Национальное своеобразие и мировое значение русской литературы XIX в

Собранье зол его стихия.
Носясь меж дымных облаков,
Он любит бури роковые,
И пену рек, и шум дубров.
Меж листьев желтых, облетевших
Стоит его недвижный трон;
На нем, средь ветров онемевших,
Сидит уныл и мрачен он.
Он недоверчивость вселяет,
Он презрел чистую любовь.
Он все моленья отвергает,
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений
Он давит голосом страстей,
И муза кротких вдохновений
Страшится неземных очей
Демон, безнадежно любящий жизнь, унылый и тоскующий, подверженный высоким ощущеньям, которые намеренно давит в себе голосом страстей (следовательно, подверженный и страстям), абсолютно одинокий - это фигура не борца, а скорее некоего прозревшего пустоту и отверженность бытия и надевшего маску циника, "лишнего" в мироздании, отверженного, но не смирившегося творения, избравшего орудием противопоставления насмешку. Насмешка над суетностью и напрасностью бытия, над мелочностью человеческих страстей и надежд - от того же трагического всезнания. Но, насмехаясь, он в то же время
…любит пасмурные ночи,
Туманы, бледную луну,
Улыбки горькие и очи,
Безвестные слезам и сну…
Естественно, что с познанных им вселенских прозрений
…Ему смешны слова привета
И всякий верящий смешон;
Он чужд любви и сожаленья,
Живет он пищею земной,
Глотает жадно дым сраженья
И пар от крови пролитой…
Вот суть взаимоотношений Демона с миром (зла с добром) – снисходительная насмешка. И вот - его "Демон" (1841), вобравший в себя всю боль и безнадежность человечества. Символ вечной его неустроенности. С первых же строк выступает неоднозначность образа падшего ангела:


Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой…
…Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья –
И зло наскучило ему…

Редакций "Демона" насчитывается восемь. Первоначально образ Демона был прямолинейнее, борьба внутри него заканчивалась перевесом зла, ненависти, и соблазнение им Тамары представлялось преднамеренной местью за невозможность любви. Впоследствии Лермонтов настолько углубил, расширил этот образ, наделил его такими противоборствующими раздирающими страстями, что его неоднозначность породила целый ряд трактовок в осмыслении образа. С одной стороны - мощь свободного разума, а с другой - созидательная и в то же время разрушительная страсть, противоречивое единство этих двух начал, напряженная жизнь духа, неискоренимое стремление к восстановлению гармонии, связи с миром - и невозможность его осуществления сообщают этому образу не только трагизм, но и необыкновенную динамичность. Развивающийся на втором плане повествования "метаконфликт" между Демоном и Тамарой, с одной стороны, богом и созданным им миропорядком - с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским "сверхсмыслом". Встреча с Тамарой для Демона – не залог "возвращенного рая", а новая ступень в его исканиях "с начала мира". Глубинный сверхсмысл поэмы - во зле от зла, в обречении добром на зло, в невозможности метаморфоз, и даже во зле от добра.

Если западные писатели основным конфликтом между Богом и сатаной рассматривали жажду свободы и от нее - бунт сатаны против Бога, получавший различное толкование в том или ином случае, то Лермонтов переносит конфликт совсем в иную сферу. Его демон бунтует против собственной природы, желает любви и перерождения, а наказание его Богом мыслится в запрете данного перерождения, иными словами, в сохранении зла. Мотив возрождения "к жизни новой" превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла, борясь между зарождающимся чувством любви и привычкой к злу. Сила любви, связанная, прежде всего, с добром, приводит к тому, что он готов отказаться если не от зла вообще, то от "умысла жестокого" - обольщения хранимой богом Тамары.

…Тоску любви, ее волненье