Книжный вор

* * * ТРИ МАЛЕНЬКИХ, НО ВАЖНЫХ ФАКТА * * *
1. Человек, который шел мимо, был Рольф Фишер, один из главных фашистов Молькинга.
2. Не прошло и шестнадцати часов, как на двери снова появились бранные слова.

---

3. Ганса Хубермана не приняли в фашистскую партию. Во всяком случае — пока.
Следующий год показал: Гансу повезло, что он не отозвал своего заявления официально.
Пока других принимали пачками, его поставили в список ожидающих и относились к нему с
подозрением. К концу 1938 года, когда после «Хрустальной ночи»
[11]
евреев вычистили
полностью, заявилось гестапо. Дом обыскали, ничего подозрительного не нашли, и Ганс
оказался в числе счастливчиков:
Его не тронули.
Спасло его, видимо, то, что люди знали — Ганс по крайней мере ожидает приема в
партию. Из-за этого его и терпели, и даже где-то ценили как квалифицированного маляра.
А потом — у него был еще один спаситель.
Скорее всего, от всеобщего осуждения его спас аккордеон. Маляры-то были, их в Мюнхене
полно, но после краткого обучения у Эрика Ванденбурга и почти двух десятилетий собственной
практики Ганс Хуберман играл на аккордеоне, как никто в Молькинге. Его стилем была не
виртуозность, а сердечность. И даже ошибки у него были какие-то милые.
Когда надо было отхайльгитлерить, Ганс так и делал, а по установленным дням вывешивал
флаг. Казалось, все шло более или менее нормально.
Пока 16 июня 1939 года (дата уже будто зацементировалась), через полгода с небольшим
после того, как на Химмель-штрассе появилась Лизель Мемингер, не произошло событие,
бесповоротно изменившее жизнь Ганса Хубермана.
В тот день у него была кое-какая работа.
Он вышел из дому ровно в семь утра.
Тянул за собой тележку с кистями и красками, ничуть не подозревая, что за ним следят.
Когда он добрался до места, к нему подошел молодой незнакомец. Светловолосый, высокий,
серьезный.
Мужчины посмотрели друг на друга.
— Вы будете Ганс Хуберман?
Ганс ответил коротким кивком. И потянулся за кистью.
— Буду.
— Вы случайно не играете на аккордеоне?
Тут Ганс замер, так и не тронув кисти. И снова кивнул.
Незнакомец потер челюсть, огляделся и заговорил совсем тихо, но совершенно четко.
— Вы умеете держать слово?
Ганс снял с тележки две жестянки с краской и предложил незнакомцу сесть. Прежде чем
принять приглашение, юноша протянул руку и представился:
— Моя фамилия Куглер. Вальтер. Я приехал из Штутгарта.
Они сели и с четверть часа негромко говорили — и договорились встретиться позже,
вечером.