Авиапромышленность: к 1935 в косос сидели следующие бригады (346,4)

Внешняя политика:
9 декабря 1935 г. в Лондоне открылась очередная конференция пяти держав по вопросам морских вооружений открылась. СССР по-прежнему не был включен в число ее участников. Однако британское правительство, оценивая значительное усиление советского флота новыми подводными лодками, и, главное, не желая допустить появления в его составе флота кораблей более сильных, чем британские, заранее предложило советскому правительству прислать на конференцию своего эксперта. Из-за явно дискриминационного характера этого предложения Политбюро ЦК ВКП(б) отказалось послать в Лондон эксперта. При этом англичанам было предложено немедленно обменяться военно-морскими атташе, на что ранее британское правительство не соглашалось. Теперь согласие было получено (3898).
За рубежом:
9 декабря 1935 Англия и Франция подписали договор о расчленении Эфиопии (4962).
9 декабря 1935 было подписано англо-французское соглашение Хор-Лаваля о расчленении Эфиопии (2443,409).
C 9 декабря 1935 по 25 марта 1936 проходила Лондонская морская конференция по регламентации морских вооружений. Стороны кроме Японии и Италии согласились, что водоизмещение линкора и калибр не могут превосходить 35 тыс. т и 14 дюймов (356 мм), а авианосца и крейсера - 23 тыс. т и 8 тыс. т и пл -2 тыс. т. СССР присоединился к соглашению в 1937 (2438,373).
9 декабря 1935 был заключен британо-французский пакт Хоара-Лаваля, который предложил передать Италии наиболее плодородные земли Эфиопии, но протесты в обеих странах заставили от него отказаться (3907,193).
9 декабря 1935 была студенческая демонстрация в Пекине и началось движение 9 декабря (2443,409).
Авиапромышленность:
10 декабря 1935 года Начальник и военком НИИ ВВС утвердил Отчет по летному исследованию самолета ТБ-3 4М34 РН N 22570 по определению поляры
Начато 5 сентября 1935 года
Окончено 26 октября 1935 года
Отв. исполнители:
Инженер Доброхотов
Инженер Иванов
Цель испытаний:
Снятие поляры самолета ТБ-3 4М34 РН на планированиях и при работающем моторе.
Проработка методики эксперимента по снятию поляры на многомоторном самолете.
Заключение:
Результаты летного исследования самолета ТБ-3 4М34 РН по снятию поляры признать удовлетворительными (3966).
10 декабря 1935 Нач. и военком НИИ ВВС Бажанов утвердил Отчет НИИ ВВС по летному исследованию ТБ-3 4М-34РН N 22570 по определению поляры, которые шли с 5 сентября по 26 октября 1935 (2931).
10 декабря 1935 года в докладной записке уполномоченный комиссии Партийного контроля ЦК ВКП(б) по Азовско-Черноморскому краю С. Брике и отв. контролер Щербинин указали глубокий вред, который влечет за собой разрыв между конструкторской, производственной и испытательной работой по самолету (ссылаясь на МДР-4 на заводе 31, который находился в производстве 2,5 года. Эта машина конструировалась в Москве ЦАГИ, строилась в Таганроге, а испытывалась в Севастополе (3477).
10 декабря 1935 Пом. Нач. МС РККА по авиации Бергстрем писал Нач. ГУАП М.М.К. по вопросу о выделении для ЦАГИ Дорнье-Валь, Хейнкель и Р-5 на поплавках. Сообщил, что Дорнье Валь с ЛД можно получить в Ейской школе по распоряжению Алксниса, распоряжение о передаче Р-5 - передано, Хейнкелей - недостаток и выделить не могут (2336,186).
Другие оборонные отрасли:
10 декабря 1935 года два СТЗ-5, участвовавших в зимнем пробеге Сталинград— Москва, успешно продемонстрировали в Кремле.
Обнаруженные во время испытаний недостатки транспортного трактора устранили к 1936 году. Но на подготовку его к производству, вслед за СТЗ-3, на Сталинградском тракторном заводе ушло два года.
Машина имела уже ставшую традиционной для транспортных тракторов компоновку с передним расположением двухместной (водитель и командир орудия) закрытой дерево-металлической кабины, установленной над двигателем. За кабиной и топливными баками находилась двухметровая грузовая деревянная платформа с откидными бортами и съемным брезентовым верхом с целлулоидными окнами. Здесь на четырех откидных полумягких сиденьях размещался орудийный расчет, а на полу — боеприпасы и артиллерийское снаряжение. Легкая и рациональная рама трактора состояла из двух продольных швеллеров, связанных четырьмя различными поперечинами. Двигатель 1МА — типично тракторный, четырехцилин-дровый, карбюраторный (от дизеля пришлось отказаться), с зажиганием от магнето, малооборотный и относительно тяжелый, но выносливый и надежный (выпускался до 1953 года). Заводился он и мог работать на бензине (бак — 14 л), переходя потом (после прогрева до 90°) на керосин или лигроин (бак — 148 л), то есть был фактически многотопливным. Для предупреждения детонации и для повышения мощности, особенно при работе на керосине с большой нагрузкой в жаркое время года, в цилиндры через специальную сиcтему карбюратора впрыскивалась вода, пока в 1941 году не была введена питидетонационная камера сгорания. Диигатель имел полноценные системы смазки, охлаждения, питания, электрооборудования. Запуск — электростартером (ею не было на СТЗ-3) или безопасной (при обратном ударе) пусковой рукояткой; управление - ножной педалью «по-автомобильному". В коробке передач, стыкуемой с задним мостом, были изменены передаточные числа с целью увеличения силового диапазона (до 9,81 против 2,1 у СТЗ-3) и скоростей движения, введена еще одна (понижающая) передача. При движении на ней со скоростью 1,9 км/ч СТЗ-5 развивал гягу 4850 кгс, то есть на пределе сцепления гусениц с грунтом.
Задний мост с бортовыми фрикционами и тормозами (дополнены общим ножным приводом) вместе с конечными передачами полностью заимствовались от СТЗ-3, что оказалось очень важным при их совместном массовом производстве. Ходовая часть была более приспособленной к движению С высокими скоростями: введены обрезиненные опорные и поддерживающие катки и мелкозвенчатая гусеница с вдвое уменьшенным шагом. Ведущая звездочка осталась прежней, а потому быстро изнашивалась. На картере заднего моста под платформой устанавливался вертикальный кабестан с тросом длиной 40 м для подтягивания прицепов (при раздельном преодолении тяжелых участков), самовытаскивания трактора и буксировки других машин. Тяговое усилие кабестана составляло 4000 кгс, хотя мощность двигателя позволяла развивать до 12 000 кгс, но это было небезопасно для прочности трактора. Такое довольно простое и эффективное устройство вполне заменяло лебедку, которая уже тогда считалась обязательной для каждого артиллерийского тягача, кроме легкого. Кабина имела открывающиеся передние и боковые стекла, а также регулируемые жалюзи в передней и задней части — для организации ее проточной вентиляции; в противном случае летом температура здесь от нагрева массивным двигателем достигала 50°.
В 1939 году специально для СТЗ-5 на Харьковском тракторном заводе был построен дизельный двигатель Д-8Т (транспортный) мощностью 58,5 л.с. при 1350 об/мин, рабочим обьемом 6,876 л, со стартерным запуском (затем — с пусковым двигателем СТЗ). Но из-за присущих ему недостатков и технологических трудностей в производство он не пошел.
В 1937 году были выпущены первые 173 транспортных СТЗ-5, в 1938-м— 136, в 1939-м-уже 1256 и в 1940 году- 1274. В артиллерийских частях они буксировали артсистемы массой до 3400 кг, в том числе 76-мм полковые и дивизионные пушки, 122-мм и 152-мм гаубицы, а также 76-мм (позже и 85-мм) зенитные орудия. Скоро в РККА СТЗ-5 стал наиболее распространенным и доступным артиллерийским тягачом, успешно работавшим во всех климатических зонах СССР. Летом 1939 года машина проходила армейские испытания в районе города Медведь Новгородской области. Были определены параметры ее геометрической проходимости: ров — до 1 м, стенка — до 0,6 м, брод — до 0,8 м. Это же подтвердили испытания СТЗ-5, проведенные в 1939— 1940 годах на НИБТПолигоне ГАБТУ КА.
Средне-техническая скорость движения тягача с прицепом по шоссе в составе батареи достигала 14 км/ч; в составе полка — 11 км/ч; по грунту — 10 км/ч. При эксплуатации сильно сказывалось его сельскохозяйственное происхождение: из всех отечественных машин этого назначения он имел самую плохую проходимость, небольшую удельную мощность, узкую колею {выбранную для работы с четырехкорпусным плугом), малый клиренс, недостаточные сцепные возможности гусениц с мелкими грунтозацепами высотой всего 35 мм, значительное удельное давление на грунт из-за малой ширины траков, сильную продольную раскачку при движении на больших скоростях — стоял даже вопрос о добавлении пятого опорного катка для увеличения базы (амортизаторы тогда еще не применялись). На зимних обледенелых дорогах сцепления гусениц с грунтом было недостаточно для устойчивого движения.
Однако выносливость тягача не вызывала сомнений — он дважды (в ноябре —декабре 1935 года и в марте — апреле 1939-го) совершал безостановочные пробеги Сталинград — Москва и обратно без поломок и недопустимых износов. Дополнительные испытания СТЗ-5, проведенные в НАТИ летом-осенью 1943 года, показали низкие тяговые свойства машины. При движении на высшей, пятой передаче максимальное тяговое усилие на крюке не превышало 240 — 270 кгс, что позволяло тягачу уверенно работать без прицепа или тянуть его только по хорошим дорогам с подъемами оказался крайне незначительным (2 — 6%) и при перегрузке скорость резко падала. Поэтому приходилось работать в основном на четвертой (нагрузка на крюке — 585 кгс) и на третьей (нагрузка — до 1230 кгс) передачах. Движение в условиях бездорожья или при буксировке тяжелых прицепов было возможно только на второй передаче (тяговое усилие — 2720 кгс). Отмечался также очень низкий коэффициент сцепления гусенице грунтом (f = 0,599) (11639).
10 декабря 1935 транспортный трактор С1 после прохождения испытаний он был показан вместе с новыми тракторами в Кремле И.В.Сталину и другим руководителям государства. В следующем году по результатам испытаний усилили подвеску, мощность двигателя довели до 120 л.с. (и даже до 130 л.с.) при 1200 об/мин, то есть она увеличилась почти вдвое по сравнению с С-60, при этом скорость машины повысилась. Зимой 1937-го С-1 проходил испытания (водители - А.В.Сапожников от НАТИ и ВИ.Дурановский - от ЧТЗ) уже как артиллерийский тягач на Лужском полигоне, где показал неплохие результаты: среднюю скорость по шоссе без прицепа — 22 км/ч, с артсистемой массой 7,2 т — до 17 км/ч, с массой 12 т — до 11 км/ч, подъем 24° - без прицепа и 12,5° —с прицепом. Однако в это время ЧТЗ уже интенсивно готовился к переходу на новый базовый трактор С-65 с дизелем НАТИ М-17 (75 л.с.), поэтому бензиновый С-1 оказался бесперспективным.
Новый транспортный трактор с дизелем, также форсированным до требуемой, более высокой мощности, пришлось создавать почти с нуля, одновременно существенно дорабатывая подвеску и ходовую часть.
Транспортной модификацией двигателя М-17 с конца 1936 года занимался ведущий конструктор-дизелист НАТИ А.В.Лебедев, а также инженеры В.Н.Попов и А.С.Балаев. Рабочий обьем мотора увеличили на 14,3% путем доведения диаметра цилиндров до 155 мм -предела, обусловленного измененной конструкцией блока и поршневой группы; частоту вращения повысили на 35%; расширили фазы газораспределения; применили новую форкамеру. Весной 1937 года дизель МТ-17 был построен в НАТИ, Одновременно с ним компоновался и новый трактор «Сталинец-2». Очередной раз переделывались подвеска и ходовая часть, аносились изменения в трансмиссию. В конце года первый С-2 вышел на испытания, которые показали, что он требует серьезной конструкторской доработки. Однако острая потребность в артиллерийских тягачах для армии в преддверии войны вынудила передать «сырую» недоведенную машину в производство. Осенью 1938 года на ЧТЗ начали изготавливать опытную партию С-2 по чертежам НАТИ, прошедшим предварительную технологическую проработку. Напряженное положение на заводе с выпуском обычных тракторов, освоение газогенераторных машин и многие посторонние заказы затянули выпуск предсерийных С-2 до следующего лета. Для проверки их работоспособности и эксплуатационных качеств был организован пробег двух тягачей из Челябинска п Москву, куда они благополучно прибыли 14 августа, преодолев почти 2000 км за 12 ходовых дней (проходили до 167 км в день). Естественно, пробег выявил так и неуст-раненные изъяны: недостаточные мощность, скорость и грузоподъемность при завышенной собственной массе, а кроме того, быстрый износ ряда деталей. Доработкой трактора перед сдачей его в серийное производство (план на 1939 год— 200 машин) занимались представитель НАТИ А.А.Крейслер и ведущий конструктор ЧТЗ В.И.Дурановский (11639).
Армия:
10 декабря 1935 г. Стенограмма утреннего заседания
Лапин. Товарищи, я имею в виду остановиться на двух авиационных вопросах — относительно оперативно-тактической подготовки авиации и воздушного боя, но предварительно я имею в виду затронуть один общевойсковой вопрос в наших условиях ОКДВА.
Тов. Гамарник в своем выступлении здесь, указывая на ряд недостатков, которые имеются в работе нашей Дальневосточной армии и Красной армии вообще, указал как один из больших недостатков — плохое изучение противника и театра.
Надо сказать, что этот вопрос в условиях ОКДВА тоже обстоял и, пожалуй, обстоит до сих пор неблагополучно. Но в этом, 1935 г. нашему командному составу, и в частности штабу армии, лучше и ближе удалось подойти к вопросам изучения противника и театра. И я должен сказать, что для штаба армии театр нашей Дальневосточной армии как выгладит японская армия. В частности, было представление, что по своей организации японская дивизия несущественно отличается от нашей дивизии РККА, за исключением разве того обстоятельства, что она имеет более многочисленную пехоту. Но более близкое изучение этого вопроса показало, во-первых, что японская дивизия имеет в своем составе полки, которые не отягощены обозом, которым отягощены полки дивизий ОКДВА. В то время как наш полк имеет свыше 200 повозок, в том числе повозок утяжеленных, повозок двуконных, повозок с широким ходом, японский пехотный полк имеет в своем составе всего 37 повозок, причем повозки эти одноконные, на узких ходах, приспособленные для движения по горной местности.
Если учесть то обстоятельство, что японский полк имеет в своем составе 3300 чел. и для пулеметов и полковой артиллерии располагает вьюками, то надо сказать, что это — лучшие предпосылки для условий Дальнего Востока, для действий по лесисто-горной местности, для действий по бездорожной местности, для прохождения по трудным участкам, чем наш полк, который имеет 200 с лишним повозок, пулеметы на повозках и артиллерию на колесах. Наш полк не сможет так маневрировать, как японский полк. Японский полк располагает вьюками и носильщиками.
Левичев. Имеется около 400 носильщиков, имеются специальные роты носильщиков.
