Т. Аксакова, «Детство», «Отрочество», «Юность» Л. Н. Толстого, «Пошехонская старина»
М. Е. Салтыкова-Щедрина. Но «Жизнь Арсеньева» не просто лирический дневник
далеких, безвозвратно ушедших дней. Первые детские впечатления и впечатления
отрочества, жизнь в усадьбе и учеба в гимназии, картины русской природы и быт
нищающего дворянства служат лишь канвой для философской, религиозной и этической
концепции Бунина. Автобиографический материал преображен
писателем столь сильно,
что книга эта смыкается с рассказами того цикла, в которых художественно осмысляются
вечные проблемы — жизни, любви, смерти. А если вспомнить, что писался бунинский
роман в 20-х и 30-х гг. нового века, за гребнем громовых революционных потрясений,
станет более понятен полемический и как бы устремленный поверх современности смысл
авторских отступлений и комментариев.
Размышляя о той национальной гордости, какая от
века присуща русскому человеку,
Бунин вопрошает: «Куда она девалась позже, когда Россия гибла? Как не отстояли мы
всего того, что так гордо называли мы русским, в силе и правде чего мы, казалось, были
так уверены?» Настойчиво повторяя мысль о «конце» России, погибшей «на наших глазах
в такой волшебно краткий срок», он всем художественным строем романа опровергает
собственный мрачный вывод. Усадьба, полевое раздолье, старый русский уездный
городок (где гимназист Алексей Арсеньев живет «на хлебах» у мещанина Ростовцева),
дни
великопостной учебы, постоялые дворы, трактиры, цирк, городской сад, напоенный
запахом цветов, которые назывались просто «табак», Крым, Харьков, Орел, Полтава,
Москва-Первопрестольная — из множества миниатюр складывается огромная мозаичная
картина России.
А какие пейзажи возникают на страницах «Жизни Арсеньева», как чувствует и
откликается писатель на малейшее движение в жизни природы! По Бунину, это
черта
тоже национальная: «первобытно подвержен русский человек природным влияниям».
Описания природы в романе таковы, что многие отрывки просятся в хрестоматию,
пленяют звучностью и благородством языка. Характерно, что природа и человек у Бунина
неотделимы: человек растворен в природе.
человеческой личности, расширение ее до тех пределов, когда она оказывается способной
вобрать в себя огромное количество впечатлений. Перед нами исповедь большого
художника, воссоздание им с величайшей подробностью той обстановки, где впервые
проявились его самые ранние творческие импульсы. У Арсеньева обострена чуткость ко
всему — «зрение у
меня было такое, что я видел все семь звезд в Плеядах, слухом за
версту слышал свист суслика в вечернем поле, пьянел, обоняя запах ландыша или старой
книги».
Новаторство романа. Роман явил стремление автора как можно полнее выразить,
самоутвердить себя в слове, передать, как сказал сам Бунин по другому поводу, «что-то
необыкновенно простое и в то же время необыкновенно сложное, то глубокое, чудесное,
невыразимое, что есть в жизни, во мне самом и о чем никогда не пишут как следует в
книгах». Новое в «Жизни Арсеньева» проявляется
уже в самом жанре произведения,
которое строится как свободный лирико-философский монолог, где нет привычных
героев, где даже невозможно выделить сюжет в обычном понимании этого слова. Здесь
сказывается давнее желание писателя миновать, преодолеть устоявшиеся каноны все с той
же целью преодоления конца и смерти (в чем опять-таки, быть может,
проявилась
неосознанная полемика с собственными представлениями о «конце»).
Страстное, и глубокое чувство пронизывает последнюю, пятую книгу романа — «Лика».
В основу ее легли преображенные переживания самого Бунина, его юношеская любовь к
В. В. Пащенко. В романе смерть и забвение отступают перед силой любви, перед
обостренным чувством — героя и автора — жизни.
В эту пору в восприятии современников Бунин предстает как живой классик. В 1933 г. он
первым среди русских писателей был удостоен Нобелевской премии в области
литературы. (Позднее ее получили Б. Пастернак, А. Солженицын, М. Шолохов и И.
Бродский.) В официальном сообщении говорилось: «Решением Шведской академии от 9
ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе присуждена Ивану Бунину за
строгий
артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично
русский характер». Немалую роль в этом событии сыграло появление первых четырех
книг «Жизни Арсеньева». Своеобразным итогом нравственно-духовных исканий явился
философский трактат Бунина «Освобождение Толстого» (1937), посвященный любимому
писателю.
Do'stlaringiz bilan baham: 
