Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 5 
Рыжий, белоногий красавец конь закусывал удила, круто выгибал 
шею. 
Эрхе-Хара левой рукой натягивал поводья, правой, стиснутой в 
кулак, потрясал над головой. 
– 
У-у, чесоточные овцы!.. 
Нойоны стояли у входа в ханскую юрту, безучастно слушали его 
ругань. 
Поодаль толпились пешие нукеры с луками в руках. Неподвижно 
висели четыре белых туга на высоких древках. И эти четыре туга, и 
эта большая юрта, и эти нойоны с нукерами были его. У-у, 
проклятые нойоны… Легко и покорно склонились перед ним, когда 
шел сюда с найманами. А сейчас так же легко готовы склониться 
перед своим прежним повелителем Тогорилом-братоубийцей. 

---

Истребить надо было всех до единого! Стоят, как каменные 
истуканы, уверенные в своей неуязвимости. Рука потянулась к 
сабле, но, глянув на нукеров, он понял, что не успеет зарубить ни 
одного из этих трижды предателей. Закидают стрелами… Отпустил 
поводья. Конь вынес его из куреня в открытую степь. За ним 
скакали человек десять – пятнадцать его товарищей. С ними он был 
в изгнании, с ними пришел сюда, с ними уходит. 
То ли ветер, то ли пыль бьет по глазам. Расплывается родная земля, 
затуманиваются вершины сопок. Великий боже, где ты? Где твоя 
правда и справедливость? Почему не сгинул, не издох в песках 
пустынь, не утонул в реках, не пал от рук разбойных людей 
братоубийца хан? 
Страна найманов, его вторая родина, встретила Эрхе-Хара унынием 
и печалью народа: тяжело болел великий правитель, мудрый 
человек Инанча-хан. 
Что будет со страной, если он умрет? Кто сможет заменить его? 
В ханской ставке было тихо. У голубого островерхого шатра в 
скорбном молчании толпились люди. Эрхе-Хара пропустили в 
шатер. Инанча-хан лежал на толстых шелковых одеялах. Его лицо 

---

безобразно распухло, почернело, глаза заплыли, из круглого рта с 
хрипом вырывалось дыхание, колебля редкие седые усы. Возле 
хана с правой стороны на коленях стояли два его сына, Таян-хан и 
Буюрук, и юная наложница тангутка Гурбесу, с левой стороны 
сутулился длиннорукий, уродливо-нескладный Коксу-Сабрак, о 
чем-то шептались сын Таян-хана Кучулук, хмурый подросток, и 
главноначальствующий над писцами, хранитель золотой ханской 
печати молодой уйгур Татунг-а. 
Эрхе-Хара стал на колени в ногах хана, приложился губами к 
одеялу. 
Ему хотелось плакать. Жаль было хана. К нему он был добр… Ему 
хотелось плакать и от жалости к себе – кто теперь будет 
покровителем и заступником? 
Таян-хан? Старший сын умирающего повелителя косит узкие глаза 
на красавицу тангутку, незаметно ловит ее руку с длинными, 
гибкими пальцами, вздыхает, но, кажется, не скорбь выдавливает 
его вздохи. Таян-хан человек мягкий, не высокомерный, но с 
легким, ненадежным нравом. Ему, видимо, давно уже надоело 
сидеть у ложа умирающего. Его руки все настойчивее ловят пальцы 
тангутки. А Буюрук? Он сердито подергивает плечами и понемногу 
придвигается к Гурбесу. Придвинувшись совсем близко, ущипнул 

---

тангутку за бедро. Она медленно повернула голову, покрытую 
накидкой, гневно сверкнула большими черными глазами. До чего 
же красива! Маленький прямой нос, полные, немного вытянутые 
вперед и слегка вывернутые губы, грешные тени под глазами… Не 
зря старый хан возвысил ее над всеми своими женами и 
наложницами. 
Костистой рукой Коксу-Сабрак тронул Эрхе-Хара за плечо, знаком 
приказал следовать за собой. Они вышли из шатра. Коксу-Сабрак 
провел его в пустую юрту, сипло спросил: 
– 
Ну, что у тебя? 
– 
Нойоны сдавали курень за куренем. Пришлось бежать. 
– 
Эх, ты… – Коксу-Сабрак сел, подпер руками голову. 
– 
А что я? Не надо было уводить воинов. 
– 
Не надо было… – печально согласился Коксу-Сабрак. – Да что 
сделаешь… Эх… Подвел нас великий хан. 

---

В юрту вошел Буюрук. 
– 
Эрхе-Хара опять выгнали, – сказал ему Коксу-Сабрак. – И 
меркитов побил Тэмуджин. Этот маленький хан становится 
опасным. 
– 
Плохо. Все плохо… 
Буюрук ходил по юрте, подергивая крутыми плечами, взмахом 
головы отбрасывал распущенные волосы, но они тут же наползали 
на лицо. 
Коксу-Сабрак тоже поднялся, заложил руки за горбатую спину, 
поворачивал голову вслед Буюруку – узкая, похожая на хвост 
жеребенка, борода елозила по немощной груди. 
– 
Все плохо, – повторил Буюрук. – Отец еще не испустил 
последнего вздоха, а брат уже примеряет ханскую шапку. 
– 
Пропадет государство, – вздохнул Коксу-Сабрак. – Не по его 
голове ханская шапка. Без стыда липнет к отцовской наложнице у 