Лапин. Указанные выше обстоятельства, конечно, должны привлечь наше внимание, если мы не хотим попасть впросак.
Затем, японцы, в противоположность нашей армии, имеют целый рад горных соединений, имеют по мирному времени 3 горные дивизии и, кроме того, 2 артиллерийских полка РГК горной организации. Следовательно, используя горные полки АРГК, японцы имеют возможность иметь еще добавочные дивизии, вполне пригодные для действий в горных районах.
Гамарник. Это речь вдет о Маньчжурии.
Лапин. Одна горная дивизия находится в Маньчжурии, другие — на Японских островах. Очень существенно и важно, что эти три дивизии и два артиллерийских полка РГК горной организации имеют, как это установлено целым рядом разведывательных данных, второе развертывание, причем дивизии и полки второй очереди начинают вступать в строй после 5 дней. Таким образом, японцы могут выставить до 10 горных дивизий, тогда как мы совершенно не имеем горных соединений.
Наши занятия и опыты показали, что легкие батальоны, освобожденные от колес, снабженные небольшим количеством вьюков — преодолевают бездорожную лесистую и горную местность. Легкие батальоны показали средний темп движения до 3 км, в редких случаях до 4 км, тогда как организм нашей стрелковой дивизии продвигался совершенно по-другому. Были случаи, когда в местах бездорожных, густо-лесистых и гористых шли со средней скоростью полкилометра, а при более благоприятных условиях — со скоростью 1—1¹/₂ км. Эти факты не должны выпасть из нашего внимания. Необходимо сопоставить и взвесить различные по построению организмы нашей и японской дивизии и сделать необходимые практические выводы, иначе это может нехорошо кончиться для нас. Более детальное изучение противника открыло глаза на вещи, которые ранее не замечались. То же самое я бы сказал и о театре. Наша армия долгое время театр Дальнего Востока отождествляла с местностью около наших казарм. Наши казармы, как и все городки, устраиваются в более выгодных условиях доя жизни. Взять, к примеру, то ли наш город Ворошилов, то ли городок Раздольное или Спасск, и если выйти за их ограду, если можно так сказать, и посмотреть вокруг, то ничто не страшит. Там имеются дороги, села, деревни: местность не очень дикая, но когда посмотришь дальше — горы, бездорожье, леса, болота.
Ворошилов. Это дальше 10 км.
Лапин. Тем не менее я должен сказать, когда стали смотреть дальше, в некоторых случаях за 10 км, а в других — за 100 км, то оказалось, что местность в общем бездорожная, покрытая целым рядом хребтов, местность горно-лесистая с многочисленными болотистыми участками.
С места. В Раздольное, в Барабаш года 2—3 тому назад ходили.
С места. При мне дивизия маневрировала.
Ворошилов. Разве театра не знали, не обязаны были его знать? Разве вы не знали, какая у вас местность?
Лапин. Это все правильно. Но в этом отношении были крупнейшие недостатки, я прямо должен доложить, что до 1935 г. учения, занятия наших войск шли непосредственно вокруг своих городков и у дорог. Раньше учения шли независимо от трудностей, которые придется преодолевать при войне с японцами.
С места. В Забайкалье наоборот. Там занятия войск все время в горах проводили.
Лапин. Я хочу сказать, что в 1935 г. мы имеем перелом, в том числе и для Забайкалья. С 1935 г. мы пошли в горно-лесистую местность. И когда совершился этот перелом, то мы увидели, что наши войска недостаточно умелые, что они делают величайшие промахи, чего не было бы, если бы войска учились и имели бы опыт на горной и горно-лесистой местности.
Я лично, например, на многочисленных учениях видел, что наши войска плохо действуют и не приспособлены к действиям в горнолесистой местности, они не устроены для действия в этой местности. Если я ошибаюсь, то меня товарищи поправят, и я буду очень рад, если эти мои сомнения в отношении подготовки войск не будут соответствовать действительности, не будут иметь основания, но я повторяю, подготовка и устройство войск на Дальнем Востоке у меня вызывает величайшее опасение.
Очень жаль, что Иван Федорович Федько не остановился на одном вопросе, когда говорил о больших учениях, — он не сказал о том, что командующие сторонами на этих маневрах ошибались на сутки против того, что они ожидали. Между прочим относительно 26-й стрелковой дивизии, которая получила задание пройти по горно-таежному маршруту 12 км, рассчитывали, что она должна выйти в тот же день в заданный район. Что же получилось? В первый день она продвинулась только 5—6 км, во второй день сделала столько же и в общем на 12 км затратила двое суток. Это явилось большой неожиданностью. Этого никто не ожидал ни в руководстве маневрами, ни командование, которое ставило эту задачу. Если такого рода неожиданности будут перед нами возникать во время войны, то противник нас будет наказывать. На тех же учениях, которые мы проводили, войска были поставлены в необходимость преодолеть 2 мелкие речушки, но с сильно заболоченным прилеганием. Через эти речушки должны были пройти кавдивизия и мехбригада. Тов, Тухачевский здесь говорил о том, что на учениях Московского округа 17-я сд страшно неорганизованно переправлялась. Но я понял Михаила Николаевича так, что она все-таки переправилась, хотя и неорганизованно.
Тухачевский. В мирное время можно.
Лапин. В Приморской группе на большом учении ОКДВА при переправе кавдивизии и мехбригады был не только невообразимый беспорядок, но части не смогли переправиться; через первую речку кое-как переправились, а через вторую речку, речку Чахезу, ни мехбригада, ни кавдивизия не переправились и не приняли участия в сражении по этой причине. Маневр пропал вхолостую, весь маневр остался висеть на захлестывающем фланге. Все это меня беспокоит.
В 1935 г. мы впервые в ОКДВА по настоящему стали учиться в горах, в болотистой местности, на бездорожной местности. Этот год показал, что мы преодолеваем все это дело, что оно удается, но проходит еще с величайшими недочетами, и эти недочеты характеризуют самый конец учебы по 1935 г. Преодоление этих недочетов встает в качестве крупнейшей задачи на 1936 г., а в целом обучение ведению боевых действий, маневра в этой своеобразной местности.
Вы упрекаете нас, т. народный комиссар. Значит, мы должны поправить положение.
Я уже докладывал, как выгладят японские полки, их горная организация; факт, что против этой горной организации у нас очень мало горного. Это нас должно беспокоить. Вероятно, мы должны перестроиться. На наших учениях легкие батальоны хорошо преодолевают местность, то, что было на вьюках, преодолевает местность достаточно успешно, а колеса либо застревали (особенно артиллерия), или ползли крайне медленно. Это ставит вопрос о перестройке наших дивизий, во всяком случае тех дивизий, которым придется действовать в первую очередь по этой трудной местности. По какому направлению должна пойти эта перестройка. Изучение местности, наши опыты и изучение опыта противника показывают, что придется пересматривать организацию нашей дивизии по двум направлениям — давать побольше вьюков и гусеничных машин. Опыт т. Федько показывает, что 1200—1300 вьюков потребуется на одну дивизию.
Для того чтобы протаскивать артиллерию, получить своевременную артиллерийскую поддержку, без которой современный бой невозможен, потребуется переход с колес на гусеницы. Опыт, который был проделан нами, показывает, что трактор «Сталинец»⁶⁰, который мы имеем, который дает максимум 7 км в час, прекрасно тащит орудия даже в условиях трудной местности — по склонам, в лесу, на по-лузаболоченных местах, тащит гаубицы и трехдюймовые пушки. На учениях в качестве тягачей нередко использовались танки. Вообще танки в этой местности вполне применимы. Таким образом, можно считать, что достаточное оснащение этими тракторами обеспечит нам продвижение артиллерии. Я слышал, что есть новые гусеничные трактора, скорость которых 25-30 км, которые имеют платформу, как грузовик, и приспособление, как тягач. Вот этими тракторами нужно было бы нас обеспокоить — это было бы прекрасно, это было бы замечательно для нашей артиллерии и открывало бы не только возможности уравновесить наше движение сравнительно с пехотой, но и превзойти по подвижности японскую организацию. Это дало бы нам возможность лучше маневрировать, обходить и уничтожать противника, словом, это в гораздо большей степени, чем сегодня, даст возможность использовать все имеющиеся у нас средства.
Вот такие у меня напрашиваются выводы в отношении обучения наших войск, и того, как выгладит театр, противник и какие практические обязанности это налагает на нас.
Перехожу к авиационным вопросам. Прежде всего относительно оперативной подготовки. Успехи, которые достигнуты нашей авиацией за это время в части одиночных полетов, ночных, слепых, в части штурманской службы, ухода за материальной частью (хотя надо признать, что здесь далеко еще не все сделано и предстоит сделать еще очень многое), эти успехи в области летной подготовки позволяют нам в большей мере подойти к оперативно-тактической подготовке. В этом году во всех бригадах у нас были проведены по одному — два летно-тактических бригадных учения. Во всех бригадах были также проведены военные игры — одна — две, а в некоторых три на самостоятельное применение авиации, прежде всего по вопросу уничтожения японской авиации. Вся эта предварительная работа позволила при поддержке командующего Тихоокеанским флотом т. Викторова, который поддержал наше предложение, устроить заключительное учение большой массы авиации ОКДВА и Тихоокеанского флота. По существу, это были воздушные маневры, в которых с каждой стороны участвовало не менее трех бригад, если считать отдельные эскадрильи, которые не сведены в бригадные соединения. Тема этого большого учения была следующая — проработка положения, которое может возникнуть с началом войны, — это внезапный налет японской авиации на нашу авиацию, которая, как известно, находится у границы, и как ответить на такое внезапное нападение, как провести ответную операцию на уничтожение авиации японцев. Было объявлено, что некий день есть начало учения. Это было определено так, что получены агентурные данные, что прилетели японские самолеты и можно ждать всякого подвоха. Было приказано перейти на особое положение и быть в готовности к внезапному нападению противника. Выдержали 18 часов и в сумерки последовало первое нападение. После этого начались дальнейшие боевые действия.
Ворошилов. Какими силами «японцы» напали?
Лапин. Примерно со стороны Тихоокеанского флота, который был нападающей стороной, до трех бригад. Это большое учение, как и предшествовавшие ему бригадные учения и игры, дало нам известный опыт и выявило приемы ведения такой операции. С другой стороны, большое учение показало исключительное неблагополучие с делом управления авиацией в такой операции. Первые налеты, заранее разработанные, предусмотренные и расписанные, вышли более или менее гладко, а дальше запутались. Начальники потеряли представление о том, что делается в воздухе, какие части противника удалось разбить или ущемить в той или другой степени и т.д. Все это было чрезвычайно неясно.
Голос. Даже днем.
Лапин. Это учение продолжалось двое суток, и в дальнейшем, после первых взлетов, надо сказать, что действия перешли на самотек. Наши начальники проявили некоторую находчивость в этом деле. Бьшо поручено отдельным бригадам контролировать определенные районы, и что поймаешь там, то и уничтожать. И в результате получилось большое количество полетов, зачастую впустую, в одну и в другую сторону, и что попадалось на аэродроме, это атаковалось. Тем не менее в результате всех этих действий получилось впечатление, что дело как бы кончилось большим взаимным истреблением, и если учение немножко еще продолжить — на день-два, то при таком интересе могло бы оказаться, что значительная часть и одной, и другой стороны была бы уничтожена, насколько мы это могли понять.
Ворошилов. В воздухе?
Лапин. Нет, главным образом путем атаки на земле. И если бы продолжить дня на два, то можно сказать так: «посуда» с обеих сторон была бы разбита до конца. Авиации не осталось бы. Тут было сказано, что мы имеем некоторые успехи в области маскировки, можем спрятать авиацию. В этом отношении были сделаны очень большие потуги, очень много и внимательно работали наши командиры. Я не переоцениваю это дело. Удалось много спрятать, но подробная, внимательная работа по расшифрованию того, что было спрятано, как правило, приводило к тому, что это обнажалось.
Ворошилов. Прятали на аэродромах?
Лапин. Прятали на полевых аэродромах, и не только на полевых аэродромах. Мы изыскивали полосочки местности, не похожие на аэродром, шириной 300 м приблизительно, и туда протаскивали самолеты, но при том методе разведки, о котором докладывал т. Уборевич, когда за тобой летят и истребители, и разведчики, и воздушные шпионы, воздушные патрули, которые рыскают по всей местности и выслеживают, куда ты возвращаешься, конечно, спрятать очень трудно. Имеется еще метод сквозного просмотра местности, когда летит целая эскадрилья самолетов на расстоянии 10 км самолет друг от друга и, как гребешком, прочесывает-просматривает. На 5 км в сторону видно очень хорошо. Все эти приемы приводят к тому, что самолеты обнаруживаются. Некоторые пункты, благодаря недостаточной организованности разведки сторонами, не были разысканы, некоторые эскадрильи не были обнаружены, но это не потому, что они хорошо спрятаны, а потому, что был допущен целый ряд ошибок на другой стороне, которая недостаточно организовала расшифровку. С такого рода ошибками мы должны считаться как с нашей стороны, так и со стороны противника. Это бесплатная премия, которая может у нас получиться.
Вот таковы выводы в отношении этого учения, и это заставило нас очень много позаботиться о том, как же выскочить из этого неприятного положения. Мы наметили несколько путей. Во-первых, самым кардинальным решением, как нам кажется, которое дает выход из этого положения, является устройство самолетных убежищ, привлечение фортификации на службу авиации. Нами было сконструировано несколько типов самолетных убежищ. В Приморской группе распоряжением командующего войсками т. Федько было организовано строительство убежища типа бокса, в Хабаровске на армейском аэродроме, по указанию командарма, также было организовано устройство 4 типов убежищ. Наибольшее внимание из этих самолетных убежищ привлекают два типа. Один тип — это скрывающееся самолетное убежище, подобное скрывающейся огневой точке. Мы представили проекты этого и другого убежищ в центр. Устройство скрывающегося самолетного убежища следующее: по форме самолета вырывается углубление в земле так, чтобы туда можно опустить самолет. На продолжении сторон этого фигурного углубления делаются узкоколейные рельсочки. На этих узкоколейных рельсочках делается накатик. Верх накатика накрывается дерном, и этот накатик полностью сливается с аэродромом. Через накатик может проходить пешеход, может проходить танк, не причиняя ему никакого вреда. Накатики сравниваются с аэродромами. Когда нужно вытащить самолет, этот накатик откатывается, можно это делать вручную, можно при помощи лебедки или талей, и самолет поднимается.
Ворошилов. Сколько времени требуется на это?
Лапин. Если делать это при помощи подручных средств — талей, при помощи цепей, как это бьшо у нас, то мы вытаскивали самолет за 10 мин. Если же пользоваться лебедкой, то можно довести этот срок до 2 мин. У нас в Хабаровске устроено убежище примитивного типа с деревянной обшивкой, убежище временного типа. Наши инженеры докладывают, что если это убежище устроить железобетонным, т.е. дать бетонную рубашку с изоляционным слоем и дать туда еще отепление, освещение, вентиляцию, то это обойдется в 40— 50 тыс. на одно убежище, которое может служить хорошим ангаром, в котором будет тепло, уютно и светло.
Голос. Как у вас с водой?
Лапин. Инженеры дали заключение, что надо дать бетонную рубашку с изоляционным слоем.
