Книга II. Муад-диб

ПРИЛОЖЕНИЯ 

---

Приложение 1. ЭКОЛОГИЯ ДЮНЫ 
«При рассмотрении любого замкнутого пространства уровень
свободы после превышения некоей критической точки уменьшается с
увеличением численности. Это справедливо для разумных существ,
ограниченных замкнутостью планетарной экосистемы, так же как и
для молекул газа в закрытом сосуде. Но в случае с разумными
существами вопрос заключается не в том, сколько человек смогут
выжить внутри системы, а в том, какое существование буду вести
выжившие».
Пардот Каинз, первый планетолог Аракиса.
Первое впечатление любого вновь прибывшего на Аракис — перед ним превосходящая
всяческие человеческие представления пустыня. Ему даже и в голову не может прийти, что под
этим палящим солнцем что-то может жить или произрастать, что эта воистину бесплодная
земля когда-то могла быть или вдруг снова станет плодородной.
Для Пардота Каинза планета была простым сгустком энергии, снарядом, запущенным
вращаться вокруг Солнца. Требовалось перекроить ее для нужд человека? И его мысль сразу
обратилась к кочевому населению — вольнаибам. Какой независимый образ жизни! Каким
прекрасным инструментом они могут стать! Итак, вольнаибы: сила с почти безграничным
эколого-географическим потенциалом.
Пардот Каинз был простодушным и прямолинейным человеком. Нужно обойти
харконненские ограничения? Превосходно: женись на вольнаибке! Она рожает сына-вольнаиба,
теперь бери его, своего Лита-Каинза, и учи вместе с другими детьми экологической грамоте,
обучай новому языку символов, который позволяет сознанию оперировать такими понятиями,
как «совокупный ландшафт», «климат», «сезонные явления», и, наконец, уничтожь их
преклонение перед грубой силой и их воображение представлением о 
порядке!
«Любой облагорожейной человеком планете присуща внутренняя красота постоянного
движения и равновесия, — говорил Каинз. — В этом вы видите эффект динамической
стабильности, присущий всем проявлениям жизни. Его назначение понятно: вырабатывать и
поддерживать взаимосвязанные формы со все большим и большим разнообразием. Жизнь
исправляет тенденцию замкнутой системы к замедлению жизни. Жизнь — жизнь вообще —
всегда защищает интересы жизни. По мере увеличения ее разнообразных форм жизнь
вырабатывает все больше необходимых для поддержания самой себя питательных веществ.
Совокупный ландшафт оживает, наполняется взаимосвязями, порождающими все новые и новые
взаимосвязи».
Такие лекции читал Пардот Каинз в классе захолустного сича.
Правда, перед тем как приступить к этим лекциям, ему пришлось завоевать доверие
вольнаибов. Чтобы понять, как это могло произойти, вы должны отчетливо представлять, с
какой искренностью, с какой непосредственностью он подходил к решению любого вопроса. Он
отнюдь не был наивным, просто он не позволял себе отвлекаться на посторонние вещи.
Однажды жарким днем он ехал в одноместной машине, занимаясь исследованием
ландшафта, и наткнулся на ужасную, но, к сожалению, вполне обычную для Аракиса сцену.
Шестеро харконненских молодчиков, со щитами и при полном вооружении, захватили трех
молоденьких вольнаибов неподалеку от деревни Ветряки. Поначалу Каинз не увидел в этом