---

его смертного ложа. Как может править народом человек, не 
умеющий управлять собой? 
– 
Она, распутная, ему голову заморочила! – крикнул Буюрук, 
косоротясь. – Властвовать хочет! 
У юрты, послышалось Эрхе-Хара, прошумели и стихли легкие 
шаги. Он встревожился. Неизвестно, чем кончится ссора братьев. 
Ему лучше держаться подальше от того и другого… 
– 
Я пойду, – сказал он. 
– 
Погоди, – остановил его Буюрук. – Может быть, нам позвать сюда 
брата и все ему высказать? Неужели он не одумается? 
– 
Я уже говорил с ним. – Коксу-Сабрак безнадежно махнул рукой. – 
Не слушает. 
– 
Надо прикончить змею тангутку. Велю ее задушить! Тогда 
некому будет нашептывать… 

---

Полог юрты откинулся. В нее вошли Гурбесу и Кучулук. 
Остановились у порога. В тени от накидки горящими углями 
мерцали глаза Гурбесу. Сын Таян-хана нагнул голову, сжал 
костяную рукоять ножа. У Эрхе-Хара вспотели ладони – худы его 
дела, ох, и худы! 
– 
Ты очень громко говоришь, Буюрук, – усмехнулась Гурбесу. – 
Мы все слышали. 
– 
А почему я должен говорить тихо? Я дома, и мне нечего 
опасаться. 
Бойся ты, тангутское отродье, привезенная в мешке! 
– 
Завидуешь брату? Хочешь убить меня, а потом и до него 
добраться? 
Кучулук, они собираются извести твоего отца. 
– 
Заговорщики! – ломким голосом крикнул Кучулук, его лицо с 
мягким пушком на щеках залила краска. – Мой отец прикажет 
казнить вас! 

---

– 
Ну, змея… – удивился Буюрук. – Успела отравить и этого. 
– 
Поди-ка сюда, сынок, – позвал Кучулука Коксу-Сабрак. – 
Послушай меня, старого человека. 
– 
Я не желаю слушать шептунов! – Кучулук выскочил из юрты. 
За ним неторопливо вышла Гурбесу. Все подавленно молчали. 
Коксу-Сабрак сокрушенно качал головой. 
– 
Что теперь делать? – спросил Буюрук. 
– 
Уносить ноги. 
– 
Таян-хан не посмеет поднять на нас руку. 
– 
Э-э, Буюрук… Ты спроси у Эрхе-Хара, что способен сделать 
человек с единокровными братьями, если заподозрит, что они 

---

покушаются на его власть и на жизнь любимой им женщины. 
Собирайтесь, пока не поздно. Многие нойоны пойдут с нами… 
Они скрытно покинули ханский курень. По дороге к ним пристали 
нойоны с воинами. Таян-хан послал погоню. Но нукеры Инанча-
хана, чтившие Коксу-Сабрака, тоже присоединились к нему. Тогда 
Таян-хан выступил сам. Но он опоздал. К этому времени под рукой 
Буюрука и Коксу-Сабрака оказалось достаточно воинов, чтобы 
противостоять Таян-хану. 
Два войска остановились друг перед другом. В небе над ними 
кружились стервятники. Они хорошо знали, что если в степи 
собирается много всадников и они идут друг на друга, быть 
богатому пиршеству. Но Таян-хан не решался нападать на 
младшего брата и прославленного Коксу-Сабрака. Чего-то 
выжидал. Буюрук и Коксу-Сабрак вызвали его на переговоры. 
Съехались между рядами воинов. Таян-хана сопровождали Кучулук 
и Гурбесу. Она красовалась в золоченых латах и шлеме с пышным 
султаном. Глянув на нее, Буюрук побледнел от ненависти. 
– 
Что же вы делаете, брат мой Буюрук и ты, Коксу-Сабрак, 
любимый воин моего отца? – с обидой и недоумением спросил 

---

Таян-хан. – Чем я вас прогневил? Почему ощетинились оружием, 
будто перед врагом? Возвращайтесь, и я все вам прощу. 
– 
Мы возвратимся, – сказал Буюрук, – если ты здесь, сейчас 
снесешь голову этой распутнице. 
– 
Что она такого сделала, чтобы сносить ей голову? Ты не в своем 
уме, Буюрук! 
– 
Я-то в своем уме… А вот о тебе этого не скажешь! 
Сластолюбивая тангутка оседлала тебя, сделала своим рабом. Ты 
опозорил наш род! 
– 
Ты лжешь, Буюрук! Черная зависть лишила тебя разума! 
Коксу-Сабрак поднял руку. 
– 
Сыновья великого Инанча-хана! Вы сегодня ни о чем не 
договоритесь. 

---

Но именем вашего отца заклинаю: не решайте спор оружием, не 
затевайте братоубийственную войну. Поворачивай, Таян-хан, 
назад. Оставь нас. 
До вечера воины так и стояли друг перед другом. А ночью Таян-хан 
тихо снялся и ушел. 
Государство найманское раскололось надвое. Но тогда мало кто 
знал, что этот день станет началом гибели ханства, что людям, так 
легко решившим судьбу наследия Инанча-хана, жить осталось не 
очень долго.