Голос. Без дренажа?
Лапин. Без дренажа. Сейчас в Хабаровске приступлено к постройке бетонного с изоляционным слоем убежища, которое пройдет и зимние испытания. Посмотрим, как будет действовать разница температуры, будет ли стекать вода по стенкам, появляться иней и в какой мере это убежище сможет удовлетворить нас как ангар. Это один способ. Это убежище полностью спасает самолет от отравляющих веществ, от поражения пулями и осколками и взрывной волны. Самолет может быть разбит только бомбой прямого попадания, при этом разбит будет только один самолет, который будет в данном убежище. Этот тип убежища наиболее привлекает наше внимание. Построенный и выбранный достаточно умело на аэродроме, он будет неуязвим для противника. Противник не будет знать, в каком месте он находится. Если раскроет потом район, всегда для него будет загадкой, находятся ли самолеты там в данный момент. Изучение вероятных результатов бомбометания по площади показывает, что это дело мало интересное ввиду большого расхода бомб и небольших результатов поражения самолетов, скрытых в убежищах. Очень много занимал нас вопрос, как скрыть самолет ТБ-3⁶¹, В Хабаровске мы решили приступить к устройству убежища на ТБ-3. Инженеры говорят, что удастся погрузить в землю и этот самолет. А сколько будет стоить — должен показать опыт.
Второй тип самолетного убежища — это малый ангар с траверсным устройством, примерно на 2—3 самолета. Стены малого ангара-убежища и перегородки между самолетами в нем представляют собой двойную метровую обшивку, засыпанную песком. Если бомба рвется около такой стенки, то стенки перехватывают все осколки. Если бомба попадает в ангар и дробит самолет, то соседние два самолета остаются целы. Этот тип наиболее приемлемый для истребителей.
Голос. Под землей?
Лапин. Это убежище наземного устройства.
Наряду с этим мы выявили, что очень действенным средством в борьбе с авиацией противника является обман противника на наших полевых аэродромах, которые сравнительно легко находятся вследствие плохой их маскировки, о чем здесь уже говорил т. Хрипин. К сожалению, недостаток средств, а главное, недостаточная наша напористость в этом вопросе привела к тому, что мы устроили такие полевые аэродромы, которые быстро обнаруживаются. Для устранения этих недостатков наряду с проведением работ по осуществлению маскировки полевых аэродромов необходимо обзавестись на аэродромах макетным хозяйством. Для этого имеется, между прочим, и такой путь.
У нас много самолетов отходит в ремонт, заменяются крылья, имеются выслужившие срок самолеты, разбитые и т.п. Мы проделали такую работу: брали крылья и хвосты таких самолетов и ставили их в кустарник и другие маски, прилегающие к аэродрому. С воздуха разведчикам противника кажется, что это настоящие замаскированные самолеты с недостаточно замаскированными крыльями или другими деталями, разведчику кажется, что тут целая замаскированная эскадрилья, а потому противник по ним бомбит и оставляет в стороне наши эскадрильи, укрытые в других местах.
Якир. К сожалению, это дело двигается очень медленно, в то время как у нас имеется сотня предложений, как нужно подмаскиро-ваться.
Ворошилов. Вы поменьше предложений, а побольше дела. Если вы будете кому-то предлагать, чтобы кто-то разрешил и предложил, то на это потребуется много времени. А вы сами это делайте и, если нужно, просите деньги. Необходимо вам заняться этим на месте, у вас для этого все необходимые данные.
Лапин. Далее, мы убедились, что наряду с замаскированными полевыми аэродромами и постоянными аэродромами нужно внести еще один оперативный элемент, это авиаплощадку, непохожую на аэродром, главным образом в местности, не подходящей для аэродрома. Летчики умеют сажать самолеты на полосы шириной 50— 70 м, почему же мы не можем сажать самолеты на таких естественных полосах. Такие естественные полосы не привлекают внимания противника, и если умело вести посадку и взлет, когда нет разведчиков противника, то можно на таких полосах отсиживаться и подобные места дают некоторую возможность укрытия наших самолетов. Осуществление всех указанных мер и приемов позволит нам успешно поражать авиацию противника, не подставляя свои самолеты под удар противника.
Поскольку будет еще отдельный доклад по воздушным вопросам, по вопросам воздушного боя, разрешите высказаться позже.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 75-79.
Примаков. Я хотел бы доложить главным образом о вопросах, не вошедших в доклад командующего округом т. Шапошникова, о подготовке мотомехчастей округа и ПВО Ленинграда.
Мотомехчасти округа в течение лета минувшего года работали главным образом над выправлением тех недочетов, которые были отмечены в приказе народного комиссара. Нужно доложить со всей ответственностью, что на основе выполнения приказа наркома и выправления тех недочетов, которые были отмечены им, многочисленными проверками установлено, что мехчасти округа справились с материальной частью, устранили недочеты в ее сбережении и что в этом процессе выросла общая слаженность мотомехчастей округа. Эта общая слаженность, в частности, проверена на таком случае, как готовность мотомехкорпуса по боевой тревоге. Мехкор-пус по объявленной народным комиссаром боевой тревоге был готов к действию за 1 час 20 мин., что можно признать сроком вполне удовлетворяющим для такого соединения, как 7-й мехкорпус⁶².
В течение лета подготовка шла также и по линии умения преодолеть препятствия, и по направлению опытных работ. Из числа опытных работ мехкорпуса я остановлюсь на плавающих танках⁶³. Плавающие танки сделали пробег, в течение которого шли по воде, в том числе по озеру Ильмень, от устья Шелони до истока Волхова, от Волхова до Ладоги, по ладожскому каналу в Неву, по Неве до Петропавловской крепости. Почему я считаю нужным остановиться на этом пробеге? Этот пробег важен потому, что он показывает нам, что плавающие танки могут проходить в условиях большой волны. Этот пробег был сделан в условиях волны около метра высотой на озере Ильмень. Крупная волна не захлестывает, а поднимает и плавно опускает. Гораздо опаснее низкая, береговая волна, которая благодаря своей частоте и крутому гребню захлестывает танк. Танки охотнее шли с удалением от берега, стараясь не приближаться. Для нас это важно для нашего Северо-Западного военного театра по той причине, что нам придется драться в озерных районах Финляндии и Прибалтийских стран.
Кроме того, мы сделали второй опыт — проверили опытом, если придется драться в бездорожных, лесистых местностях, где нет дорог, но нельзя не найти выход в переброске плавающих танков на большие расстояния по водным путям, на буксире пароходов. Мы сделали опыт переброски на пароходном буксире. Этот опыт вполне удался, на буксире водили взвод танков со скоростью до 10 км в час по Неве. Этот опыт дал возможность сделать интересный вывод: если нужно, можно произвести переброску танков на буксирах по озерам Финляндии.
Вторая группа опытных работ сделана в связи с приказом т. наркома об укреплении Карельского перешейка. Мы сделали ряд опытных сооружений — препятствий, которые танки должны были преодолевать. Танк Т-28⁶⁴ преодолевает все виды препятствий, кроме французского забора. На французский забор танк Т-28 разогнался, въехал брюхом на забор и повис на нем. Нижний кол французского забора высотой до колена, второй кол — до пояса, третий кол — до груди, четвертый кол — до пояса, пятый кол — до колена. Связаны между собой колья не колючей проволокой, а обыкновенным тросом, который привинчен к кольям. На Т-28 мы проделали такой опыт — он начал быстро подниматься по кольям, дошел до высокой точки и повис. Пришлось вызвать два трактора для того, чтобы его стаскивать. Французский забор оказался действительно сильным заграждением, способным задержать продвижение Т-28. Танк поднимается на него, колья выдерживают вес танка, гусеницы теряют сцепление, и он провисает на среднем колу брюхом. По фронту кол от кола на расстоянии 1¹/₂ м. Все это дело было сделано в присутствии начальника Генерального штаба маршала т. Егорова.
Мехкорпус также в течение лета проделал целый ряд выходов в поле, и в июне, июле и августе мы провели 8 больших полевых учений для того, чтобы подготовиться к нашим большим учениям. На этих больших осенних учениях мехкорпус и 20-я стрелковая дивизия вышли в следующем порядке (опять-таки связано с опытной работой и даже некоторыми опытными выводами). Боевая часть мехкорпуса на большие осенние учения была отправлена в эшелонах, но тылы мехкорпуса и 33-я стрелково-пулеметная бригада были отправлены на колесах так же, как на автомобиле была переброшена и вся 20-я сд. Этот опыт интересен потому, что, во-первых, мы перебросили стрелковую дивизию на гражданском транспорте. Нам город дал 500 грузовиков и 100 легковых машин для этой операции на 10 дней осенних учений. Во-вторых, мы сделали переброску лошадей на машинах на 380 км от Тосково до Каргамышево, и эта переброска длилась двое суток.
Уборевич. Каким же транспортом и конями воевала дивизия, если было только 52 лошади?
Примаков. Мы отправили артиллерийский полк дивизии и ее тылы поездами, а на автомобилях мы подняли всю пехоту для опытной переброски для того, чтобы все это дело проверить. Таких перебросок на такие большие дистанции, т.е. оперативных перебросок с Финского фронта на Эстонский, мы до сих пор не имели. Мы решили проверить, во-первых, как выгоднее лошадей ставить на машинах, во-вторых, какой режим перебросок должен быть сделан, в-третьих, можно ли этими конями, переброшенными на машинах, сейчас же работать. Оказалось выгоднее ставить лошадей по двое на полуторатонку, чем по 3 лошади на большую машину. Пройдя 380 км в течение 2 суток, лошади тотчас же оказались в состоянии начать работу в артиллерийской запряжке. Вывод таков, что переброски лошадей на большие дистанции, оперативные переброски проверены в условиях плохих разбитых дорог, и что конь работает после этого хорошо, тотчас же запрягаясь в батарею.
И второй вывод, т. нарком, надо пересмотреть норму расчетов скорости движения в сутки, потому, что мы имеем шоферов городских, при этом мы не имели времени для их тренировки, это был народ, обученный ездить только на наших ленинградских улицах. И однако они прошли 380 км за двое суток и после этого были в состоянии работать на следующий день, и работали. Значит, норма в 200 км на день по нашим дорогам должна быть признана реальной нормой, а это означает необходимость пересмотреть суточную норму перевозки на автомобилях, данную в нашем уставе, повысить ее на 25—30%, причем для дорог не только шоссейных, но и с грунтовым участком. Почему мы можем это сделать? Мы опять-таки совершенно умышленно проделали такой опыт в 20-й дивизии, которой бьшо предложено в условиях воздушного нападения сойти с шоссе на грунтовую дорогу. Это было в районе Красно-Стружских лагерей.
Уборевич. А защита от авиации во время данного перехода была организована?
Примаков. Мы имели приказом дивизии специально подготовленные для отражения нападения авиации пулеметы.
Уборевич. А вы пробовали делать так, чтобы впереди группы организовать прикрытие?
Примаков. У нас был такой опыт. Возле села Лудони, где вокруг шоссе на 10 км заболоченные места, мы создали специальные пулеметные группы (пушек у нас не бьшо, были только пулеметы), которые прикрывали устье и входы дефиле и таким образом обеспечивали дивизию от нападения.
Ворошилов. А в воздухе наблюдение велось?
Примаков. Я уже сказал, что у нас на каждые 20 машин были специальные пулеметные группы, которые вели наблюдения. Эти группы охраняли от нападения и вместе с тем вели наблюдение. Мы считаем, что это бьшо единственно правильным, так как если бы мы взяли большую группу, то неизбежно были бы разрывы, и вести как защиту, так и наблюдение бьшо бы труднее.
Ворошилов. Меня интересует другое — в воздухе за авиацией наблюдали?
Примаков. Так точно. С аэродромов. В Гатчино и в Кречевицах мы организовали на пути продвижения наблюдение самолетов и высадили два авиадесанта, причем первый день, когда была прекрасная погода, бьшо три атаки, а на второй день был дождь, и была только одна атака с воздуха, но, во всяком случае, мы все время держали наши части в большом напряжении — они ждали нападения с воздуха.
Теперь разрешите перейти к условиям маневров, в которых проводилась у нас работа, потому что здесь также было важно проверить один вывод, о котором были разговоры среди автобронетанкового командования в нашем округе. Это относительно возможности действия крупных мотомеханизированных войск в условиях нашего северо-западного театра. Должен признать, т. народный комиссар, как результат маневров, что мы пришли к заключению, что танковые части являются частями вполне полноценными и для северо-западного театра в крупных соединениях типа мехкорпуса. Это было проверено на следующем: обстановка наших маневров была такая, какая должна быть в начальный период войны, т.е. такая обстановка, в которой при малой плотности фронта участвуют наиболее подготовленные части, способные к быстрому и решительному нападению, обстановка, богатая сложными положениями. Эта обстановка была усилена крайней непогодой. Мы весь маневр провели в таких условиях, что все ручейки стали речками и все болота озерами. Все дороги размокли, весь маневр провели в условиях ливня, холодных ветров и крайней непогоды, и даже в этих условиях картина работы танковых частей была такова. (Дает диаграмму.) Причем эта картина усугубляется еще тем, что командир корпуса т. Бакши допустил крупную ошибку, которую я прозевал и не исправил вовремя. Он не взял с собой нужных средств на преодоление болота. Но даже в этих условиях картина была следующая.
Всего действовало 286 танков в крайнюю непогоду, в крайне тяжелых маневренных условиях застревания, поломки и аварийности. В первый день осталось в строю к концу дня 280 танков, два застряло, два имели поломки, у двух были аварии. Другие два дня были самыми худшими днями, В самый тяжелый день осталось в строю 246 танков, т.е. вышли из строя, главным образом застрявшими, 40 танков из 286. Но уже на следующий день в строю было 269 танков, а в последние дни маневра это число поднялось на 275.
Ворошилов. За счет застрявших?
Примаков. За счет того, что их вытащили, восстановили и вернули в строй. Резерва танков совершенно не было, танки возвращались в строй за счет восстановления поломок и вытаскивания застрявших. И вот вся эта диаграмма построена на танках, которые мы привезли с самого начала маневров. Вот наш черный день, это был ветер и ливень такой, когда авиация вообще не работала, но танки работали.
Позвольте доложить еще две справки, которые должны объяснить происхождение всяких разговоров и этой диаграммы. Так как на второй день маневров был ливень, когда колесный транспорт весь сбился на шоссе, мне стали слышны разговоры, особенно среди гостей, что танки застревают, что они — оружие неполноценное, и я решил сделать так. Я вызвал к себе всех начальников штабов батальонов и запросил точно поодиночке, чтобы не было сговора, что у вас застряло сегодня, что поломалось и что аварийно, и по записным книжкам начальников штабов составил эту диаграмму. Это материал верный, потому что люди не могли же врать.
Ворошилов. Могли, и наверное врали. Нужно было изыскать более верный способ.
Славин. Кроме проверки начальников штабов проверял командующий. Мы занимались этим делом специально. Но если сказать, что был общий сговор, тогда нечему верить. Наконец, мы сами наблюдали.
Ворошилов. У Седякина впечатление было другое.
Славин. Все гости на дорогах, потому что чрезвычайно трудно было сойти с дороги, и все, что было на дорогах, они только и видели.