---

ничего особенного — обычное избиение забавы ради, но потом до него дошло, что солдаты
попросту убивают туземцев. Один из мальчишек уже лежал на земле, из его раны хлестала
кровь; двое харконненцев валялись рядом, но остальные — четверо вооруженных мужиков —
продолжали сражаться с двумя сопляками.
Каинз не был храбрецом, он просто был человеком, поглощенным своей идеей. На его
глазах убивали вольнаибов. Другими словами, разрушали инструмент, который он собирался
использовать для преобразования планеты! Он включил свой щит, подскочил к дерущимся и
проткнул двух солдат мечом, прежде чем они успели сообразить, кто находится позади них.
Потом он всадил меч в третьего молодчика и очень аккуратно перерезал ему горло. Последнего
бандита он оставил добивать вольнаибам, а сам занялся раненым. И пока те разбирались с
харконненцем, он спас мальчишке жизнь.
Ну, и заварил же он уху из пескокарпов! Вольнаибы никак не могли взять в толк — что им
делать с Каинзом? Конечно, они знали, кто он такой. Как только кто-то прибывал на Аракис, его
досье оказывалось в архиве вольнаибов. Они прекрасно его знали: он был императорским
служащим.
Но он убил харконненских солдат! Будь на их месте люди постарше, они пожали бы
плечами и с чувством легкого сожаления отправили бы тень планетолога догонять тени тех
шестерых, что лежали на земле. Но это были неопытные юнцы, и они понимали только, что
обязаны отплатить императорскому служащему долг жизни.
Спустя два дня Каинз уже носился по сичу — тому, что выходил на Дорогу Ветров. Для
него все происходившее было вполне естественным. Он приставал к вольнаибам с разговорами о
воде, об укрепленных корнями трав дюнах, о финиковых пальмовых рощах, о каналах под
открытым небом, текущих через пустыню. Он говорил, говорил, говорил.
Между тем вокруг Каинза велись яростные споры, о которых он и не подозревал. Что
делать с этим безумцем? Он знал расположение главного сича. Что с ним делать? Что делать с
его болтовней, с его бредом о рае на Аракисе? Чистый бред. Он знает слишком много. Но он
убил харконненцев! Что делать с долгом воды? Когда это вольнаибы были должниками
Империи? Он убил харконненцев. Любой может убить харконненцев. Я сам убивал.
А как же болтовня про цветущий Аракис?
Очень просто: где взять воду для всего этого?
Он говорит, что она здесь есть. И никуда не денешься — он спас троих наших.
Он спас трех придурков, которые сами себя подставили! И он видел ай-клинки!
Единственно возможное решение было известно задолго до голосования. Дух сича, его тау,
ясно говорит всем членам рода, что следует делать. Выполнить приговор послали опытного
воина с освященным ножом, два водных надзирателя шли за ним следом, чтобы извлечь воду из
тела. Необходимая жестокость.
Сомнительно, чтобы Каинз хотя бы обратил внимание на своего палача. Он без умолку
болтал с вольнаибами, державшимися от него на положенном расстоянии. И шел он так же, как
говорил: поворачивал то туда, то сюда, размахивал руками. Вода под открытым небом, говорил
Каинз. Все гуляют без влагоджари. Воду можно черпать из пруда. Кругом растут португалы!
Палач встал перед ним.
— Отойди, — сказал Каинз и пошел дальше, рассказывая про потайные ловушки для ветра.
Он просто оттолкнул воина. И встал, открыв спину для ритуального удара.
Что происходило в голове его палача, теперь уже никто не может сказать. Может, он
наконец прислушался к словам Каинза и поверил? Кто знает. Но то, что он сделал, вошло в
летописи. Его звали Улит, или Лит-старший. Улит отошел на три шага в сторону и бросился на
свой нож, устраняясь из этого дела. Самоубийство? Поговаривали, что его подвигнул на это

---

Шай-Хулуд.
Еще говорили о предзнаменованиях.
С этого момента Каинзу оставалось лишь указывать, куда идти. Все вольнаибы пошли за
ним. Умирали мужчины, умирали женщины, умирали дети. Но шли.
Каинз вернулся к исполнению своих служебных обязанностей, возглавил испытательные
биологические станции. И среди обслуживающего персонала стал появляться вольнаибы.
Вольнаибы переглядывались друг с другом — они начали внедряться в систему, возможность,
которая ими не снилась. Аппаратура со станций понемногу перекочевывала в сичи, главным
образом лазерные резаки, служившие для создания подземных водохранилищ и ветряных
ловушек
В водохранилищах начали собирать воду.
Вольнаибы все яснее понимали, что Каинз безумен не окончательно, а ровно настолько,
чтобы быть святым. Его признали одним из умма, из братства пороков. Тень Улита предстала за
него перед садусом, троном небесных судей.
Каинз — прямолинейный, неукротимый в своих стремлениях Каинз — знал, что
широкомасштабная работа — гарантия нулевых результатов. Он запустил серию мелких
экспериментов, основанных на постоянном обмене информацией по принципу эффекта Тэнсли,
позволяя каждой группе двигаться в своем направлении. Им предстояло собрать миллионы
крошечных фактиков. Сам лично он занимался только одним вопросом — общей оценкой
намечающихся впереди трудностей.
По всему бледу были взяты образцы проб. Были составлены схемы долговременных
изменений погоды, так называемые климатические карты. Он обнаружил, что в широкой зоне,
ограниченной с севера и с юга семидесятым градусом широты, температура в течение
тысячелетий не превышала 254–332 градусов (по абсолютному значению) и что для этой зоны
характерны длительные периоды «вызревания», когда температура не выходит за пределы 284–
302 градусов — идеальные условия для возникновения жизни, как только разрешится проблема
воды.
«А когда мы ее разрешим? — спрашивали вольнаибы. — Когда мы увидим Аракис,
превращенный в рай?»
И тоном учителя, объясняющего ученику, сколько будет дважды два, Каинз отвечал им:
«Лет через триста — пятьсот».
Более слабый народ взвыл бы от отчаяния. Но люди с бичами научили вольнаибов
терпению. Срок оказался чуть более долгим, чем они предполагали, но зато все они видели
приближение благословенного дня. Они подтянули пояса и взялись за работу. Как бы то ни
было, первое разочарование только укрепило их веру в будущий рай.
Говоря об Аракисе, пользовались понятием не воды, а влаги. Животных для забавы здесь
почти не держали, вьючный скот — очень редко. Некоторые контрабандисты пользовались
одомашненными дикими ослами — кулонами, но цена на воду была так высока, что даже на
животных надевали специально подогнанные влагоджари.
Каинз подумывал о разведении растений, способных образовывать воду из содержащихся в
скалах водорода и кислорода, но на это потребовались бы слишком большие затраты энергии.
Полярные ледяные шапки, несмотря на то чувство уверенности, которое они внушали пьёнам,
могли бы дать гораздо меньше воды, чем требовалось… но он тем не менее уже догадывался,
откуда взять воду. На средних широтах наблюдалось постоянное увеличение влаги в
определенных ветрах. Разгадку прежде всего следовало искать в самом составе воздуха: 23
процента кислорода, 75,4 процента азота и 0,23 процента двуокиси углерода — все остальное
приходилось на сопутствующие газы.

---

В северной зоне на высоте более двух с половиной тысяч метров росло редкое растение. Из
его длинного трубчатого корня можно было получить до поллитра воды. Кроме него
существовали и другие формы пустынной растительности, наиболее выносливые из них,
похоже, могли прижиться в углублениях, заполненных рососборниками.
Потом Каинз увидел соляное озеро.
Его махолет, летевший через блед от одной станции к другой, попал в песчаную бурю и
сбился с курса. Когда буря стихла, перед ним открылась огромная овальная впадина, не менее
трехсот километров в длину, сияющая ослепительный белизной. Каинз приземлился и
исследовал вылизанную бурей поверхность.
Соль.
Теперь он больше не сомневался.
На Аракисе была открытая вода — когда-то давно. Теперь он по-другому начал относиться
к рассказам о сухих колодцах, в которых появлялись тонкие струйки воды: вода появлялась,
исчезала и никогда не возвращалась.
Новоиспеченные лимнологи из вольнаибов принялись за дело: основным предметом их
исследований стали маленькие кожистые чешуйки, попадавшиеся иногда в пряной массе после
взрыва. Вольнаибский фольклор приписывал их мифическому «пескокарпу». Факты
накапливались, и история с таинственной песчаной рыбой начала проясняться: некое существо
блокировало в карманах из пористых пород воду с температурой ниже 280 градусов (по
абсолютной шкале).
Эти водяные воришки миллионами погибали при каждом взрыве пряностей. Их мог убить
пятиградусный перепад температур. Немногие оставшиеся в живых впадали в состояние,
близкое к спячке, чтобы через шесть лет проснуться маленькими, около трех метров длиной,
песчаными червями. Только единицам из них удавалось избежать своих прожорливых старших
собратьев и пред-пряных водных карманов и достичь зрелости, превратившись в настоящих
шай-хулудов. (Вода для шай-хулуда — страшный яд. Вольнаибы давно пользовались этим в
ритуале «потопления оглушенного червя» для получения пробуждающего сознание наркотика,
который они называли Водой Жизни. «Оглушенный червь» — это примитивная форма шай-
хулуда, достигшего только около девяти метров в длину.)
Таким образом, прояснились взаимосвязи: маленьких творилок с предпряной массой,
маленьких творилок с шай-хулудами, шай-хулудов с разбрасыванием по поверхности пустыни
пряностей, в которых жили микроскопические существа, так называемый песчаный планктон.
Песчаный планктон, пища для шай-хулудов, рос, взрослел и превращался в маленьких творилок.
Разобравшись с этими основополагающими взаимосвязями, Каинз и его люди переключили
свое внимание на микроэкологию. Прежде всего климат: песчаная поверхность часто
нагревалась до температуры 344–350 градусов (по абсолютной шкале). В тридцати сантиметрах
под землей могло быть холоднее на 
5 5 
градусов, а в тридцати сантиметрах над поверхностью
земли — на 25 градусов. Листья или глубокая тень могли обеспечить охлаждение еще на 18
градусов. Наконец, питательные вещества: песок на Аракисе — это в основном продукт
выделения 
песчаных 
червей; 
всепроникающая 
пыль 
образовывалась 
постоянными
поверхностными смещениями, «засолением» песка. Крупные песчинки находились на
подветренной стороне дюн. Наветренная сторона была ровной и плотной. Старые дюны были
желтого цвета (оксидированные), молодые — цвета скал, на которых они возникли, — обычно
серого.
Первые посадки стали делать на подветренных склонах старых дюн. Начальной задачей
было получение минимального растительного покрова вроде мхов — только для того, чтобы
прикрыть и связать дюны, лишить ветер его основного оружия — крупных песчинок.

---

Глубоко на юге, подальше от харконненских наблюдателей, расположились адаптивные
зоны. Специальные травы были высажены сначала на подветреной стороне некоторых дюн,
стоящих на пути основных (западных) ветров. Если наветренная сторона была закреплена, то
подветренная сторона вырастала все выше и выше, а вместе с ней росли и травы. Таким образом
были получены гигантские сифы (длинные дюны с извилистым гребнем), высотой более
полутора километров.
Когда дюнные барьеры достигли достаточной высоты, началось засаживание подветренных
склонов более сильными травами. Ширина каждой закрепленой таким образом структуры у
основания была в шесть раз больше высоты.
Теперь подошла очередь растений с более разветвленной корневой системой: сначала
однолетние (амарант, бархотник), потом шотландские Метелки, низкорослые люпины,
ползучий эвкалипт (вид, специально выведенный для северных областей Каладана), карликовый
тамариск, прибрежная сосна; потом собственно пустынные растения: канделилла, сагуаро, бис-
нага, бочковидный кактус Там, где шло приживание, высаживалась верблюжья колючка,
луковичная трава, гоби-травы, дикая люцерна. Потом занялись животным миром — теми
видами, которые умеют рыть норы, чтобы обеспечить движение почвы и насыщение ее
воздухом: полосатая лисица, сумчатая мышь, пустынный заяц, песчаная черепаха… и хищники,
которые следили бы за ними: пустынный коршун, карликовая сова, орел, пустынная сова; и
насекомые для заполнения прочих ниш: скорпионы, многоножки, пауки, дикие осы, мухи… и,
чтобы не дать им слишком размножиться, — пустынная летучая мышь.
И наконец, решающий эксперимент: финиковые пальмы, хлопок, дыни, кофе,
лекарственные растения — всего было отобрано более двухсот растений для пробы и проверки
на приспособляемость.
«Экологически безграмотный человек не понимает в экосистеме главного, — говорил
Каинз, — того, что это система. Система! Система поддерживает определенное течение жизни,
которое может быть нарушено неправильным строением одной-единственной ниши! Если
система основана на порядке, то обеспечивается плавное перетекание из одной точки в другую.
Когда что-то преграждает это течение, порядок рушится. Неспециалист может не заметить
нарушение порядка и не видеть его до тех пор, пока не будет уже слишком поздно. Вот почему
важнейшей задачей экологии является понимание последствий своей деятельности». Удалось ли
им создать систему? Каинз и его люди наблюдали и ждали. Теперь вольнаибы понимали, откуда
берется неопределенность в предсказаном им пятисотлетнем сроке.
Потом из пальмовых рощ пришло донесение: новые формы жизни оказались ядом для
песчаного планктона. Причина — протеиновая несовместимость. Нельзя было допустить, чтобы
отравленная вода включилась в круговорот аракианской жизни. Зона посадок была перекрыта
так, чтобы даже шай-хулуд не мог проникнуть туда.
Каинз лично отправился осмотреть пальмы — путь длиной в двадцать бил (конечно же, в
паланкине, как раненый или Преподобная Мать, потому что он так никогда и не стал дюнным
всадником). Он обследовал зараженную область (вонь там стояла до небес!) и вернулся с
решением, спасительным для Аракиса.
Добавление в почву сернистых и азотистых соединений превратило отравленный
заповедник в пышный оазис. Растительная жизнь возродилась по воле человека!
«Приведет ли это к сокращению намеченных сроков?» — спросили вольнаибы.
Каинз вернулся к своим планетарным расчетам. Именно тогда были уточнены параметры
воздушных ловушек. Он накидывал щедрые поправки, зная, что вопросы экологии нельзя
заключать в жесткие рамки. Некоторую часть растительного покрова пришлось использовать
для закрепления дюн. Другую — как пищу для людей и животных, для улавливания влаги

---

корневой системой и обеспечения водой близлежащих, выжженных солнцем территорий. На
карту нанесли блуждающие области пониженной температуры в открытом бледе. Даже шай-
хулуду нашлось место в этих расчетах. Ни в коем случае нельзя было допустить его полного
истребления, иначе погибнет вся пряная сокровищница. Кроме того, его пищеварительная
система являлась гигантской фабрикой: концентрированные альдегиды и кислоты были
мощнейшим источником кислорода. Средний червь (около двухсот метров в длину) выделял в
атмосферу столько же кислорода, сколько десять квадратных километров растительной массы в
процессе фотосинтеза.
Еще нужно было считаться с Гильдией. Взятки пряностями, которые давались ей за
отсутствие над планетой спутников слежения за погодой и других систем наблюдения за
поверхностью, достигали колоссальных размеров.
Нельзя было забывать и о вольнаибах с их воздушными ловушками и