Книжный вор

ТРИ АКТА ГЛУПОСТИ В ИСПОЛНЕНИИ РУДИ ШТАЙНЕРА
* * * РУДИ ШТАЙНЕР, ЧИСТЫЙ ГЕНИЙ * * *
1. Украл самую большую картофелину у Мамера, местного бакалейщика.
2. Задирался с Францем Дойчером на Мюнхен-штрассе.
3. Совсем перестал ходить на Гитлерюгенд.
В первом случае Руди подвела жадность. Стоял типичный унылый день середины ноября

---

1941 года.
Сначала Руди довольно виртуозно — ни дать ни взять начинающий криминальный гений —
просочился сквозь очередь домохозяек с продуктовыми карточками. Ему почти удалось остаться
никем не замеченным.
Но каким бы незаметным он ни был, Руди догадался схватить самую большую картофелину
на лотке — ту самую, на которую зарилась половина очереди. Они все увидели, как над лотком
возникла тринадцатилетняя пятерня и схватила картофелину. Хор толстомясых валькирий
изобличил вора, и Томас Мамер рванулся к своему грязному овощу.
— Meine Erdapfel, — воскликнул он. — Мои земляные яблоки!
Картофелина еще оставалась в руках у Руди (одной он ее удержать не мог), а домохозяйки
столпились вокруг него на манер команды борцов. Нужно было срочно что-то говорить.
— Наша семья, — объяснил Руди. Струйка прозрачной жидкости весьма кстати вытекла у
него из носа. Руди счел за лучшее не вытирать ее. — Мы все голодаем. Моей сестренке нужно
новое пальто. Последнее у нее украли.
Бакалейщик Мамер был не дурак. Держа Руди за ворот, он спросил:
— И ты хотел одеть ее в картошку?
— Нет, сударь. — Руди искоса заглянул в единственный глаз поимщика, видимый ему.
Мамер походил на бочку и смотрел на мир двумя пулевыми дырками. Зубы у него теснились во
рту, как толпа болельщиков на футболе. — Мы три недели назад обменяли все наши карточки на
пальто, и теперь нам нечего есть.
Бакалейщик держал Руди в одной руке, картофелину — в другой. Он крикнул своей жене
страшное слово:
— Polizei.
— Нет, — взмолился Руди, — пожалуйста. — Потом он скажет Лизель, что ничуточки не
испугался, но в тот момент сердце у него оборвалось, тут я не сомневаюсь. — Не надо полицию.
Пожалуйста, не надо.
— Polizei. — Мамер стоял неколебимо, а мальчик извивался и сражался с воздухом.
В тот день в очереди стоял еще и учитель, господин Линк. Он был из тех школьных
учителей, что не были ни священниками, ни монахами. Нацелившись, Руди приклеился к его
глазам.
— Герр Линк! — Это был последний шанс. — Герр Линк, скажите ему, пожалуйста.
Скажите ему, какие мы бедные.
Бакалейщик навел на учителя вопросительный взгляд.
Герр Линк вышел вперед и сказал:
— Верно, герр Мамер. Семья парнишки — бедняки. Они с Химмель-штрассе. — Толпа,
состоявшая преимущественно из женщин, зашушукалась: они знали, что Химмель-штрассе
никак не назовешь образцом молькингской идиллии. Все знали, что это довольно бедный
район. — У него восемь братьев и сестер.
Восемь!
Руди пришлось проглотить улыбку, хотя свободу он еще не получил. По крайней мере,
учитель уже врет. Герр Линк ухитрился добавить Штайнерам еще троих ребятишек.
— Он часто приходит в школу без завтрака. — И толпа домохозяек опять зашепталась.
Ситуация будто покрывалась слоем краски, придавшим ей значительности и выразительности.
— И значит, ему позволено красть мою картошку?
— Самую большую! — выкрикнула одна дама.

---

— Спокойнее, фрау Метцинг, — остерег ее Мамер, и она тут же примолкла.
Сначала общее внимание было направлено на Руди и его загривок. Потом перескакивало
туда-сюда: с мальчика на картошку, с картошки на Мамера — от самого миловидного предмета к
самому неприглядному, — и что именно заставило бакалейщика смилостивиться, мы так и не
узнаем.
Жалкий вид мальчика?
Благородство герра Линка?
Несдержанность фрау Метцинг?
Какая бы ни была тому причина, Мамер бросил картофелину обратно на лоток и выволок
Руди за порог магазина. Крепко пихнул его под зад правым ботинком и сказал:
— Больше не появляйся.
С улицы Руди смотрел, как Мамер прошел за прилавок, чтобы отпустить следующему
покупателю продукты и порцию сарказма.
— Вот гадаю, какую картошку вы захотите взять, — сказал бакалейщик, одним глазом
приглядывая за парнишкой.
Для Руди то было еще одно поражение.