Н. Игнатьев миссия в хиву и бухару в 1858 году

105
крепости Девлет-Гирей. С р. Сыра дано знать 
хивинцам 
[152]
будто собирается отряд в форте № 1 и что сам Генерал-
Губернатор уже выступил в поход. Одновременно распространилось известие 
— как оказалось впоследствии имевшее некоторое основание — о сношениях 
Генерал-губернатора с даукаринскими киргизами, считавшимися хивинскими 
подданными, и о каком-то воззвании к ним начальника края. Наконец 25 Июля 
пришло известие, что в Кунград прибыл 3-й пароход 
106
, а 4-й стал будто бы у 
устья. 
Недоумение и злобная трусость хивинцев возросла до того, что хан 
прислал ко мне 25 Июля, поздно вечером, прямо из совета, просидевшего в 
сборе, во дворце, с 5 ч. по полудни до утра, т.е. всю ночь двух приближенных 
чиновников (один из них Якуб-Мехрем — старший из его личных адъютантов) 
спросить меня категорически и требовать от меня положительного ответа: 
считать ли ему меня за мирного посланца, прибыл ли я с дружелюбным 
намерением или с войною. Дальше этого. конечно, нельзя было идти, в 
сношениях между начальником русской миссии и владетелем, к которому он 
аккредитован. Это крутое объяснение мое с хивинцами и неизвестность, в 
которой я находился о флотилии со времени пребывания Бутакова у Кунграда 
и вынудили меня объявить хану, что я уверен в лживости дошедших до него 
донесений и слухов, но что, не имея, по милости Есаул-баши, прямых 

---

сообщений с пароходом, я могу лишь командировать от себя доверенного 
чиновника, для выяснения происходящего в Кунграде и для прекращения 
недоразумений. Официальное поручение это дано было М. И. Галкину, 
которого я просил вместе с тем уговорить Бутакова, — раз, что он не в 
состоянии идти вверх по реке и оказать существенное содействие посольству, 
— прекратить не только бесполезное, но вредное стояние под Кунградом и 
уйти в Улькум-Дарью, положив конец сношениям с Есаул-башею и напрасным 
передвижениям судов 
[153]
флотилии в устьях и рукавах р. Аму. С Галкиным 
послал я почту и между прочим, писал директору Азиатского Департамента, 
шифром: «надо нам большую осторожность в действиях, чтобы не сделать 
положение миссии безвыходным. Ведь наше исследование нижнего течения 
Аму достигнуто вполне. Эмир бухарский, чрез посланца, просит хивинцев не 
пропускать нас далее по реке. Хивинцы хотят заставить меня вернуться в 
Казалу, чтобы оттуда уже идти, если желаю, в Бухару. Они не соглашаются на 
пропуск судов наших и на пребывание в Хиве агента и считают левый берег 
Сыр-Дарыи, все Аральское море и Усть-Урт своим 
107
, требуя моего признания 
сего. Несмотря на нелегкость для нас военного предприятия на Хиву и 
слабость ханства, узбеки ослеплены до того, что убеждены в своей 
неприступности. Не ожидаю благоприятного результата и в Бухаре. 
Рассыльный, довезший мне из Казалы Ваше письмо, подвергался большой 
опасности. Его больной товарищ взят уже в тюрьму, также как и все 
каракалпаки, бывшие в сношениях с нашими рассыльными киргизами