Ббк 84(8Авс)-44 Робертс Г. Д

Морфина гидрохлорид
– обезболивающее средство.

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
143
были чаще всего террористы, сепаратисты, нелегалы или просто чересчур заметные преступ-
ники.
– Эти люди умирают, – завершил Абдулла свой рассказ цветистой фразой, как я и ожи-
дал, – и они крадут жизнь для себя самих, а потом продают ее и другим умирающим.
Абдулла замолчал, и над нами нависла плотная, увесистая тишина. Все смотрели на меня.
Похоже, их интересовало, как я буду реагировать на эту повесть об их печалях и достижениях,
о жестоком бойкоте со стороны общества и об их незаменимости в криминальном мире. Дыха-
ние со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы из безгубых ртов. Посерьезневшие терпеливые
глаза выжидательно уставились на меня.
– Можно… можно мне еще один стакан воды? – спросил я.
По-видимому, я оправдал ожидания, так как все принялись радостно смеяться.
Несколько ребятишек сорвались с места, чтобы принести мне воды, а взрослые похлопывали
меня по плечам и спине.
Ранджитбхай объяснил, что Сунил – мальчик, который принес нам сверток с лекар-
ствами, – будет регулярно привозить медикаменты мне в трущобы в удобное для меня время.
Он попросил меня, прежде чем мы уйдем, посидеть еще некоторое время, чтобы каждый из
окружающих мужчин, женщин и детей мог прикоснуться к моей ноге. Мне казалось, что это
унизительно для людей, и я стал уговаривать его отказаться от этой затеи. Но он настаивал,
а затем с суровым выражением и каким-то ожесточенным блеском в глазах наблюдал, как его
люди друг за другом стучат по моей ноге обрубками пальцев или почерневшими и потеряв-
шими форму ногтями.
Час спустя Абдулла высадил меня возле Центра мировой торговли. Он тоже слез с мото-
цикла и, импульсивно обхватив меня руками, сжал в крепком объятии. Я рассмеялся, и он
недоуменно воззрился на меня:
– Что в этом смешного?
– Ничего смешного, – успокоил я его. – Просто я не ожидал таких медвежьих объятий.
– Медвежьих объятий? Это такое английское выражение?
– Ну да. Оно означает крепкие объятия, так у нас обнимаются друзья.
– Брат мой, – произнес он с легкой улыбкой, – завтра мы с Сунилом привезем тебе еще
лекарств.
С этими словами он укатил, а я направился к своей хижине. Я огляделся вокруг, и наш
поселок, представлявшийся мне поначалу забытой богом юдолью скорби, теперь показался
мне крепким, жизнестойким маленьким городом безграничных возможностей и сбывающихся
надежд. Его жители были сильными и здоровыми. Войдя в хижину, я закрыл за собой тонкую
фанерную дверь, сел и заплакал.
«Страдание, – сказал мне однажды Кадербхай, – это способ испытать свою любовь,
прежде всего любовь к Богу». Я не знал Бога, говоря его словами, но и как неверующий я не
выдержал испытания в этот день. Я не мог любить Бога – как бы его ни звали – и не мог про-
стить Его. Слезы текли у меня из глаз несколько минут, чего со мной не случалось очень давно,
и я все еще сидел, погруженный в отчаяние, когда вдруг открылась дверь, вошел Прабакер и
опустился передо мной на корточки.
– От него может быть большая опасность, Лин, – выпалил он без всяких предисловий.
– От кого? О чем ты?
– Об этом парне, Абдулле, который приходил к тебе сегодня. От него может быть очень
большая опасность, если знакомиться с ним и особенно если делать какие-то дела с ним также.
– Что ты этим хочешь сказать?
Прабакер помолчал, на его открытом лице явственно выразилась внутренняя борьба.
– Он… убийственный человек, Лин, убийца. Он убивает людей. За деньги. Он гунда,
гангстер, и работает на Кадербхая. Все знают это. Все, кроме тебя.

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
144
Я сразу же, не задавая больше вопросов и не требуя от Прабакера никаких доказательств,
понял, что это правда и что я уже и сам знал это – или, во всяком случае, подозревал. Это
было видно по тому, как люди обращались к Абдулле, по шепоту у него за спиной и по страху,
с каким многие смотрели на него. Абдулла был похож на самых опасных и лучших людей, с
какими я встречался в тюрьме. Так что это должно было – по крайней мере, в какой-то степени
– быть правдой.
Я постарался трезво взглянуть на самого Абдуллу и на то, чем он занимается, и опреде-
лить, каковы должны быть мои отношения с ним. Кадербхай был, несомненно, прав. У нас
было много общего. Мы оба были способны применить при необходимости грубую силу и не
боялись переступить закон. Мы оба были изгоями, одиночками в мире. Абдулла, как и я, был
готов в любой момент умереть за то, что покажется ему достойным этого. Но я никого не уби-
вал. Этим мы отличались друг от друга.
И несмотря ни на что, он мне нравился. Я подумал о том, как уверенно он держался
в колонии прокаженных. Несомненно, в значительной степени уверенность и самообладание
передались мне от Абдуллы. Рядом с ним я чувствовал себя сильным и ничего не боялся. Он
был первым человеком из встреченных мною после побега, кто так действовал на меня. Таких
людей называют в тюрьме стопроцентными парнями. Они, не задумываясь, поставят на кон
свою жизнь ради друга, встанут плечом к плечу с ним против всего мира.
Эти парни так часто бывают героями книг и фильмов, что мы забываем, как редко они
встречаются в жизни. Но я видел таких людей. Это был один из полезных уроков, которые
я вынес из тюрьмы. Тюрьма срывает маску с человека. В тюрьме ты не можешь скрыть свою
сущность. Ты не можешь притвориться крутым. Ты либо являешься таковым, либо нет, и это
видно всем. И я убедился, что, когда на тебя прут с ножом – а со мной это случалось неодно-
кратно – и встает вопрос, кто кого, среди сотен людей найдется один, кто ради дружбы пойдет
с тобой до конца.
Тюрьма научила меня распознавать таких людей, и я знал, что Абдулла один из них. Для
меня, преследуемого и постоянно готового, отбросив страх, вступить в схватку и умереть, сила,
крутой характер и железная воля Абдуллы значили больше, чем все добро и вся истина мира.
И в этот момент, сидя в своей хижине, где полосы света прорезали прохладную полутьму, я
поклялся, что буду ему верным другом и братом, кем бы он ни был и что бы он ни делал.
Я посмотрел в обеспокоенное лицо Прабакера и улыбнулся ему. Он инстинктивно улыб-
нулся мне в ответ, и до меня вдруг дошло, что я внушаю ему уверенность и играю в его жизни
такую же роль, какую Абдулла стал играть в моей. Дружба – это тоже своего рода лекарство, и
рынок, на котором ее можно достать, тоже бывает черным.
– Не волнуйся, – сказал я, положив руку ему на плечо, – все будет в порядке. Все будет
хорошо, ничего со мной не случится.

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
145