Кортик. Бронзовая птица

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. СЕДЬМАЯ ГРУППА “Б” 
54. 
ТЕТЯ БРОША 
На уроке математики не оказалось мела. 
Преподавательница Александра Сергеевна строго посмотрела на Мишу: 
— Староста, почему нет мела? 
— Разве нет? — Миша вскочил со своего места и с деланным изумлением округлил глаза. — 
Перед самым уроком был. 
— Значит, он убежал, — насмешливо сказала Александра Сергеевна. — Верни его обратно. 
Миша вышел из класса, побежал в раздевалку за мелом и увидел, что тетя Броша, гардеробщица, 
плачет. 
— Ты что, тетя Броша? — спросил Миша, заглядывая ей в глаза. — Ты почему плачешь? Кто тебя 
обидел? 
Никто точно не знал, почему гардеробщицу звали тетей Брошей. Может быть, это было ее имя, 
может быть, из-за большой желтой броши, приколотой к полосатой кофте у самого подбородка, а 
возможно, и потому, что она сама походила на брошку — маленькая толстенькая старушка. Она всегда 
сидела у раздевалки, вязала чулок и казалась комочком, приютившимся на дне глубокого колодца из 
металлической сетки, которой был обит лестничный проем. Она будто бы умела заговаривать ячмени. И 
действительно, посмотрит на глаз, пошепчет что-то — ячмень и проходит иногда на другой день, 
иногда через неделю. 
И вот теперь тетя Броша сидела у раздевалки и плакала. 
— Скажи, кто тебя обидел? — допытывался Миша. 
Тетя Броша вытерла платком глаза: 
— Тридцать лет прослужила, слова худого не слышала, а теперь дурой старой называть стали. 
— Кто? Кто? 
— Бог с ним! — Тетя Броша махнула рукой. 
— При чем тут бог! — рассердился Миша. — Никто не имеет права оскорблять. Кто тебя обругал? 
— Юра обругал, вот кто. Опоздал, а мне не велено пускать. Иди, говорю, к директору. А он мне — 
“старая дура”! А ведь хороших родителей… И маменька его здесь училась, когда гимназия была. 
Только, Мишенька, испуганно забормотала она, — никому, деточка, не рассказывай! 
Миша схватил мел и, прыгая через три ступеньки, помчался в класс. 
У доски маялся Митя Китов, по прозвищу “Кит”. Александра Сергеевна зловеще молчала. Кит при 
доказательстве равенства углов в равнобедренном треугольнике помножил квадрат гипотенузы на 
сумму квадратов катетов и уставился на доску, озадаченный результатом. Кит остался в седьмом классе 
на второй год и, наверное, останется на третий. На уроках он всегда дремлет или вырезает ножиком на 
парте, а на переменках клянчит у ребят завтраки. Клянчит не потому, что голоден, а потому, что 
великий обжора. 
— Дальше! — Александра Сергеевна произнесла это тоном, говорящим, что дальше ничего 

---

хорошего не будет. 
Кит умоляюще посмотрел на класс. 
— На доску смотри, — сказала Александра Сергеевна. 
Кит снова повернулся к классу своей толстой, беспомощной спиной и недоуменным хохолком на 
белобрысой макушке. 
Александра Сергеевна прохаживалась между партами, зорко поглядывая на класс. Маленькая, 
худенькая, с высокой прической и длинным напудренным носом, она все замечала и не прощала 
никакой мелочи. Когда она отворачивалась, Зина Круглова быстро поднимала руку с растопыренными 
пальцами, показывая всему классу, сколько минут осталось до звонка. Зина, единственная в классе 
обладательница часов, сидела на первой парте. 
Миша с возмущением посмотрел на Юру: “Задавала несчастный! Ходит с открытыми коленками, 
хочет показать, какой он закаленный. Воображает себя Печориным. Так и написал в анкете: “Хочу быть 
похожим на Печорина”. Сейчас, после урока, я тебе покажу Печорина!” 
Миша вырвал из блокнота листочек бумаги и, прикрывая его ладонью, написал: “Юра обругал 
тетю Брошу дурой, Броша плачет, нужно обсудить”. В это время он смотрел на доску, и буквы 
разъехались вкривь и вкось. 
Он придвинул записку Славе. Слава прочел и в знак согласия кивнул головой. Миша сложил 
листок, надписал: “Шуре Огурееву и Генке Петрову” — и перебросил на соседнюю парту. 
Шурка-большой прочел, подумал и написал: “Лучше устроить показательный суд. Согласен быть 
прокурором”. Потом свернул и перекинул записку сестрам Некрасовым, но Александра Сергеевна, 
почувствовав сзади себя движение, быстро обернулась. Все сидели тихо, только Зина Круглова едва 
успела опустить руку с растопыренными пальцами. 
— Круглова, к доске, — сказала Александра Сергеевна. 
Кит побрел на место. 
От сестер Некрасовых записка через Лелю Подволоцкую добралась до Генки. Он прочитал ее и 
написал внизу: “Отлупить как следует, чтобы помнил”. 
Тем же путем записка вернулась к Мише. Он прочитал Шурин и Генкин ответы и показал Славе. 
Слава отрицательно мотнул головой. Миша придвинул записку к себе и начал на ней что-то писать, как 
вдруг Слава толкнул его под партой ногой. Миша не обратил внимания. Слава толкнул его опять, но 
было поздно. Александра Сергеевна протягивала руку к записке: 
— Что ты пишешь? 
Миша смял записку в кулаке и молча встал. 
— Покажи, что у тебя в руке! 
Миша молчал и не отрываясь смотрел на прибитые к стенам планки для диаграмм. 
— Я тебя спрашиваю, — совсем тихо сказала Александра Сергеевна, — что ты писал на уроке? — 
Она заметила лежавшую под тетрадями книгу и взяла ее. — Это что еще такое? — Она громко прочла: 
— “Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен до 
начала девятнадцатого века”. Посторонние книги читаешь во время урока? 
— Она просто лежала, я ее не читал, — попробовал оправдаться Миша. 
— Записку ты тоже не писал? Постыдись! Староста, пионер, член учкома. Эту книгу ты получишь 
у директора, а пока оставь класс. 
Ни на кого не глядя, Миша вышел.