Не навреди

***
Итак,
первой
по
списку
шла
операция
под
названием
нейроваскулярная декомпрессия (точно такую же операцию снимали
телевизионщики в Киеве). Пациент много лет страдал от невралгии
тройничного нерва, и от обычных обезболивающих толку становилось все
меньше и меньше. Невралгия тройничного нерва – относительно редкое
заболевание, жертвы которого сталкиваются с мучительными спазмами в
одной половине лица. По их словам, боль такая, будто от сильного разряда
тока или от удара раскаленным докрасна ножом. Достоверно известно, что
в прошлом, до того как тригеминальную невралгию научились эффективно

---

лечить, некоторые люди из-за невыносимой боли добровольно уходили из
жизни. Когда я продемонстрировал эту операцию в начале 1990-х на
Украине, некоторые пациенты признались, что они действительно были на
грани того, чтобы покончить с собой, так как не могли позволить себе
лекарства.
Суть операции заключается в том, чтобы через небольшое входное
отверстие, просверленное в черепе за ушной раковиной, обнажить с одной
стороны мозг и аккуратно переместить артерию, давящую на
чувствительный тройничный нерв. Именно давление, оказываемое на него
артерией, и является причиной чудовищных болей, хотя конкретные
механизмы их возникновения изучены не до конца. Работа здесь требуется
тонкая, но если точно знать, что нужно делать, то в ней нет ничего
сложного. Хотя Майк и правильно поступил, когда запугал пациента
формой информированного согласия – да и я перечислил те же самые
риски, принимая его в амбулаторном отделении, – из нескольких сотен
подобных операций проблемы возникали у меня лишь пару раз, так что я
не ждал серьезных осложнений.
Вскрыв череп, я при помощи операционного микроскопа обнаружил,
что доступ к тройничному нерву блокирует аномально крупная вена. Когда
я начал подбираться к нерву, расположенному глубоко внутри черепа в так
называемом мостомозжечковом углу, злополучная вена разорвалась и
хлынули потоки темно-фиолетовой крови. Я оперировал на глубине
порядка шести-семи сантиметров через входное отверстие диаметром два
сантиметра на участке всего в несколько миллиметров шириной,
находившемся в непосредственной близости от различных жизненно
важных нервов и артерий. Струящаяся кровь полностью загораживает
обзор, и приходится действовать вслепую, подобно попавшему в облако
пилоту, пока наконец не удастся остановить кровотечение.
– Усилить отсос! – крикнул я дежурной медсестре, пытаясь с помощью
микроскопического отсоса убрать кровь и определить, где начинается
кровотечение.
Не то чтобы жизнь пациента подверглась серьезной угрозе, но
остановить кровотечение оказалось не так-то просто. Нужно было найти
источник
кровотечения,
обложить
его
крошечными
кусочками
кровоостанавливающей марли, придавливая их концами микроскопических
инструментов, рукоятки которых изогнуты под углом, чтобы не
загораживать обзор, а затем дождаться закупоривания вены.
– Нельзя терять хладнокровие, когда имеешь дело с венозным
кровотечением, – сказал я Майку, с некоторым беспокойством глядя через

---

микроскоп на бурлящие потоки крови. – Его всегда можно остановить с
помощью марли.
Однако после этих слов я начал переживать, как бы все не закончилось
смертельным исходом, – это был бы второй случай на несколько сотен
аналогичных операций. Более двадцати лет назад я оперировал пожилого
мужчину с рецидивирующей невралгией тройничного нерва, который
спустя несколько недель умер от инсульта, ставшего следствием операции.
Через двадцать минут, несмотря на все мои усилия, большая емкость, к
которой был присоединен отсос, оказалась до краев наполнена темно-
красной венозной кровью, и Дженни, дежурной медсестре, пришлось
поставить на стол новую, пустую. Пациент потерял четверть всей
циркулировавшей в организме крови. Но наконец вена закупорилась и
кровотечение прекратилось. Прижимая инструменты к поврежденной вене
и стараясь удерживать руки неподвижно, я, конечно, волновался из-за
кровотечения, однако точно так же беспокоился о том, что теперь не хватит
времени, чтобы прооперировать миссис Сигрэйв. Мне не нравилась мысль
о том, что придется второй раз переносить операцию, а потом иметь дело с
пожилой пациенткой и ее дочерью. Понимая, что нехватка времени
начинает давить на меня, я решил потратить даже больше времени, чем
было необходимо, чтобы убедиться, что кровотечение окончательно
остановилось. Если кровотечение возобновится после того, как мы зашьем
череп, скорее всего оно закончится летальным исходом. К двум часам дня я
был вполне доволен тем, как затянулось место кровотечения.
– Давайте пошлем за следующим пациентом, – сказал я
анестезиологу. – У вас опытный ординатор, так что она сможет начать
подготовку второго пациента, пока мы закончим с этим.
– Боюсь, это невозможно, – ответила она, – так как у нас только один
помощник.
– Да черт побери, отправьте вы уже за пациентом, наконец, неужели
это так сложно?
– Руководство придумало новое правило, согласно которому нельзя
приступать к следующей операции, пока предыдущий пациент еще на
столе. Это небезопасно.
Я проворчал, что раньше это никогда не создавало проблем.
– Что ж, придется с этим смириться. И в любом случае вам следует
составлять более реалистичный список операций.
Я мог бы объяснить, что никак нельзя было предсказать это
нетипичное кровотечение. Я мог бы объяснить, что если бы всегда
планировал операции с учетом непредвиденных ситуаций, то вообще мало