Примаков. Я считаю, что этот материал вполне достоверный, потому что он проверялся не только этим путем. Кроме того, т. народный комиссар, нужно сделать второй вывод относительно действия мехчастей у нас на маневрах. Это вывод относительно тылов мехча-стей. Для северо-западного театра болотистость требует, чтобы тыл мехчастей был реорганизован в сторону большей проходимости машин, потому что если колесные машины гораздо меньше застревали на южном театре и на западном театре, то на нашем болотистом театре колесные машины тыловых танковых частей легко застревают после ливней и непогоды. Поэтому нужно решительно поставить вопрос, чтобы колесный тыл танковых частей для северо-западного театра был усилен хорошо проходимыми машинами на гусеницах, без которых машины садятся в раскисшую дорогу.
Второй вопрос, который я хотел бы доложить, о танкистах и затем о ПВО города Ленинграда.
Мысль о танкистах следующая. Я наблюдал целый ряд случаев, когда танки садились на зеленом лугу. И впечатление бьшо то же самое, которое возникает от кавалериста, обученного в манеже, но не понимающего местности и становящегося в тупик перед препятствием во время полевой езды. То же самое получается и с танкистами. Ребята учатся на танкодромах. Выезжают на болотистый луг, и он кажется им зеленой лужайкой танкодрома. Люди чересчур мало работают на настоящей местности. Необходимо дополнить их манежную, танкодромную подготовку подготовкой на полевой езде. Тогда застревать будут меньше, будут вернее читать местность, будут понимать, что на зеленой лужайке есть болото, которое нужно обойти по гребню.
Голос с места. Танкодром есть первая ступень обучения танкиста вождению танка.
Буденный. Так же, как и манеж, является первой ступенью обучения молодого красноармейца езде на лошади.
Примаков. Нужно научить водителей танков читать местность; для этого после манежа-танкодрома нужно вести его в поле, для чего можно использовать специальные учебные гусеничные машины, чтобы натренировать в полевой езде.
Второй вопрос, который мы считаем важнейшим вопросом, — это ПВО и о нем нужно особо доложить. Финские аэродромы показывают, что Финляндия рассчитывает на чужую авиацию, которую она примет на свою территорию и направит против нас.
Ворошилов. Об этом нужно говорить по докладу т. Алксниса. Ваше время истекло.
Слово имеет т. Грибов, следующий — Маршал Советского Союза т. Блюхер.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 79-80.
Грибов. Тов. народный комиссар! Я хотел доложить о том, что начсостав в 1935 г. выполнил задачу, поставленную вашим приказом, и дал вполне положительные результаты. Метод подготовки начсостава, который принят в войсках Белорусского военного округа, — это зачетные занятия от командиров корпусов и командиров дивизий, принимающиеся командующим войсками на сборах высшего начсостава, дает положительные результаты. Такие зачетные учения принимаются на корпусных сборах от командиров полков. В отношении штабов корпусов, дивизий зачетные занятия штабов, проводимые командующим войсками или начальником штаба округа в течение двух дней с обозначенными войсками, дают положительные результаты и рост.
Теперь в отношении младшего командира артиллериста вопрос, поставленный здесь заместителем народного комиссара обороны т. Гамарником. Будущий младший командир артиллерист в учебном дивизионе перегружен конем, и та программа, которая поставлена перед младшим командиром артиллерии, требует, чтобы мы на сегодняшний день от подготовки младших командиров в учебных дивизионах отказались и перешли к полковым школам, что повысит качество младшего командира. Кроме того, надо обратить внимание на вопросы комплектования артиллерии более грамотными и физическими крепкими, особенно тяжелой артиллерии. Укомплектование 1935 г. в этом отношении неудовлетворительно.
Вопрос о сверхсрочнике. У нас установлено звание командира взвода. Этому званию надо придать особое значение в смысле подготовки, чтобы его квалификация соответствовала этому званию и росту до уровня среднего командира; сверхсрочникам 2-го, 3-го годов службы желательно ввести какой-то галун, чтобы он выделялся из общей массы командиров.
Вопрос о второочередных частях. По приказу командующего войсками в V корпусе на сборы были призваны один стрелковый полк и артдивизион, и мы убедились, что по своей подготовке второочередные части небоеспособны. Слаба военная подготовка, так как в течение 10 лет не собирали запас на повторные сборы, и особенно слабы специалисты — артиллеристы, химики, радисты, связисты, можно сказать, они отсутствуют. По возрасту второочередные части имеют в своем составе сорокалетних, поэтому сейчас напрашивается вопрос о том, чтобы в кадре мы имели специалистов для артиллерии, наводчиков орудий, радистов, первый номер пулеметчиков и химиков. Чаще собирать сборы второй очереди, а также принять меры к укомплектованию второочередных частей более младшим возрастом, это позволит сделать второочередные части боеспособными.
Следующий вопрос касается начсостава запаса. На территории Белорусского военного округа начсостава запаса очень мало, мы его получаем из Ленинградского, Московского округов и, как правило, на сборы и во время сборов второочередных частей — неявка 34%. Качество подготовки начсостава неудовлетворительно. Нужно перейти на новый метод переподготовки начсостава в течение 3-4 месяцев. Плохо подготовленный начсостав не дает положительных результатов при призывах на сборы на 1 месяц.
Вопрос тыла внеочередных дивизий. Мы имеем в БССР (колхозах) одноконную повозку, парные повозки отсутствуют. И благодаря этому обоз корпуса увеличиваем повозками на 4000. Отсюда и увеличивается количество повозных бойцов, на которых нет ни обмундирования, ни пайков. Внедрение парной повозки в наши колхозы стоит в порядке дня.
Дальше о конном составе. Конский состав по своим сортам мало способен к службе РККА, и хомуты, которые мы сейчас имеем в неп-запасе, чересчур велики, поэтому может получиться, что кони будут, а сбруя не подходит, и в конце концов мы можем остаться без обоза. Сейчас, при победе нашего колхозного строя, нам необходимо нашу мобготовность тылов перенести в колхозы, поставив перед каждым колхозником задачу (под ответственность председателя колхоза и председателя сельсовета) в период мобилизации поставить определенное количество коней, парных повозок и соответствующее количество сбруи, что упрощает и ускоряет мобилизацию. При соответствующем контроле командования округа это даст положительный результат.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 80.
Блюхер. Я, т. народный комиссар, хочу доложить вам некоторые особенности, под углом которых проходила боевая подготовка ОКДВА⁶⁵ в текущем году, тем более что эти особенности среди нас, внутри самой армии, вызвали очень большие, я бы сказал, дискуссионные споры. В чем эти особенности. У некоторых товарищей после выступления т. Лапина создалось впечатление, что ОКДВА в горных условиях не подготовлялась. Это неправильно. Неправильно потому, что начиная с 1933 г. мы готовились к горным условиям ведения войны. В начале 1935 г. мы провели большое корпусное учение в Забайкальском округе. Я сожалею, что не присутствовал при выступлении Ивана Кессарионовича Грязнова. На этом учении мы хотели проверить управляемость и действия войск в резко пересеченной местности и способность маневра их на фланге у противника. В результате этого большого учения, на котором участвовали 4 штаба дивизии, штаб корпуса, управление Забайкальской группы, мы убедились, что, несмотря на натасканность в течение 2 лет, несмотря на то, что Забайкальская группа войск ОКДВА много занималась в горных условиях, — стрелковый корпус к операции оказался недостаточно подготовленным.
Тов. Грязнов и т. Шестаков болезненно отнеслись к разбору, который я сделал, а картина была такова. Корпус наступает на 30-км фронте. Была проведена нейтральная связь, на которую было ухлопано 511 км провода, участвовало 28-30 радиостанций, и все-таки связи не было. Было такое положение, когда штаб корпуса находился впереди штаба дивизии, штаб дивизии, как правило, отставал от штаба корпуса.
Мы ввели элемент ускоренной подготовки горных проходов артиллерийским огнем. Мы хотели сделать следующее: не нужно ждать 3—4 часа, а вот остается, предположим, до сумерек час времени — нужно в этот срок изготовиться. Я должен сказать, что начсостав не был подготовлен, связи не было. Поэтому был сделан вывод, что мы много ходили по горам, но освоить по настоящему ведение войны в условиях горно-таежной местности не смогли. Я должен сказать, что у нас не просто горные условия, а горно-таежные, это значит высота 400—500 м, поднимешься на эту высоту, а там болото. Вы помните, т. народный комиссар, когда были на Бароновском артполигоне. Мы забрались тогда на самое высокое место для того, чтобы видеть разгар столкновений 2 дивизий, и, как вы помните, мы увязли в болоте. Вот эти особенности горно-таежной местности у нас до этого года не учитывались и по-настоящему не прорабатывались.
Я должен сказать, что я согласен с оценкой, данной Яном Борисовичем, войскам нашего округа. Мы продвинулись резко вперед, но недотянулись до требований, которые перед нами ставятся. В 1936 г. мы будем работать таким образом, чтобы формулировка Яна Борисовича, в смысле оценки нашего округа, была бы нами оправдана.
Второе, что я хочу сказать, что является присущим для большинства округов. Мы в течение последних 2—3 лет очень много натаскивали наши штабы, наш командный состав и части на методическую форму боя по преодолению укрепленной полосы. И когда весной мы проводили целый ряд учений со штабами и с войсками, то убедились, что мы настолько приучили войска к методичности, что в процессе боя, даже встречного боя, войска не проявляют нужной инициативности, быстроты действия со стороны командиров батальонов, командиров рот и командиров взводов. Когда наблюдаешь картину встречного боя, когда все должно быть скоротечным, когда должны быстро наброситься на одну часть наступающего, с тем чтобы его разбить и немедленно наброситься на вторую часть подходящего противника, когда необходима инициатива со стороны всех командиров, так вот когда наблюдаешь, то оказывается, что у нас этой быстроты нападения на противника нет. Все идет по заранее намеченному плану — штабы перемещаются с пункта на пункт, разбивают палатки, устанавливается телефонная связь, составляются плановые таблицы, т.е. идет нормальная работа. В общем на учениях мы имеем все то, за что очень крепко ругал нас нарком в приказе № 0019.
Я приведу вам такой пример. Прихожу на один участок, вижу, что обстановка такая, что необходимо немедленно наступление. Опрашиваю командира батальона: обстановка ясно диктует необходимость быстрого действия и нападения на противника, почему вы не наступаете? Он отвечает: приказа нет. Подхожу к младшему командиру и спрашиваю: вам обстановка ясна? Он говорит: ясна. Говорю: расскажите. Он рассказывает: наступает противник человек 300, из этих 300 чел. половина перед нами и эта половина, находящаяся перед нами, обходится с тыла другой частью. Стало быть, информация как будто неплохая, люди понимают обстановку. Я спрашиваю его: почему же вы не наступаете? Он отвечает: приказа нет. Тогда я говорю: а что бы вы сделали, как бы вы поступили? Он говорит: я бы пошел в атаку. Ну и идите в атаку. Пошли. Но его не поддержало соседнее отделение, его не поддержала соседняя рота. Это очень характерный пример для наших войсковых частей. Эта схематичность, которая очень резко велась в войска, заставила меня дать приказ о том, чтобы войсковые части сосредоточили все свое внимание на условиях боя в горно-таежной местности и заострили свое внимание на встречных боях, отказавшись от схематизма.
Что мы сделали и каких результатов достигли за текущий год? Я должен сказать, т. нарком, что в этом году мы достигли больших результатов, и отнимать эти результаты у частей, у работников, которые так напряженно, не покладая рук, работали в этом году, было бы неправильно. Но можно ли сказать сегодня, что мы поставленные задачи полностью освоили? Нет, мы этого дела до конца еще не освоили. И с этой точки зрения прав Лапин, который отмечал наши недостатки. Должен сказать, что у нас по вопросу о горно-таежной войне существует две точки зрения. Если вы карту себе представляете, у нас из Приморья на запад для того, чтобы по-настоящему выбраться в Маньчжурию, надо перевалить два хребта длиной 250 км. Я считаю, что на этих горных глубинах и будут разыгрываться бои. Вот мы и стали учить войска, исходя из такого понимания перспективы. Чего достигли? Достигли мы не особенно большого, но уже передрались за принципы войны в горно-таежных условиях. Одни считают, что драка в таких горных условиях возможна только в полосе уже созданных путей, т.е. железных дорог, наличия трактов и т.д. Вторая точка зрения, я считаю, что мы должны подготовлять себя к будущим боям не только в полосе этих путей, но и к боям при движении по тайге. Так вот, если в первом случае мы имеем известные успехи, то вот для действия наших войск в условиях горно-таежной местности мы не подготовлены и в смысле нашей личной подготовки, и организационной.
Когда мы попробовали, что дает горно-таежная местность без дорог, то 26-я дивизия в течение суток, двигаясь 21 час, прошла по карте 17 км, если учесть узкие подъемы — 21 км, т.е. дала в час 1 км. 21 км можно идти один день, самое большее два, но больше с таким напряжением не сделаешь. Возьмем 1-ю дивизию, более подготовленную в горных условиях, потому что там очень допытливый командир т. Фирсов, который сидит на этих острых горах уже три года, эта дивизия дает 1¹/₂ км в час. В этих горно-таежных условиях конница идет в поводу, она максимально дала на маневрах 3 км. Самый интересный вывод — о мотомехвойсках. Мы пустили два батальона почти без дорог. Они давали в час 1,7 км, т.е. меньше 2 км, а главные силы, следовавшие за головными частями мотомехвойск, дали 2,5 км.
Голос с места. Они преодолевали зону заграждения.
Блюхер. Совершенно правильно, они преодолевали зону заграждения, но зону заграждения для передовых частей мы будем иметь, вероятно, на любом театре наших военных действий.
Японцы вопросам химии уделяют гораздо большее внимание, чем мы на Дальнем Востоке. Они создали два крупнейших химических завода. Они будут зверски глушить нас химией, и они к этой химии, несомненно, прибавят бактериологические средства. Я убежден, что холерой они нас будут травить зверски. Я тут не совсем согласен с товарищами, которые считали необходимым клевать Фишмана. Его надо поддерживать, потому что вопросы противохимической защиты — это крупнейшие вопросы, которые чрезвычайно остро стоят, и в этом отношении я просил бы поддержать Фишмана.
Гамарник. Можно и поддержать, и поклевать.
Блюхер. Одно другое не исключает.
Я думаю, что норм, необходимых для быстрого продвижения, мы на сегодня еще не добились. И первый вывод, который мы делаем из всего этого, это то, что мы сами недостаточно освоили войну в горно-таежных условиях.
Второй вывод — у нас нет организации войсковых частей для этого. Вьюков нет, тракторов нет, и поэтому получается так, что легкие и облегченные батальоны в такой таежной местности двигаются 3 км. Но отстают станковые пулеметы. Станок Соколова⁶⁶ для нас не годится. Отстает и артиллерия. Тут много недоработано, и терпеть такую организацию нельзя. Нужно будет в дивизиях какие-то части перевести обязательно на горную организацию.
Левичев. Один стрелковый полк в дивизии.
Блюхер. Я видел этот ваш проект, но он не совсем нас удовлетворяет. Один полк в дивизии — это несколько расходится с пожеланиями целого ряда наших товарищей, над этим вопросом работающих, но немного увлекающихся. Один полк хорош, но для того, чтобы усилить этот полк, в составе дивизионной артиллерии должен быть дивизион тоже горной организации, который мог бы быть выброшен.
