|
Наверное, я очнулся от видений,
сказал себе Поль. Потому что это уже было — слова его
матери, леди Джессики, которая стала теперь Преподобной Матерью вольнаибов; эти слова уже
звучали в реальной действительности.
Джессика опасалась религиозных отношений, возникших между ним и вольнаибами, Поль
знал это. Ей не нравилось, что и жители сичей, и народы долин называли Муад-Диба
«Он».
Она
постоянно расспрашивала представителей разных племен, рассылала повсюду своих шпионок-
саяддин, собирала от них информацию и колдовала над ней.
Она процитировала ему бен-джессеритскую притчу: «Когда религия и политика запряжены
в одну упряжку, седокам кажется, что им не страшны никакие препятствия. Они пускаются во
всю прыть и мчатся все быстрее и быстрее. Они отгоняют прочь любые мысли о возможных
препятствиях и забывают, что увлеченные слепой гонкой могут не заметить впереди обрыва,
пока не будет слишком поздно».
Поль вспомнил, что он сидел тогда в маленькой спальне матери, занавешенной темными
портьерами, на которых были вытканы сюжеты из вольнаибских преданий. Он сидел и слушал,
отмечая про себя, что она непрерывно наблюдает за ним — даже когда опускает глаза. В ее
овальном лице появилось что-то новое: морщинки в уголках рта, хотя волосы по-прежнему
блестели, как полированная бронза. Но широко посаженные зеленые глаза уже начали
приобретать вызванную пряной диетой синеву.
— Религия вольнаибов проста и практична, — сказал он.
— Ничего не может быть простым, когда дело касается религии, — предостерегла она.
Но Поль, видевший подернутое дымкой будущее, маячившее перед ними, поймал себя на
том, что разгорается гневом Он смог сказать ей только одно:
— Религия объединяет наши силы. Это наша мистическая основа.
— Ты сознательно поощряешь их настроения, их отчаянную решимость. Ты непрерывно
заводишь и заводишь народ.
— Я поступаю так, как ты меня учила.
Но ее прямо-таки переполняли всяческие мысли и рассуждения. Это был как раз тот день,
когда над маленьким Лето совершали обряд обрезания. Поль понимал, почему она не могла
найти себе места. Леди Джессика никогда не принимала его внебрачного сына от Чейни —
«увлечения молодости». Но Чейни родила потомка Атрейдсов, и Джессика чувствовала, что не
может отвергнуть ребенка так же легко, как его мать-вольнаибку.
Она поежилась под взглядом Поля и сказала:
— Ты считаешь мое поведение неестественным для матери.
— Разумеется, нет.
— Я же вижу, как ты наблюдаешь за мной, когда я занимаюсь с твоей сестрой. Тебе ее
понять всего, что связано с ней.
— Я знаю, почему Аля отличается от других. Она еще не родилась, еще была частью тебя,
когда ты изменила Воду Жизни. Она…
— Ты ничего не знаешь об этом!
И Поль, не в силах выразить знание, полученное им из времени, смог только сказать:
— Я не считаю, что ты ведешь себя неестественно.
Джессика увидела, что он подавлен, и добавила:
— Есть еще кое-что, малыш.
— Да?
— Я на самом деле люблю твою Чейни. Я принимаю ее.
Это было в действительности,
сказал себе Поль.
Это не было отрывочным видением,
одним из постоянно меняющихся порождений времени, которое непрерывно извивалось и
перекручивалось.
Обретенная убежденность дала ему новую зацепку в реальном мире. Сквозь дрему в его
сознание начали проникать кусочки реальности и слепляться в единое целое. Он вдруг осознал,
что находится в хиреге — пустынном лагере. Чейни установила их влаготент на мучнистом
песке — чтобы было помягче. Это могло означать только одно — что Чейни где-то поблизости.
Чейни — его душа, его сихья, нежная, как пустынная весна. Она вернулась к нему с далекого
юга.
Теперь он вспомнил, что, пока он спал, она пела ему одну из песен пустыни.
О, сердечко мое,
Не думай о Рае сегодняшней ночью,
И, клянусь тебе Шай-Хулудом,
Ты окажешься там,
Ведомый моею любовью.
Она пропела ему песню, которую влюбленные поют, гуляя по дюнам. Ритмическое
движение мелодии напоминало волнистую поверхность песка:
Поведай мне о своих глазах,
И я расскажу тебе о твоем сердце.
Поведай мне о своих стопах,
И я расскажу тебе о твоих ладонях.
Поведай мне о своем сне,
И я расскажу тебе о твоем пробуждении.
Поведай мне о своих желаниях,
И я расскажу тебе о твоих печалях.
Он услышал, как кто-то бренчит на бализете в соседнем тенте. И сразу же подумал про
Джерни Халлека. Знакомые звуки вызвали в нем мысли о Джерни, которого он увидел в группе
контрабандистов. Но Джерни не видел его, ему нельзя было ни видеть Поля, ни слышать что-
либо о нем, чтобы ненароком не навести Харконненов на след сына убитого ими герцога.
Но манера игры, особенности звучания струн вызвали в памяти Поля образ ночного
музыканта. Это был Чет Прыгун, командир федьакынов, начальник группы штурмовиков,
охранявших Муад-Диба.
Do'stlaringiz bilan baham: |
