Книжный вор

* * * «СЛОВАРЬ ДУДЕНА», ТОЛКОВАНИЕ № 2 * * *

---

Verzeihung — прощение: оставление чувства гнева, враждебности или обиды.
Родственные слова: оправдание, извинение, милосердие.
На обратном пути они остановились на мосту и стали рассматривать тяжелую черную
книгу. Листая страницы, Руди наткнулся на письмо. Он взял его и медленно перевел взгляд на
книжную воришку.
— Тут написано твое имя.
Река текла.
Лизель забрала листок.
* * * ПИСЬМО * * *
Милая Лизель,
Я знаю, что кажусь тебе жалкой и претенциозной (найди это слово в словаре, если оно
тебе не знакомо), но должна тебе сказать, что я не настолько глупа, чтобы не заметить
твоих следов в библиотеке. Когда я обнаружила пропажу первой книги, думала, что просто
куда-то ее засунула, но потом в пятнах света я разглядела отпечатки чьих-то босых ног.
Тут я не выдержала и улыбнулась.
Я была рада, что ты взяла книгу, которая принадлежала тебе по праву. Но тогда я
подумала, что этим все и кончится, — и ошиблась.
Когда ты пришла опять, мне надо было рассердиться, но я не рассердилась. А в последний
раз я тебя услышала, но решила не мешать. Ты всегда берешь только одну книгу, так что
их хватит еще на тысячу визитов. Надеюсь только, что однажды ты постучишь в дверь и
войдешь в библиотеку более цивилизованным путем.
И еще: мне правда жаль, что мы больше не можем давать работу твоей приемной
матери.
Наконец, я надеюсь, что этот словарь будет тебе полезен при чтении украденных книг.
Искренне твоя,
Ильза Герман
— Поехали, что ли, домой, — предложил Руди, но Лизель не двинулась с места.

---

— Можешь меня тут подождать десять минут?
— Ясно.
Лизель пустилась обратно на Гранде-штрассе, 8. Оказавшись на знакомой территории
парадного крыльца, она села. Книга осталась у Руди, но в руке у нее было письмо; Лизель терла
сложенную бумагу кончиками пальцев, и ступени крыльца становились все круче. Четыре раза
она пыталась постучаться в устрашающее тело двери, но так и не смогла себя заставить. Самое
большее, на что ее хватило, — тихо приложить костяшки пальцев к теплому дереву.
И снова ее нашел брат.
Стоя внизу у крыльца с ровно зажившим коленом он сказал:
— Давай, Лизель, постучи.
Сбежав второй раз, Лизель скоро завидела вдалеке на мосту Руди. Ветер полоскал ей
волосы. Ноги плавно плыли с педалями.
Лизель Мемингер — преступница.
И не потому, что стащила несколько книжек через открытое окно.
— Ты должна была постучать, — говорила она себе, но, хотя ее грызла совесть, не обошлось
и без ребяческого смеха.
Крутя педали, Лизель пыталась что-то себе сказать.
— Ты недостойна такого счастья, Лизель. Никак не достойна.
Можно ли украсть счастье? Или это просто еще один адский людской фокус?
Лизель стряхнула с себя все раздумья. Она проехала мост и подстегнула Руди, велев не
забыть книгу.
Они возвращались домой на ржавых великах.
Это был путь в два с небольшим километра, из лета в осень, из спокойного вечера в шумное
сопение бомбежек.