Левичев. Горная артиллерия тоже нужна.
Блюхер. Горной артиллерии надо добавить. Если нам не добавят, тогда нужно к гаубицам дать тягачи, которые бы тянули их в горных условиях. Мы будем зверски работать в 1936 г. И тут пусть Левичев нам поможет, иначе мы окажемся неподготовленными для драки с японцами. Японцы готовятся к войне не в горных условиях. Они, нахалы, совершенно точно убеждены, что как только они начнут с нами драться, они нас опрокинут в наши долины — Приморья и Амура. В этих полуравнинных условиях они могут драться на основании обычной организации. Но, независимо от этого, они имеют три горные дивизии, три горных полка главного командования. Моя просьба в том, чтобы помочь нам организационно и в вооружении вылезти из тупика горно-таежных условий войны.
Второе. У нас резко отличается роль командира дивизии и дивизии в целом от фронта западноевропейской России. Я убежден, что у т. Уборевича и у т. Якира вопрос плотности фронта несколько иной, чем у нас. Затем, у вас менее остро стоит вопрос направления фронта, потому что у нас на Дальнем Востоке, если мы сложим наши границы, то получим 2200 км.
У т. Уборевича командир дивизии будет наступать, втиснутый в узкие рамки фронта. У нас направлений больше, чем иногда кажется по карте.
Тут вырастает роль оперативной подготовки командира дивизии, который будет действовать на отрыве, выполняя самостоятельные задачи, свойственные корпусу. На этом участке учебы мы поработали много. Если бы вы дали слово т. Пашковскому, он рассказал бы, как я проводил военные игры и учения у себя на Дальнем Востоке. Я требовал не только знания территорий, не только знания форм действий японских дивизий, но я требовал, чтобы они играли за японцев и передвигали бы японские поезда, сколько будет поездов, сколько подадут и т.д. В этом отношении мы в текущем году сделали очень резкий шаг вперед и не плохой, за что нас Александр Ильич[1] не должен ругать, хотя исчерпывающего доклада об этом мы как будто не представляли еще.
Следующая особенность, которая резко снижает наши достижения в огневом деле, в том, что мы ушли с обычных полковых стрельбищ. Не прав т. Халепский, когда говорит, что только танкодром выучивает езде. Танкодромы нас и загубили. Когда мы вышли осенью на маневры, мехбригада подошла к участку и ввела в бой только 10% машин, а 90% застряли на заливах. Иван Федорович говорит, что мы переплывем Амурский залив. Но переплывать по морю легче, т. народный комиссар, чем по реке. Во-вторых, Климент Ефремович, я совершенно не согласен с тем, чтобы иметь у т. Викторова такую бригаду для обороны побережья, но более выгодно иметь у т. Кожанова, потому что это средство — плавающий танк — гораздо более эффективно использовать в качестве десантного соединения, а не охраняющего берег. Мы все это изучили, Климент Ефремович, в прошлом году мы погибли на маленьких, узеньких пересеченных долинах и низинах. У нас, собственно говоря, мехбригады как определенного соединения на определенном направлении не было. В этом году мы сделали огромный шаг вперед.
Если мы в прошлом году, не умея преодолевать эти узкие долины, растерялись, то в этом году эту стадию перескочили. У Ивана Федоровича: Кравцов изобрел замечательную вещь — лопатку. Эта лопатка давала хорошие результаты на испытаниях, но когда вывели бригаду на маневры и ей пришлось переправляться через паршивенькую речонку, то пришлось потратить 7 часов. Необходимо проработать мероприятия по прохождению танков через низины и ручьи, свойственные нашему Дальнему Востоку. Нужно, чтобы эти мероприятия были бы проведены у вас, т. Халепский. Иначе нужной оперативности мы не получим. Следующий вывод, которым я хочу поделиться, это оперативно-тактическая глубина удара мехбригады. Общепринято — 70—80 км, В наших условиях, в условиях горно-таежной местности, — 30-40 км максимум. Поэтому мы сделали вывод, что оперативно-тактическая пробивная способность бригады — 15 км в сутки.
Уборевич. А почему тогда 30?
Блюхер. Потому что заправки хватает на 30. Когда баки сделаем, будет другое дело, но видно, что мы их не сделаем, пока нарком не даст как следует по затылку. 3 года вопрос не сдвигается с мертвой точки. Оперативная подготовка комсостава, командира дивизии в масштабе корпуса. В этом отношении мы успели в этом году немало, и это будет продолжаться и в будущем году.
Дальше я хотел бы просить народного комиссара о следующем: учитывая проходимость мотомехсоединений на Дальнем Востоке, стоит вопрос об усилении средствами механического истребления противника, особенно учитывая небольшие хозяйственные ресурсы. А это является основной проблемой для Дальнего Востока. Когда мы говорим — дайте машины, возникает и другой вопрос: как быть с бензином.
Голос. А крекинг?
Блюхер. Крекинг⁶⁷ не может обеспечить нас целиком, он питается за счет сахалинской нефти. Да, кроме того, нормальное пассажирское сообщение с Сахалином, наверное, будет прервано. Нужно разрешать проблему горючего либо огромным завозом его, либо переходом на газогенераторные установки. Я хочу предъявить счет т. Халепскому. Всем известно, что мы упираемся по любой машине в вопрос бензина. Почему же нам не даются машины с газогенераторными установками. Я знаю из материала, что в Германии имеется между Гамбургом и Берлином нормальное движение на газогенераторных двигателях. Решающим вопросом является вопрос о газогенераторах. Если мы будем иметь их на деревянном топливе, то мы не будем зависеть от другого горючего. Мы знаем свое положение и уверены, что будем бить японскую дивизию. Дело нелегкое. Я это знаю. У японцев 1000-2000 танков, я точно цифры сказать не могу, но механизация и вооружение не хуже нашего. Артиллерия неплохая.
С места. Два полка артиллерии в дивизии.
Блюхер. Не важно — один или два.
У японцев для горных условий вводят новое ружье, типа ружье-пистолет, весом 8-7¹/₂ КГ' Такое ружье дают в каждый взвод. Это легкий пулемет. Станковый пулемет в горах плохо двигается, здесь нужно дать другую установку, людей больше? До сих пор мы говорили так, но теперь мы можем сказать, что у нас есть танковый батальон, которого не имеют японцы, и мы их побьем, я утверждаю это.
Следующий вопрос, который у нас особенно выпирает. Я хочу подчеркнуть необычайную значимость наших авиадесантных войск для Дальнего Востока. Это для нас исключительно важное средство. У нас масса горных узостей и прочее, и если бы имели в нужном количестве авиадесантные части, причем, по моему мнению, они должны быть штатными, то мы могли бы раскупорить эти направления, которое противник будет закупоривать.
Какие нормы для нашего театра? Для корпуса нам нужно не менее одной авиадесантной бригады. Тогда целый ряд вопросов, связанных с преодолением узостей и горных пространств, может быть разрешен. Затем, Климент Ефремович, для нас имеет большое значение следующий вопрос, который является для Дальнего Востока особенно болезненным. Ни тов. Якир, ни тов. Уборевич, ни тов. Шапошников этого не испытывают, — они имеют в своих округах огромное количество железных дорог, и если противник перережет одну дорогу, то у них есть вторая и третья, а у нас есть одна ниточка. Если у нас порезать Уссурийку, то никаких дорог больше нет. С этой точки зрения я считаю, что подготовка наших железнодорожных войск и подготовка железнодорожника вообще, восстановление железных дорог никуда не годится. Это самый консервативный, отсталый род войск. Средств мало. Об этом надо кричать.
Я хотел бы еще сказать напоследок следующее. У нас имеется принципиальный вопрос — для ОКДВА нужен механизированный корпус или мехбригада⁶⁸. В этом вопросе в армии имеются разногласие. Одна группа командиров говорит, что мехкорпус лучше, а я в этом отношении консерватор. Дайте нам усиленную танковую бригаду для направления. С корпусом будет масса неприятных вещей и в смысле снабжения, и в смысле ремонта и восстановления. Усильте эту бригаду батальоном.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 81-84.
Бергстрем. 1935 г. для морской авиации был годом, когда мы главным образом отрабатывали воздушно-морской бой. Наибольшие успехи в этом вопросе имеют Тихоокеанский и Черноморский флоты. Там мы видим широкое привлечение сухопутной авиации к действиям на море. Там мы имеем массовое применение как гидросамолетов, так и сухопутных самолетов различных классов. 1935 г. нам еще показал, что флот больше жить без авиации не может, и теперь мы не видим, чтобы кто-нибудь мыслил себе какое-либо плавание кораблей или боевые операции без участия воздушных сил. Учение осенью в Черном море показало нам, что воздушные силы сильно воздействовали на флот в смысле перехода флота на новый строй. Черноморский флот под действием авиации выдумал новые строи, защищаясь от воздушных ударов.
Воздушная разведка на море значительно улучшилась. Сейчас уже можно говорить о том, что противник будет найден и наблюдение за противником на море будет установлено четко и достаточно хорошо.
Отстают у нас на море еще ночные действия. Те полеты, которые мы имели, были в одиночном порядке, максимум в паре, но массового применения самолетов ночью не имели. Сильно, очень сильно, отстают воздушные силы Краснознаменного Балтийского флота в ночных полетах, несмотря на то, что на Балтике белые ночи позволяют лучше всего производить ночные полеты.
Характерным и очень выгодным выглядит привлечение сухопутной авиации на море. Если в прошлом году мы имели еще очень робкие начинания в этой области, то в этом году сухопутные самолеты Р-5 выходили в море до 100 км с лишним. При полетах над морем летчики впервые пять минут чувствовали себя немного неудобно, а потом, как они заявляли, даже лучше летать морем, чем над болотами Белоруссии. Это является большим достижением. Мы видим, что сухопутная авиация может успешно работать над морем.
Мы в 1935 г. уже окончательно отказались от старых приемов воздушно-морского боя. Раньше воздушно-морской бой выливался в то, что самолеты откуда-то прилетали, бомбили и улетали. Этим начинался и кончался бой. Бой был очень примитивный и фактически сводился только к сбрасыванию бомб. В этом году воздушноморской бой превратился в целый ряд ударов: сперва удары по кораблям охранения. Удары по зенитной артиллерии с целью нейтрализовать эту зенитную артиллерию, и затем бомбо-торпедные удары с целью выведения боевого корабля из строя. Большим недостатком в области воздушно-морского боя на море является то, что у нас зачастую тяжелая авиация утюжит воздух в ожидании момента сосредоточенного удара. Целью операции становится уже не то, чтобы нанести поражение кораблю, а именно — получить так называемый сосредоточенный удар, т.е. самолеты утюжат в зоне ожидания, ожидая пока подводные лодки или катера подгребут и ударят. Это получается очень красиво, но нереально. В 1936 г. этот недостаток должен быть изжит, потому что, когда тяжелая бригада ТБ-3 утюжит воздух в ожидании других сил, это мало рационально.
Мы провели очень интересное учение в области атаки главных баз. Мы проводили учения днем и ночью. Мы здесь определили очень интересный момент, так называемый тактический получас, так его называли, не знаю, насколько удачно. Это примерно полчаса после захода солнца и полчаса до восхода солнца. В этот момент самолет прекрасно видит с воздуха, но с земли самолета не видно. В период так называемого тактического получаса прожектора становятся мало действительными. Лучи абсолютно не ослепляют летчика и не в состоянии освещать самолет. Эти полчаса мы использовали, когда наносили удар по главным базам.
Мы определили, что когда наносится удар по главным базам, то система ПВО отстает и фактически отражать нападение в таком состоянии, как она есть, не может.
Переход на скоростные бомбардировщики, переход на работу со скоростями 450 км вынуждает выдвигать в морском секторе посты ВНОС на 100-120 км. Это равносильно тому, что корабли ВНОС будут почти обречены на гибель, потому что авиация легко может справиться и уничтожить их. Этот вопрос о выдвижении постов ВНОС на 100—120 км придется решать в 1936 г. Характерно то, что существующая организация ПВО не обеспечивает вылет самолетов ПВО в срок. Зенитная стрельба и действие самолетов в одной зоне — это вещи не отработанные. Не ясно, как будут действовать истребители и зенитная артиллерия. Мы кое-что провели в этой части, определили, что ночью артиллерия не сможет использовать своих прожекторов, потому что удачные атаки ночью показали, что прожектора будут потушены штурмовыми и пикирующими полетами истребителей. Следовательно, зенитная артиллерия будет находиться ночью в затрудненных условиях и без прожекторов навряд ли сможет стрелять.
В области методики боевой подготовки у нас в 1935 г. было излишне стремление расписывать все этапы боевой подготовки летчиков до мелочей. Появились различные очень полезные курсы боевой подготовки, но в конце концов этими курсами и методическими указаниями мы посадили командира в определенные рамки, и я боюсь, что наш командир вместо того, чтобы проявлять инициативу, будет смотреть в книгу. В мирное время в этой книге написано, что нужно делать, но когда обстановка меняется и от мирного времени мы переходим на сложные формы боевых операций — тогда этот командир оказывается беспомощным. Я думаю, что на 1936 г. курс боевой подготовки должен служить основным справочником, а при выполнении боевой подготовки нужно дать большую инициативу командиру, чтобы он мог проявить находчивость, решительность и таким образом сам расти, как этого требуют наши условия.
И последний вопрос об аварийности. Да, мы имеем много безаварийных частей. Эти части не бьют самолетов, но автомобили бьются вовсю. Характерные донесения командиров. Они пишут: левый борт поврежден. Это значит, что он, мол, не виноват, а виноват тот, кто наехал. Я думаю, что в области аварийности нужно дать такую установку сверху вниз, как в части самолетов. Мы добились такого положения, когда командир авиационной части чувствует ответственность за самолетную аварию, а когда бывает авария автомобиля, он не чувствует ответственности и часто даже не докладывает об этом. В этой части надо много поработать.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 84-85.
Седякин. Из доклада начальника Генерального штаба мы все слышали, что итоги этого года вполне удовлетворительны. Начальник Генерального штаба дал правильную оценку достижений Рабоче-крестьянской Красной армии и наметил правильные, в основном, пути для нашей дальнейшей работы.
Что мне кажется наиболее важным в достижениях этого года? Это то, что, пожалуй, не найдется ни одного округа, где бы основной кадр высшего начальствующего состава, основные войсковые штабы не усвоили бы основ современного глубокого боя. Мне приходилось наблюдать значительное число занятий на картах и на полевых учениях. Всюду видно, что наши командиры, наши штабы уже не страдают боязнью за свой тыл, за свои фланги, не теряются в сложных условиях. Значительное большинство, надо сказать, вообще привыкло считать нормальным положение, угрожающее окружением.
Чем можно объяснить такой крупный успех, который ведь нам долгое время не удавался? Вы все здесь присутствующие помните, как в свое время, всегда на таких больших совещаниях, много раз говорили — сложный бой, сложный бой, овладеть сложным боем, овладеть сложным боем... И теперь эта задача усилиями организованного порядка в течение целого ряда лет выполнена. Эту задачу выполнили, главным образом потому, что вырос качественно наш командный и красноармейский состав. А за последнее время, на основе приказов народного комиссара обороны т. Ворошилова, особенно приказов № 0101 и 0102, которые основаны были на значительной работе предыдущих лет, у нас в заметной степени поднялось искусство управления, повысилась самостоятельность частных начальников и частных штабов. И я должен сказать, товарищи, что мы сильно двинулись и в вопросах взаимодействия.
Я думаю, что в предстоящем 1936 г. у нас эти возможности в овладении большим взаимодействием, четкостью и организованностью еще более повышаются. Повышаются они благодаря тому, что за последние два года мы сильно нажали и организационными, и методическими мероприятиями на то, чтобы наш командный состав сверху донизу как можно больше был бы самостоятелен, как можно больше был бы активен и чувствовал бы всю полноту ответственности за свое соединение, свою часть, за свое подразделение в бою и на учебе. С этой точки зрения, мне кажется, особенно нужно, товарищи, внимательно отнестись к указаниям директивы начальника Генерального штаба от прошлого года, изданной в развитие приказа народного комиссара и по указаниям, относящейся к дифференциации ответственности комсостава за боевую подготовку. Ведь мы, учась и уча других, учимся также и руководить своими войсками в бою, а не только в учебе, независимо от того, что много ведем тактических или огневых занятий. Привыкая в самом процессе учебы, в руководстве учебой к самостоятельности, каждый командир, начиная от младшего командира, тем самым привыкает к тому, чтобы стать самостоятельным, несущим всю полноту ответственности за действия своего подразделения, своей части, своего соединения в бою. Одной только тренировкой на учебно-боевых занятиях мы этой задачи не сможем должным образом и быстро разрешить. Поэтому, я считаю, большое внимание нужно обратить на воспитание в каждом командире самостоятельности, на практике обучения подчиненных и личной ответственности за результат.
На этом Военном совете мы слышали немало выступлений с перечислением всякого рода изобретательств и открытий в практике учебно-боевой работы. Здесь говорили очень конкретно об особенностях того или иного театра, об особых приемах ведения огня, применения боевой техники, управления войсками. Видно, что заметно выросла самостоятельность в деле конкретизации тактики и методов обучения. Но страна растет, люди культурно растут, техника совершенствуется. Возможности военного искусства и требования к боевой подготовке РККА беспредельно расширяются. Мы выросли. Выросли и требования к нам; обостренно дают о себе знать наши промахи и недоделы. Оперативным искусством мы еще не владеем — успехи малы, а недоделано много. Химическое дело, противовоздушная оборона, инженерное дело, боевая подготовка авиации резко отстали от современных требований. Военные академии и школы страдают от низкого общеобразовательного уровня поступающих контингентов. Словом, работа впереди очень большая и требует от нас повышенной организованности и гораздо лучшей методики руководства боевой подготовкой, особенно со стороны высших начальников.
В искусстве управления боем досаднейшим пробелом является слабость разведывательной службы и пренебрежение этим делом во всех родах войск, на всех ступенях командования.
Приведу несколько примеров небрежного отношения к организации и ведению разведки.
Учение 4-го ск БВО — 43-я сд 23.09.35 г. подошла к Полоцкому УР и готовится к «силовой разведке» переднего края УР; 5-я сд, отошедшая днем в УР, ночью сосредоточивается на фланге 43-й сд с целью на рассвете уничтожить ее совместно с частями 27-й сд; 43-я сд (командир т. Смирнов) не ведет ночной разведки, не ищет флангов УР и не обнаруживает сосредоточения противника на своем фланге; в результате дивизия окружается.
Учение 11-го ск БВО — под г. Дорогобуж, 87-й сп (командир т. Гусев) в правой колонне 29-й сд спешит на выручку соседнему 85-му сп, застигнутому 190-м сп и танками 64-й сд на переправе через р. Ужа; 87-му сп не организует разведки реки, отделяющей его от 190-го сп, и задерживается на переправе в течение 1 часа 30 мин.; выйдя, тем не менее, во фланг 190-го сп, 87-й сп не ведет разведки на внешнем, открытом фланге и подвергается поэтому полному разгрому со стороны 86-го сп (командир т. Козлов), который вел разведку и искусно использовал подступы (86-й сп следовал во втором эшелоне (Й-й сд, за 190-м сп).
Учение МВО — 14-я мб (командир т. Поляков), не ведя разведки, 22.09.35 г. атакует 50-ю стрелк. пул. бригаду своего же 5-го мк у ст. Балобанова.
Учение СКВО — 74-я сд подходит к остановившейся после отхода для обороны 22-й сд — без достаточной разведки; установив неправильность направления своего движения, 74-я сд принуждена для занятия исходного положения в 1,5 км от оборонительной полосы 22-й сд совершить облическое движение; благодаря отсутствию разведки и наблюдения, это движение целой дивизии остается для 22-й сд незамеченным.
Учение БВО — 2/6 сп, преследуя отходящие в ночь на 13.09.35 г. за р. Волма части 198-го сп, двигается в колонне, имея в головной походной заставе 4-ю роту, боевая разведка и охранение открытого фланга батальоном не организована; прикрывшая отход своего полка — 3 р. 198-я сп в 6.30 двигается параллельно 4-й р. 6-го сп, обнаруживает ее, расстреливает огнем своих пулеметов с дистанции 3000 м и завершает уничтожение атакой. Эти примеры типичны для огромного большинства всех полевых учений, да и учений на картах. Как правило, разведка забывается.
Такое положение с разведкой нетерпимо. Я горячо поддерживаю С.М. Буденного, что необходимо иметь специальную разведывательную службу. Руководство обучением войсковой разведке надо возложить на людей, хорошо по существу дела и методически подготовленных в штабах — округа, корпуса, дивизии, бригады, полка и... до роты (эскадрона). Само собой, командиры первые должны заняться этим делом как следует. На разборах надо особое внимание уделять разведке. Управлением боем, не обеспеченное разведкой, слепое, легкомысленное управление.
Ворошилов. Ваше время истекло.
Седякин. Тов. народный комиссар, разрешите мне сказать о 7-м корпусе.
Ворошилов. И о 7-м корпусе нельзя — время истекло. Слово имеет т, Мерецков.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 85-86.
Мерецков. Я не имел в виду выступать, но после выступления т. Лапина мне задали столько вопросов, что я считаю необходимым на них ответить.
Войска Особой Дальневосточной армии, бойцы, начсостав под руководством командующего армией с исключительным напряжением сил и энергии работали над выполнением приказа народного комиссара, и по всем вопросам есть достижения.
В этом году впервые широко развернули опытные учения и занятия по вопросам оперативно-тактической подготовки и вопросам организационного порядка. При проведении опытных учений было установлено, что штабы неясно представляют, как вести бой в условиях Дальневосточного театра и почти не ведут занятий в условиях горно-лесной местности, характерной для Дальневосточного театра. На летний период командующий армией отдал приказ с указанием по вопросам тактики, как и чему учить войска. В соответствии с этим приказом и указанием командующего войсками мною совместно с т. Лапиным были разработаны тактические положения о порядке обучения войск в условиях Дальневосточного театра. Эти положения представили в Генеральный штаб. Генеральный штаб одобрил их, поэтому в дальнейшем работать можно было смелее.
Но наряду с этим мы находимся в условиях, когда на Дальний Восток начальствующий состав и войска съехались со всего Союза и не знаем особенностей этого театра. Сразу не было дано указание о том, чему и как учить войска, прибывшие с других театров, и благодаря этому был целый ряд трений и недоразумений и отставание в оперативно-тактической подготовке. Я должен сказать, что характер местности и в особенности противника имеют в наших условиях исключительное значение. Надо учить войска на местности, приближенной к той, на которой придется драться, но это оказалось не для всех ясным. На опытных учениях, проводимых под руководством командующего войсками в Забайкалье, были выявлены большие промахи в вопросах боевой подготовки. Какие это промахи? Как известно, театр у нас большой, известно количество войск.
Ворошилов. Не мало войск?
Мерецков. Много войск. Но было бы неправильно, если бы мы учили наши войска по методу учебы войск Западного фронта.
Ворошилов. Правильно.
Мерецков. Основная и главная ошибка заключается в том, что многие командиры неправильно поняли нашу Инструкцию по глубокому бою и считают, что эта Инструкция по глубокому бою учит только фронтальным боям — прорыву. Глубокий бой, считают, — прорыв. По этому вопросу под руководством командарма провели ряд показных учений и выявили ряд недостатков. Для примера возьмем Забайкалье. Что там произошло в связи с этим? Тема — наступательный глубокий бой. Фронт широкий, невозможно поставить громадное количество дивизий, чтобы создать плотный фронт, берется определенный участок, имеющий открытые фланги. По обстановке ясно — нужно перегруппироваться в сторону фланга и ударом во фланг уничтожить противника, а участники учения организуют прорыв на крайнем фланге. У нас в штабе армии такая же картина повторилась на военной игре, говорили — глубокий бой есть прорыв, значит, веди фронтальное сражение.
Следующий вопрос: казалось, т. народный комиссар, что местность — это простое дело. Наша дивизия должна в маневренном бою бить японскую дивизию во что бы то ни стало. Наша дивизия сильнее оснащена, и если ее организационно перестроить, то мы будем бить японскую дивизию, но для этого необходимо научить нашу дивизию вести хорошо маневренный бой и сделать ее подвижной в условиях Дальневосточного театра.
Возьмем встречный бой — дивизия идет двумя колоннами. Здесь один полк. (Рисует.) Здесь второй полк. Что мы должны сделать? По инструкции глубокого боя наш авангард совместно с танковым батальоном, развертываясь «броском», уничтожает авангард противника и изготавливается для боя с главными силами противника. Колонна главных сил также развертывается броском. Правильно это в условиях Белорусского округа? Это возможно и у нас в условиях, когда есть дороги, когда местность не горная. Но если допустить, что бой идет в условиях гористой местности или сильно пересеченной балками, то может получиться так: авангард вырывается вперед, главные силы благодаря трудному рельефу запаздывают, в результате могут разбить нашу дивизию по частям. Я с маршалом Блюхером наблюдал учение 1-й Тихоокеанской сд. Что там получилось? Авангардный полк вырвался вперед и вступил в тяжелый неравный бой, остальные два полка ушли в горы, ввязались в бой с небольшими частями противника, их комдив не смог вытянуть обратно для боя с главными силами противника. Второй пример — 12-я дивизия — командир т. Смирнов, прекрасный командир. У него получилось так же, как и в первом случае. Мы стояли с Лапиным и комкором Паш-ковским. Сначала радовались хорошему развертыванию авангарда, а потом опять получилась та же история, как и с 1-й сд: 1’/₂ часа искали полк, ушедший в горы, т. нарком. Только наконец после 1У₂часа удалось его найти, да и то он был в таком состоянии, что когда спросили, можете вы драться, получили ответ: надо покормить и дать часа 2 на отдых. Вот с таким положением мы столкнулись. Это заставило нас поставить перед собой вопрос о том, что должен быть найден выход их этого положения. И мы выход нашли, но это некоторые оспаривают. Мы внесли такое предложение: маневры назад, т.е. в тяжелых горных условиях авангардный полк маневрирует назад (показывает), главные силы развертываются в более выгодных условиях и при подходе авангарда совместно с ним атакуют противника, нанося удар во фланг, а иногда, не стесняясь действовать, и по ПУ — 1929 г.; в данных случаях это будет выгоднее.
Ворошилов. Тут вот что непонятно. Получается странно. Передовая часть у вас идет по хорошей дороге, а следующие войсковые части обязательно идут по непроходимой местности. Может быть такое положение, что и остальные войсковые части будут иметь возможность идти этой же хорошей дорогой?
Мерецков. Конечно, если театр это позволяет, тогда дело проще — действовать по инструкции. Но почему мы ставим этот вопрос? Мы считаем, как правило, что колонна главных сил пойдет по лучшей дороге, и в наших условиях трудно рассчитывать, чтобы остальные части шли этой же дорогой. Как японцы учат бить своего противника? Первое время нам действительно трудно было это понять. Но потом выяснили.
Гамарник. Я должен вас перебить. Выяснилось, что Ринк[2] не знал, что там делается. Он нам ничего ясно рассказать не мог, и отсюда надо сделать вывод, что он очень мало знает, что там делается.
Ворошилов. Они никого не пускают. Но помимо Ринка есть еще стажеры, которые пишут доклады. Тактическую подготовку они должны знать.
Мерецков. Мы взяли академические задачи и маневры, все просмотрели. Японцы считают нас схематиками. Они считают, что мы воспитываем войска на фронтальных сражениях — прорывах, и, кроме того, учитывая наши стремления вести бой в долинах, они учат так: дают возможность нам прорваться и прорвавшуюся группу встречают из гор ударами во фланг и тыл. В общем, они много учат войска маневру в горах. Нам нужно это учесть.
Еще два вопроса, т. народный комиссар. Форсирование больших и малых рек. Тов. Лапин здесь совершенно верно рассказывал, как плохо мы форсируем реки. С этим делом у нас плохо. Плохо учим, и, кроме того, средств недостаточно. В этом году 12-я дивизия форсировала р. Зея. Условия форсирования трудные. Мы переправлялись с Лапиным на лодке, переправлялись собственно по способу слепого полета, туман, дым. Мы не могли выяснить, куда везут, войска блуждали. Это в условиях мирного времени происходило буквально у лагеря 12-й сд, и только это дало возможность переправиться, и то как? В первый день все выдохлись, паромы организовать не смогли, перенесли на второй день. Комдив Смирнов просто свалился.
Относительно мелких рек. У т. Федько имеется прекрасное изобретение — лопатки на гусенице. Но мы сами не смогли ничего сделать. Когда мы вышли на маневры, все лопатки отлетели, и мы не могли ничего сделать, так как с термической обработкой незнакомы. Пока что болото нам недоступно. На осенних маневрах мы также плохо форсировали маленькие речки. Просто измотались за день и участие в бою принять не смогли. Там был прекрасный командир Точенов, но очень плохо переправлялся. Полк идет в полном составе. Болото большое, лошади падают. Вы представляете, лошади ложатся, бойцы соскакивают, поднимают морды, чтобы они не захлебнулись. Весь полк поворачивается обратно. Я стоял на мосту и не выдержал, приказал отдать мост. В общем, мехбригада и 8-я кд на маневрах не справились с форсированием даже небольших рек. Штабы и командиры не умеют организовать переправу и руководить переправой войск.
О большом учении. Неправильно поняли некоторые товарищи, что войска плохо подготовлены и над ними не работали. Тов. Федько в этом развернул обучением войск, но на учениях его подвела организация наших войск. В мирное время организация войск была одна, а на маневры выступили с другой организацией. Всем было ясно, что нашей дивизии трудно будет в горах, пришлось перестроиться. Все прицепили вьюки — и пулеметчики, и кавалеристы. На каждой тачанке вы видели, что лошади идут с вьюками, в каждом стрелковом полку организовали горную батарею, т. Федько развернул опыты по горному учению, он сам был в батальоне и может доложить, как он сделал расчеты и как он голодал целый день в лесу. Наша дивизия в горно-лесной местности оказалась неподвижной, войска передвигались со скоростью 1—1 ’/₂ км в час.
Тов. народный комиссар, вам представляются соображения по организационному вопросу. Мы просим дать нам в дивизию 311 тракторов, таскать тяжелые средства. Мы видели на опыте, что там, где застревает пушка и 16 лошадей не могут ее вытянуть, «Сталинец» вытягивает без всякого труда. Это было, когда 26-я дивизия совершала марш. «Сталинец» прекрасно везет тяжести в любой местности. Дать дивизии вьюки и максимально разгрузить дивизию от колесного обоза.
Я считаю, что мы можем бить японские дивизии совершенно свободно. Нам нужна четкая директива, как мы должны вести бой. Мы должны готовиться к маневренному бою, с хитростями и ловкостью. Их по количеству больше, нас меньше, и поэтому мы должны применять все способы, чтобы победить их. И обязательно нужно поставить некоторые вопросы организационного порядка. Нужно нашим дивизиям предоставить 311 тракторов и вьюки, иначе у нас ничего не выйдет.
Ворошилов. Не на все дивизии. Тут надо хорошенько этим делом заняться.
Мерецков. Все остальные вопросы я считаю ясными, и они были здесь достаточно освещены.
Предложения, как и чему учить войска, Генеральный штаб имеет,
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 86-87.
Кутяков. Химическая подготовка частей. Химическая подготовка частей у нас идет исключительно, я бы сказал, по линии пассивной химической обороны, т.е. надевания, снимания и ходьбы в противогазах и прочее. Мне кажется, что такой метод химподготовки частей не стоит на уровне современных требований войны.
Поэтому я предлагаю:
1) Чтобы каждый пехотный полк и дивизия на протяжении учебного года провели десяток трехсуточных учений — химманевров с достаточным количеством учебных и боевых отравляющих веществ.
2) Для того чтобы эти химучения — маневры носили современный характер, нам нужно написать соответствующую инструкцию. Без этого сами пехотные начальники с этими задачами не справятся по причине своей малограмотности в химическом отношении.
3) Качество и крепость наших боевых ипритов и люизитов и др. ОВ должно быть тщательно проверено не только лабораторно, но в массовом масштабе на соответствующих полигонах и учениях самими войсками.
4) Мне кажется, что у нас наблюдается некоторая недооценка химического рода войск. Нам нужно иметь как минимум трехдивизионный химический корпус вместо развертывающихся пехотных и кавалерийских дивизий, ибо эти рода войск мы научились создавать быстро, но химкорпус во время войны создать будет трудно и он будет небоеспособен. На участках, где противник будет наносить главный удар, химический корпус будет являться страшной силой, он выполнит любую стратегическую задачу.
5) Не будет большим грехом и еще не поздно, если Генеральный штаб напишет докладную записку в Союзное правительство о создании Наркомата химической промышленности, ибо эта организационная мера экономически, а главным образом во время войны, себя оправдает.
Второй вопрос — разведка и охранение войск. Воздушные и танковые десанты и засады в корне меняют методы разведки и охранения войск. Существующих два пехотных устава⁶⁹ не соответствуют жизненным потребностям наших частей, они стоящие задачи не совсем ясно разрешают и по ним, как устаревшим, учить и воспитывать войска нельзя. Поэтому в истекшем учебном году по этим двум основным дисциплинам, хотя было много затрачено энергии как начсоставом, так и войсками, мы, по существу, не добились тех результатов, которые требовались от нас приказом наркома. В общем, войска и начсостав по-современному разведывать и охранять себя не умеют.
Выводы. Хотя наш Генеральный штаб уже второй год работает над переработкой уставов, но едва ли сумеет к весне выпустить новый современный устав. Поэтому желательно было бы поставить перед заместителем начальника Генерального штаба по боевой подготовке т. Седякиным вопрос о том, чтобы по разведке и охранению войск выпустить инструкцию такую, как хотя бы по глубокому бою. Только при этом условии в 1936 г, мы сумеем изжить эту немощь частей нашей армии.
Третье — подготовка штабов. За последние пять лет мы добились громадных успехов в подготовке штабов первой очереди — батальона, полка, дивизии, корпуса. Едва ли найдется человек, который утверждал бы обратное. Но что у нас слабо — это, во-первых, подготовка штабов и тылов второй и третьей очереди, командира запаса. Если отпустят средства, дадут время, кадровые войсковые штабы и начальники с этой задачей теперь легко справятся. Еще слабее обстоит дело с подготовкой крупных штабов, которые во время войны будут управлять операциями и решать судьбу кампании и в целом войны. Это подготовка штабов армий, штабов фронтов и, пожалуй, самой ставки Главкома.
Четвертое — не лучше дело обстоит с подготовкой командармов и комкоров. Если и ведутся занятия, то в каждом округе они ведутся по-своему, по поговорке: что ни поп, то свой приход. Это ведет к разнобою оперативной мысли. За это царскую армию били. Поэтому я прихожу к такому выводу:
1) Нашему Генеральному штабу нужно четыре раза в году — весной, летом, осенью и зимой — проводить длительные военные выходы в поле, военные игры и полевые поездки со штабами армий, со штабами фронтов и даже со ставкой Верховного главнокомандующего.
2) Начать весьма интенсивную подготовку командармов и комкоров, на должностях в духе плана войны, но самое главное — выработать единый метод ведения операции, боя не на принципе армейской операции, которой в природе нет, а на принципе фронтовой операции. Чем мы разбили Деникина и Колчака⁷⁰.
Огневая подготовка. Если мы будем положенную норму снарядов и патронов, так же как в этом году, сокращать на 40%, то успехи огневой подготовки войск прошлых лет сведутся к нулю. Поэтому я прошу ту норму, которая предусмотрена уставом, не сокращать, а давать полностью частям.
И последний вопрос — это о новой штатной дивизии. Это новая штатная дивизия будет иметь до 100 орудий разного калибра, до 500 пулеметов разных систем, 500 орудий. По существу, всего в дивизии имеется до 1000 пулеметов. Это очень хорошо, раз богаты техникой. Но плохо то, что из 13 000 едоков эта дивизия выделяет всего 2000 — не более 3000 штыков. (Читает.) Современный нормальный бой наносит от 10 до 30% потерь. Какой вывод здесь напрашивается?
Во-первых, что на третий день войны у нас в дивизии и полках останется одна техника со слабым небоеспособным прикрытием.
Во-вторых, наша дивизия превратится тогда в подвижную техническую базу снабжения противника.
В-третьих, учитывая слабую сеть наших железных дорог и их недостаточную пропускную способность, мы должны ясно себе сказать, что в первые три месяца войны едва ли мы сможем дать достаточное количество пополнения дерущимся на фронте частям.
Вывод. Поэтому мы должны новую дивизию так создать — оставить на вооружении эту же технику с таким же аппаратом управления и тылом, но добавить еще 3000 штыков. Только при этом условии наша дивизия будет соответствовать новейшим требованиям войны.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 87-88.
Максимов. Топографическим частям приходится работать все эти годы в чрезвычайно трудных условиях. Наша страна насчитывает ни много ни мало, как 20 с лишком миллионов квадратных километров.
Гамарник. Это все знают.
Максимов. Отсюда вытекают наши усилия в том направлении, чтобы найти такие методы, которые бы обеспечили быстрые топографические освещения пограничных районов и обеспечили удовлетворение насущных нужд. Учение и опыты этого года показали, что есть полная возможность путем метода аэрофотосъемки добиться результатов, которые в два и даже в три раза обеспечивают быстроту карт в условиях, недоступных для наземной работы. Результат работы этого года показал, что у нас на Дальнем Востоке и в Карелии два топотряда, работающие на новом методе стереоскопической рисовки рельефа, дали удовлетворительные результаты. Кроме того, участие топографов в учениях 5-го корпуса выявило, что 20 подготовленных человек в течение 3—4 дней обеспечивают район действий корпуса достаточно точной, подготовленной, даже для артиллерии пригодной картой. Те же 20 чел. в 8 дней обеспечивают район примерно действий ударной группы армии масштаба 100 000. Если учесть, что эти же карты издаются у нас в полевых условиях, то в нашем деле это полный переворот.
Но мало того: мы не только работаем над этими вопросами, мы работаем и над вопросами измерительного дела для артиллерии и пулеметов. Я думаю, что многие здесь читали приказ народного комиссара на основании тех учений, которые были проведены на Карельском перешейке. Эти результаты отмечены как отличные. Командующим войсками я сегодня дам (а командирам корпусов вслед за тем) иллюстрированный материал. Распространяться по поводу этих методов работы много не буду. Ясно, что в полевых условиях, ежели имеется надежная аэросъемка и если топографическая часть подготовлена для стереоскопической рисовки рельефа и фототриангуляции, есть полная возможность подготовить измерительные данные для ведения огня артиллерии и создать карту. Опытные учения, которые были проведены Роговским вместе с нашими топографами, показали, что фототриангуляция является важным измерительным данным. Главное тут заключается в том, что мы имеем возможность заснять район и подготовить на фотоснимках все данные до подхода наших частей, а дальше уже оперировать с фотоснимками, имеющими общегеографическую координатную сеть. Вот у меня в руках фотоснимок с системой общих координат геодезической сети, этот снимок дает возможность командиру батареи, придя на местность, вместо того чтобы ожидать триангуляции, возиться с привязкой батареи, самому в 5— 10 мин. определить свое местоположение и тем самым получить отправные данные для стрельбы.
Это мероприятие подчеркивает значение топографической службы в артиллерии и ставит ее на более значительную ступень, тогда как до сего времени наша служба рассматривалась только как учреждение по изданию карт и снабжению ими армии.
Я должен остановиться еще на одном вопросе. Мы не можем ничего сделать, если нас не обеспечат как в условиях мирного, так и особенно военного времени надлежащей аэрофотосъемкой. Нужно со всей ответственностью доложить, что ни одна разведывательная эскадрилья на сегодняшний день не сможет обеспечить надлежащей аэросъемки. У меня вот имеется фотомонтаж тех элементов, которые мы производим одним отрядом на западе и одним на востоке. Примерно выходит, что на корпус надо иногда до 15 залетов, а на армию несколько десятков, и каждый из этих залетов и все вместе должны быть без разрыва с тем, чтобы все снимки можно бьшо смонтировать и привести к определенному масштабу. Лишь тогда мы сможем при помощи вот этих очков работать, обеспечивая в нужных случаях картой. Без этой аэросъемки мы ничего не в состоянии сделать, и современная деятельность топографических частей будет парализована. Это относится даже и к артиллерии. Мало того: вопрос аэросъемки упирается и в вопрос дешифрования объектов противника и местности. Кстати, те старые методы дешифровки, которые применялись 20 лет тому назад, в данное время армии не известны, они не культивируются. Надо будет, начиная от академии, штабов дивизий и корпусов и окружного армейского аппаратов, этот метод культивировать, нужно будет перед АУ поставить вопрос о снабжении армии этими приборами. Если армия будет этими приборами снабжена, тогда мы сможем быстро это дело оседлать.
Уборевич. Вы каждый год приходите и говорите об этом, но мы не можем получить фотоплана.
Максимов. Мы даем образцы работы, а вы потрудитесь вводить это в артиллерийских частях. Нашему десятку отрядов оперативного назначения мы не можем давать эту работу, это должны делать в округах, а то, что я докладываю, это ответственно. Важно то, что с небольшой, по существу, техникой мы не только можем дешифровать объекты, но и составлять карту в горизонталях на недоступной местности. Все карты, полученные т. Грибовым, сделаны именно таким способом. Мы хотим перейти на этот метод в нашей работе.
Последнюю минуту я хотел бы употребить на то, чтобы доложить, что у нас слаба топографическая подготовка среди всего командного состава. В академиях и школах недостаточно серьезно готовят командиров. При наличии более серьезной общеобразовательной подготовки в царской академии имели три месяца практической работы и значительный теоретический курс, а у нас в академии только 56 часов, и, конечно, предъявлять требования к знанию топографии в этих условиях нельзя. Надо значительно усилить курс топографии в нашей академии и даже в школах, это первое, и второе — разрешить, наконец, вопрос с аэрофотосъемкой для нашей артиллерии, для наших штабов и для наших топографических частей.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 88-89.
Гугин. Товарищи, 1935 г. занимает особое место в укреплении политико-морального состояния и создания большевистского духа среди бойцов, командиров и начальствующего состава. Этот год дал исключительно важнейшие аргументы для всей нашей партийнополитической работы. Майская речь т. Сталина о кадрах[3], отмена карточной системы, крупнейшие победы в промышленности, в сельском хозяйстве, общее улучшение материального благосостояния трудящихся, словом, все то, что выражено в словах т. Сталина: «Жить стало лучше, жить стало веселей», все это в громадной, решающей степени оказалось на всей нашей боевой работе, во всей жизни и поведении бойцов, командиров и начальствующего состава.
В результате всего этого и большой политической воспитательной работы мы имеем крепкое политико-моральное состояние, боевой большевистский дух бойцов, командиров и начсостава, полностью обеспечивающие сознательное добросовестное отношение громадного подавляющего большинства личного состава к выполнению порученной ему работы.
Сейчас следует подумать о том, чтобы всю эту огромную сознательную энергию бойцов и командиров правильно организовать, заменить отсталые методы более совершенными, использовать полностью драгоценное время, чтобы добиться более высоких показателей в боевой и политической подготовке в 1936 г. Сейчас во всей стране широко развертывается стахановское движение. Прав был Ян Борисович, когда он говорил о развертывании стахановского движения в Красной армии и что надо пересмотреть некоторые нормы. Мне кажется, настало время пересмотреть некоторые нормы и у нас во флоте. Нормы боевой подготовки во флоте были установлены в 1934 г. и с тех пор ни разу не пересматривались. Сейчас жизнь, практика показывают, что по ряду специальностей нормы себя изжили и требуют пересмотра. Для успешного развертывания стахановского движения имеются все необходимые условия. Вот факты, говорящие о том, что нормы во флоте могут быть изменены.
Минно-торпедное оружие. В этом году крейсер «Червона Украина» в шесть раз перекрыл норму полной приемки минного боезапаса. На том же крейсере раньше подготовительные работы по вскрытию турбины требовали 23 дня, сейчас это делается в 6 дней. На эскадренном миноносце «Петровский» на вскрытие сопловой коробки (распределитель пара) раньше требовалось 50 человеко-дней, сейчас машинисты-краснофлотцы тт. Степанец и Полещук делают это в 25 человеко-дней. Банение водогрейных трубок на СК[4] «Шторм», миноносцах «Фрунзе», «Дзержинском» за 6 часов раньше делали 200 штук, сейчас за это же время делают 400—500 штук. Возьмем такой факт, как рекорд краснофлотца Кульчицкого; до сего времени на «Шаумяне»⁷¹ узким местом была очистка лопаток, чистили их медленно, каждый боец чистил по несколько десятков в день, не больше. Коммунист т. Кульчицкий, следивший за совещанием стахановцев, изучавший методы работы лучших людей страны, нашел решение этой задачи. Он вместе с командиром отделения коммунистом Гришко обсудил весь процесс работы, рассчитали, как правильно распределить рабочее время. С этого дня каждый час начал давать блестящие результаты в очистке лопаток. Сначала — 100, 120, затем 500, 600 и, наконец, 1000, 1200 за день. За этими рекордами Кульчицкого следовали коммунисты Прокуров и Шмидко.