---

кому успевал бы помочь. Но я ничего не сказал. Судя по всему, теперь мы
вряд ли смогли бы взяться за миссис Сигрэйв раньше чем через час после
завершения первой операции. И если я собирался закончить до пяти вечера,
то мне следовало оперировать в спешке, а я это ненавидел. В случае если
операция затянется после пяти, персоналу, разумеется, придется остаться,
но если делать так слишком часто, то в будущем окажется намного сложнее
начинать новую операцию ближе к концу дня. Впрочем, мысль о том,
чтобы снова отменить операцию, тревожила меня куда сильнее.
Мы закончили с первым пациентом, и анестезиолог принялась
приводить его в чувство.
– Думаю, теперь можно привезти следующего, – сказала она одной из
медсестер, которая тут же пошла за вторым пациентом.
Понимая, что миссис Сигрэйв окажется на операционном столе не
сразу, я спустился к себе в кабинет, чтобы разобраться с бумагами. Через
двадцать минут я вернулся в операционную, ожидая увидеть, что
анестезиологи активно занимаются пациенткой. К своему ужасу, я не
обнаружил там никого, кроме помощника анестезиолога, которого к тому
же еще и не узнал.
Я поинтересовался у него, что случилось с пациенткой, но он только
пожал плечами, поэтому я направился в комнату отдыха, чтобы выяснить,
где миссис Сигрэйв.
– Где миссис Сигрэйв? – спросил я медсестру.
– Ее переодевают.
– Но почему ее не переодели до сих пор?
– Нам не позволено.
– Что вы имеете в виду? – спросил я с нескрываемым раздражением. –
Кто не позволяет вам это сделать?
– Государство.
– Государство?!
– Ну да. Государство запрещает, чтобы пациенты разного пола
находились в одном помещении в операционных рубашках.
– Так почему бы не дать им тогда больничные халаты?
– Мы предлагали это еще давным-давно. Руководство больницы
сказало, что государство этого не позволит.
– Так что же мне делать? Жаловаться премьер-министру?
Медсестра улыбнулась.
– А вот и пациентка, – сказала она, и я увидел миссис Сигрэйв в
инвалидном кресле, которое катила ее дочь. На пациентке была одна из тех
унизительных больничных рубашек, которые едва прикрывают ягодицы,

---

так что государство оказалось, пожалуй, право.
– Ей пришлось переодеваться в туалете, – сообщила ее дочь, закатив
глаза.
– Я знаю. У нас нет специальных условий для пациентов, которые
поступают утром непосредственно перед операцией, – объяснил я. – Так
или иначе, нам надо поторопиться. Я сам доставлю ее в операционную.
Я взялся за инвалидную коляску и спешно покатил ее по коридору.
Палатная медсестра с медицинской картой миссис Сигрэйв побежала за
мной.
Было уже три часа, и анестезиолог выглядела заметно недовольной.
– Я все сделаю сам, – поспешил я успокоить ее. – От начала и до
конца.
Майк явно расстроился: чуть раньше я пообещал ему, что буду
ассистировать, а всю основную работу сделает он. Теперь же в роли
ассистента предстояло выступить ему.
– Все выглядит довольно обычно. Операция будет простенькой, –
добавил я, не рассчитывая, что Рейчел купится на эту ложь. Мало кто из
анестезиологов верит тому, что говорят им хирурги.
Итак, в половине четвертого мы приступили.