Звучание классического
компонента – залог и необходимое условие для того, чтобы художественный
текст автора-современника вошел в круг интересов Роднянской: «Отсюда
напряжение между “классичностью” общих
контуров стиха Кушнера и
497
Роднянская И.Б.
Художник в поисках истины. С.25.
498
Там же.
499
Там же. С. 27.
186
будничной сниженностью его словесной интонации <…>»
500
; «Отсюда же
проблематичное противостояние громадных вопросов о жизни, смерти,
одиночестве и общении, свободе и любви, движении истории, судьбах отечества
– вопросов, для постановки которых созван поистине “великий совет”,
потревожены тени Пушкина, Достоевского, Тютчева, Баратынского, Толстого, –
и
сугубо личных, живо-мучительных применительно к себе <…>»
501
. Как и в
предыдущих статьях аргументы строятся вокруг желания выстроить параллели:
«В Блоке открылась пушкинская судящая глубина»
502
.
Нельзя не остановиться на вопросе о том,
как в терминологической
системе Роднянской соотносятся понятия «классическая литература» и
«современная литература». В статье «Классика и мы» Роднянская пишет:
«…классическое предполагает <…> особую диалектику временного и вечного.
Вечное – это <…> действительно неизменные идеалы человеческой души и
непреходящие противоречия человеческого существования, воплощенные в
искусстве <…>. Переживать вечные темы <…>, как будто они родились сегодня,
вместе с тобой, то есть не отвлеченно и не сентенциозно, – это и
есть
классическая установка <…>. Русская классическая литература и культура <…>
всегда сохраняла такую этико-эстетическую меру благообразия <…>»
503
.
Классическая литература, по Роднянской,
современна в том смысле, что на
первый план в ней выступают имеющие общечеловеческую значимость, никогда
не устаревающие проблемы. К идеалу классической литературы, с точки зрения
критика, может и должна стремиться современная литература. В названной
работе 1977 года Роднянская пишет: «Утешительно лишь то, что современное
наше искусство все больше начинает питаться классическими соками и,
возможно, именно оно поможет человеку прирасти к прежним корням»
504
. О
писателях-классиках
критик рассуждает так, будто их произведения написаны
500
Do'stlaringiz bilan baham: