Книга II. Муад-диб

Девиз, с которым Атрейдсы воспитывали своих людей — «Мы сами за себя постоим!» —
сделал их крепче любой скалы, 
подумал Халлек.
Один из его офицеров шагнул ему навстречу. В левой руке он держал вынутый из чехла
девятиструнный бализет Халлека. Офицер резко взмахнул рукой, отдавая честь, и сказал:
— Господин полковник, врач говорит, что Маттай безнадежен. У них здесь нет ни
пластиковых костей, ни искусственных органов — только средства первой помощи. Маттай
знает, что ему долго не протянуть, поэтому у него есть к вам просьба.
— В чем дело?
Офицер протянул ему бализет.
— Он сказал, что с песней ему было бы легче умирать. Вы ее знаете… он вас часто просил
ее спеть, — у офицера на секунду перехватило дыхание. — Она называется «Моя крошка»,
господин полковник. Если бы вы…
— Я знаю, — Халлек взял бализет, вытащил из кармашка на деке медиатор. Он извлек из
инструмента мягкий аккорд и обнаружил, что тот уже кем-то настроен. Глаза Халлека пылали
от гнева, но он постарался придать лицу безмятежное выражение, шагнул вперед и забренчал на
струнах, через силу улыбаясь.
Несколько его людей и врач склонились над ближними носилками. Когда Халлек подошел
поближе, кто-то начал тихонько подпевать, легко подхватив ритм знакомой мелодии:
Моя крошка стоит у окошка,
Солнце светит в стекло.
Как же мне повезло —
Золотая совсем моя крошка!
Приди ко мне,
Мне с тобою легко и тепло…
Ко мне, ко мне —
Мне с тобою легко и тепло.
Певец замолчал, потянулся перевязанной рукой к человеку на носилках и прикрыл ему
веки.
Халлек последний раз провел по струнам и подумал: 
Теперь нас семьдесят три.

---

~ ~ ~ 
Обычному человеку не так-то просто разобраться в частной
жизни Императорской Семьи, поэтому я хочу, чтобы вы представили
ее, глядя как бы изнутри. У моего отца, я полагаю, был только один
настоящий друг: граф Казимир Фенринг, генный евнух и один из
искуснейших и смертельно опасных бойцов Империи. Однажды граф,
подвижный и уродливый человечек, привел отцу новую рабыню-
наложницу, и моя матушка сразу же отрядила меня шпионить —
выяснить, что из этого последует. Мы все шпионили за отцом — для
собственной безопасности. Разумеется, что ни одна из рабынь-
наложниц, которых моему отцу дозволялось иметь по соглашению
между Гильдией и Бен-Джессеритом, не была вправе родить
Императорского Наследника, но тем не менее вокруг этого велись
постоянные и настойчивые интриги. В искусстве избегать орудий
убийства мы — моя матушка, сестры и я — стали настоящими
профессионалами. Пусть мои слова покажутся кому-то ужасными, но
я не уверена, что мой отец не был причастен к этим бесчисленным
покушениям. Императорское Семейство не похоже на другие семьи.
Итак, появилась новая рабыня-наложница: рыжеволосая, как мой отец,
стройная и изящная. У нее было сложение танцовщицы, а в ее
психогенную обработку, несомненно, входило искусство обольщения.
Отец долго смотрел, как она, обнаженная, позировала перед ним.
Наконец он сказал: «Она слишком красива. Мы прибережем ее для
подарка». Вы не представляете себе, какую панику в Императорском
Семействе вызвало это хладнокровное решение. В конечном счете
именно утонченные и продуманные ходы были смертельно опасными
для всех нас.
Принцесса Ирулан, «В доме моего отца».
Поздним вечером Поль стоял возле влаготента. Расщелина, которую он выбрал для лагеря,
лежала в глубокой тени. Он вглядывался в скалы, торчащие далеко в песчаных просторах, и
прикидывал, стоит ли будить спавшую в палатке мать.
Сразу за их укрытием разбегались бесконечными складками дюны. Они лоснились в лучах
заходящего солнца, и их тени, эти маленькие кусочки наступающей ночи, казались жирными,
как сажа.
Все было ровным, плоским и гладким. Его взгляд пытался нащупать хоть что-нибудь,
нарушающее эту плоскость. Но до самого горизонта он не смог отыскать ничего в жарком
мареве — ни цветка, ни подрагивающей былинки, которая выдавала бы движение ветра…
только дюны и эти далекие скалы под раскаленным серебряно-синим небом.