Возьмем другие факты, показывающие, как благодаря правильным методам работы, правильной расстановки людей убыстрялась работа краснофлотцев. Отделение кочегаров во главе с командиром отделения Дыняк, с краснофлотцами Дульченко и др. стали ломать кирпичную кладку котлов. Узнав, что на взломку кирпичной кладки отведено 9 человеко-дней, командир отделения собрал бойцов, чтобы обсудить план и методы работы. Один из краснофлотцев сказал, что для этой работы нужно не менее 5 дней. Комсомолец Дульченко сказал, что нужно 3 дня, В день начала работ бойцы получили газеты, в которых освещались методы работы стахановцев, была получена речь т. Сталина на совещании стахановцев[5]. В результате краснофлотцы, обдумав свою работу, заключили между собой социалистический договор и решили перевыполнить нормы, которые им даны. При правильной расстановке сил, работая по-большевистски, на взломку кирпичной кладки котлов было затрачено только лишь 7'/₂ человекочаса, т.е. в 10 раз с лишним сократили норму. Возьмем другой факт краснофлотца-подводника т. Исаева, который сделал вообще много рационализаторских предложений. Тов. Исаев, будучи прекрасным, дисциплинированным, политически грамотным бойцом, хорошо организует свою работу, работу по ремонту лодки. Работу, на выполнение которой раньше затрачивали 200 часов, он выполнил за 140.
Особенно интересные факты имеются в отношении перевыполнения норм по химической службе. Известно, что продолжительность работы в противоипритном костюме определяется в 3 часа, а краснофлотцы из 212-й батареи Северо-Западного района тт. Вознесенский, Пономаренко, Безручко, Якоб, Остапенко и др., так сказать, нарушили эту норму и прошли в противоипритном костюме 50 км за 10 ч 45 мин. И все это достигнуто неслучайно — они тщательно тренировались к этому переходу, тщательно взвешивали все, что связано с этим переходом в противоипритном костюме. Таково положение дел с нормами. О чем говорят эти факты? Они говорят о том, что нормы, которые мы имеем, не могут считаться ненарушимыми. Они говорят о том, что эти нормы нужно менять, что у нас имеются сейчас действительно настоящие, подлинные стахановцы, которые овладевают своей техникой хорошо и перевыполняют в несколько раз данные им нормы.
Пару слов по вопросу, связанному со стахановским движением, — об организованности и методике нашей работы. Мы варварски, плохо, неорганизованно используем время. Время, отведенное на боевую подготовку, ремонт, судовые работы и т.д., используется во многих случаях наполовину. И наибольшая потеря времени у нас связана с раскачкой. Обычно проходит много времени, пока мы раскачаемся и как следует примемся за работу. Это приводит к тому, что мы неумело и неполно используем наши возможности. К неорганизованности следует отнести и целый ряд крупных происшествий на кораблях и в особенности в авиации. Разве факты аварийности и аварий, которые мы имеем на кораблях (если у нас не было тяжелых аварий, не было катастроф, то зато количество аварийных случаев у нас было значительное и большое), не говорят о том, что у нас нет достаточной организованности, слаженности в работе? Практика показывает, что неорганизованность в значительной степени объясняет эти случаи, их происхождение. Особенно я хочу подчеркнуть наличие неорганизованности в нашей авиации. Там аварии почти целиком зависят от неорганизованности. У нас есть, к сожалению, люди, которые не только проявляют неорганизованность, но у которых отсутствует вообще дисциплина. У нас был летчик (правда, он теперь исправился), теперь работает хорошо, который говорил, что летать по инструкции скучно, что во время войны все равно не придется летать по инструкции, что ему хочется в воздухе делать неположенные виражи, делать недозволенные вещи. Это говорит о том, что мы по-настоящему вопросы организованности, воспитания людей, укрепления дисциплины, расстановки людей, в особенности во флоте, в авиации, где сплошь техника, где куда пальцем ни ткнешь, обязательно попадешь в сложнейшую технику, — мы эти вопросы по-настоящему не поставили.
Тов. Сталин на совещании стахановцев сказал, что новым людям — стахановцам чужд консерватизм инженеров и техников[6]. Тов, нарком в своей речи на совещании стахановцев очень четко сказал, наметил линию и содержание стахановской работы у нас в Красной армии. Должен сказать, что во флоте, как показывает опыт, еще очень много неиспользованных резервов, неиспользованных мощностей нашего прекрасного оружия, нашей новой техники. Надо вести решительную борьбу с элементами консерватизма, который, безусловно, имеется у нас и который сказывается прежде всего в том, что наши нормы считаются непогрешимыми, в том, что у нас еще много отсталых методов в работе, в том, что мы расхищаем время. Много у нас консерватизма и в руководящей работе командира и начальствующего состава. С этим консерватизмом мы должны также повести решительную борьбу. Из всего стахановского движения сложится огромная сила, которая неизмеримо повысит боеспособность нашего оружия, нашей техники, каждого корабля и части в целом.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 89-90.
Петин. Как известно, Инженерное управление Рабоче-крестьянской Красной армии ведает не только вопросами подготовки инженерных войск, но и оборонительным строительством. Если по оборонительному строительству со стороны командующих округами, командующего Дальневосточной армии и командующих флотами особых нареканий и претензий по моему адресу не заявлялось, то с точки зрения обеспечения боевых операций в инженерном отношении со всех сторон идут жалобы и, безусловно, справедливые.
Должен доложить, т. заместитель народного комиссара, что несмотря на явные достижения, которые войска имеют и не могут не иметь, все растут, несмотря на то, что по Киевскому военному округу был отдан приказ, в котором говорилось, что инженерные войска в своей учебе вышли на общий уровень, я все же, как ни тяжело, должен доложить здесь, что вопросы инженерного обеспечения не только операций, но и боя, не только в деталях, но и в основном, во многом не разрешены. Раньше, чем приступить к выявлению этих причин, я хотел бы обратить внимание на то, что этот год, 1935-й, и конец 1934-го, являются исключительными годами в том смысле, что рационализаторские предложения, изобретения, прямо как бурный поток, шли в Инженерное управление. Не только войска, не только наша академия, но и само управление и институт выдвигают ряд новых предложений, двигающих инженерное дело вперед. Естественно, что это происходит потому, что вся страна охвачена стахановским движением. Наша область, область инженерного строительства и производства, особенно близка промышленности, рабочему классу. Если вспомним, как закрывающиеся огневые точки стихийно пошли во всех округах и одновременно в академии. То же самое сейчас, когда Федько выдвигает вопрос относительно лесного комбайна, в академии уже давно самостоятельно поставлен этот вопрос. Вопрос о переправе одиночных танков через водные рубежи возникает одновременно и в Белорусском военном округе, и у Федько. Одновременно Инженерно-технический институт выдвигает и разработал проект самоходного понтона, который шел бы сразу в воду и становился бы устоем, и целый ряд других. Эти предложения идут стихийно, возникая во всех звеньях и в низах, и в средних звеньях, и в институтах, и в академии. Для того чтобы все это обобщить, конечно, нужна большая маневренность, большая настойчивость. В этом отношении и институт, и управление недостаточно проявляют ту быстроту в решении вопросов, которая от них требуется.
Уборевич. Поляки на каждую дивизию ввели электрификацию. А мы чего ждем?
Петин. И у нас тоже есть. Если бы вы посмотрели в институте, какие там имеются не только образцы, но и предметы вооружения уже на серийном производстве, то вы увидели, что мы далеко не бедны техникой. Горе в том, что есть разрыв между тем, что уже проработано, и тем, что дано в войска. Вот этот исключительный разрыв между техническим оснащением низовых звеньев и тем, что мы имеем на центральных полигонах, — самое больное место.
Что тут происходит? Кто тут виновен? Должен сказать, что серийные заказы проводить очень трудно потому, что Инженерное управление не сумело создать свою промышленную базу, которая могла бы полностью удовлетворять наши потребности. Сейчас инженерное вооружение что-то вроде каталажки, вроде базара. Сейчас инженерное вооружение промышленники рассматривают еще исходя из старого понятия — лопата и топор. Но сейчас от нас требуется энерговооружение, от нас требуются электростанции не только для электризации проволочных заграждений, но и как двигательная сила для электроинструментов. От нас требуются электростанции для освещения. А заказы приходится протаскивать с большим трудом только потому, что все заводы захвачены Халепским или Алкс-нисом. Я готов считать себя виноватым в том, что я не добился того, чтобы мою продукцию выполняли с такой же быстротой, как продукцию тт. Халепского и Алксниса. Но докладываю, что и лимиты, которые нам дают на инженерное вооружение, чрезвычайно малы. Первый раз в этом году нам намечали дать вдвое больше, чем в прошлом году, но сейчас уже лимиты сокращают, о чем известно начальнику Генерального штаба, кроме того, в смету Инженерного управления включено 11 000 000 на колючую проволоку. В отношении колючей проволоки я являюсь прямо-таки всесоюзным поставщиком. Все ко мне обращаются за ней, и из моей небольшой сметы уходят значительные суммы на этот товар, не совсем непосредственно касающийся инженерной техники.
У нас была еще вторая задержка в этом году, очень серьезная. К счастью, она уже ликвидируется. Это то, что у нас не было ни автомашин, ни тракторов, ни тяговой двигательной силы. Тов. Халепский обещал в этом году удовлетворить мою просьбу об автомашинах на 100%. Тов. Левандовский уже говорил, что у него дорожные машины не используются из-за отсутствия двигательной тяговой силы.
Затем нужно всю систему инженерного вооружения пересмотреть и снизить в отношении полка и дивизии. Оказывается, что наша техника настолько громоздкая, что она влечет большие хвосты в тылу. Поэтому нашей задачей является пересмотреть всю номенклатуру с тем, чтобы облегчить полки и дивизии. Вы знаете, что из переправочных средств у нас намечен уже понтон из легкого сплава НЛП⁷². В Харьковском парке уже провели соответствующее испытание на мотомехсоединениях и складных лодках. Кроме того, нам нужен целый ряд других мероприятий для того, чтобы пустить в ход электроинструменты. Нам нужны мотопилы. Мы сейчас работаем над 7,5-кВт станцией, которую можно поместить на повозку, и она будет обслуживаться одним бойцом и давать энергию для электроинструментов.
Я считаю, что наши инженерные войска обеспечены искусственными и естественными зонами заграждения и переправочными средствами. Я в разговоре с начальником Генерального штаба ставил вопрос о полевых фортификациях. Я считаю, что комплекс полевых фортификаций в смысле укрепления надо переложить на основные рода войск. Я считаю, что скрывающиеся огневые точки вполне могут строить сами войска.
Егоров. Но эта дисциплина должна быть внедрена в армию.
Петин. Это надо внедрять в основные рода войск. Между прочим, скоро должно выйти наставление по этому вопросу⁷³. Тов. Подсотский[7] обещал издать это наставление к Военному совету. В этом наставлении обобщены все достижения, которые мы имеем за эти годы. Между прочим, когда я просил Генеральный штаб включить в прошлом году в инструкцию проверяющихся войск во всех отношениях и проверку инженерного дела, то мое ходатайство удовлетворено не было. Химический элемент, все остальные поверяются общевойсковым командованием, но инженерное дело ни в одном звене не поверяется. Безусловно, без помощи командования сдвинуть инженерную подготовку нельзя. Это доказали и Белорусский военный округ, и Киевский округ, где к этому делу относились исключительно внимательно, точно так же Московский военный округ провел в этом году специальный сбор, который дал большой сдвиг для высшего начсостава в инженерной технике.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 90-91.
Аронштам. Основной задачей в нынешнем году ОКДВА поставила перед собой — научить наши войска бить японские войска, в частности нашей дивизией — японскую дивизию. Одним из элементов, без которого невозможно бить японскую дивизию, является подготовка, обучение наших войск для действий в горных условиях. Нам надо так подготовить, так научить наши войска, чтобы в наших своеобразных горных условиях, в условиях тайги, болот, уметь находить фланги противника, заходить в тыл противника, окружать и уничтожать его. Ясно, что при разрешении этой задачи, как совершенно правильно сказал т. Блюхер, нельзя придерживаться какой-либо крайности, отметать, отбрасывать действия, продвижение войск по дорогам, либо стремиться идти только в горы. Нам нужно в совершенстве научиться действовать и по дорогам, и по горной целине. Мы обязаны комбинированными действиями уничтожать противника. Так резко в этом году нужно было поставить вопрос научить войска действовать в горах, потому что, к сожалению, до сих пор у нас пока масса войск этим действиям не научилась. В нынешнем году мы действовали в горах, даже одновременно несколькими дивизиями. Проходить, пробираться в горах колоннами мы, к сожалению, в совершенстве не умеем. В этом году мы только приступили к обучению войск в горных условиях, приобрели в этом году только начальные навыки в этом деле. И нельзя упускать из виду, что и японцы будут действовать, используя горные массивы. В частности, если взять такие бои, как бой под Ялу, бой под Шахэ, бой под Ляояном, русско-японскую войну, то мы увидим, что японцы выгодно использовали неумение русской армии действовать в горных условиях.
Оценивая работу, которую мы проделали, нужно сказать, что большим упущением было то, что мы недостаточно учили войска проходить через горы и драться в горах. К сожалению, мы в этом году ни одного встречного столкновения, встречного боя в горных условиях до сих пор не имели. Совершенно ясно, что японцы, используя горные условия, будут искать наши фланги, наш тыл, и тут неизбежны встречные столкновения, встречные сражения.
Как же можно оценивать проделанную нами за истекший год работу с точки зрения ее итогов? Мне кажется, что нам к этому вопросу следует подходить вот каким образом. При подготовке войск мы должны исходить из того расчета, что вряд ли нам удастся, ежели будет война, сражаться только на одном Дальневосточном фронте. Подготовка на Западе идет такими темпами, что надо полагать, что одновременно будем иметь события и на Западе, и на Востоке. Мне совершенно ясно, что когда мы будем иметь одновременные события, то близость западной границы к центральным нашим жизненным пунктам потребует проявить максимум внимания к Западу. Это не значит, что нужно ослаблять оборону на Востоке. Но все же будут моменты, когда, несмотря на всю тяжесть нашего положения на Дальнем Востоке, нам скажут: «Товарищи, мы вам людей давали, мы вам технику давали в мирное время, а теперь не смейте ни пяди земли отдать». И мы, дальневосточники, должны оправдать то доверие, которое партия оказывает нам. Это ответственность большая и нужно подходить к своей работе более самокритично, чем это делается до сих пор.
Я считаю исключительно правильной ту оценку крайней незначительности наших достижений, которая была дана с этой трибуны. Правильно именно потому, что задачи, которые стоят перед нами, доверие, которое нам оказывается, требования, которые к нам предъявляются, — крайне велики. Поэтому мы не можем удовлетворяться в какой бы то ни было степени имеющимися результатами подготовки войск ОКДВА.
Совершенно был прав т. Блюхер, который предупреждал и т. Федько от слишком оптимистической оценки наших достижений. Тов. Блюхер был абсолютно прав. Понятно, все мы были бы не прочь, если бы нас похвалили. Очень приятно, когда вас хвалят, когда говорят — результаты у вас хорошие. Но ежели подойти критически к нашей работе, с точки зрения стоящих перед нами задач, то надо сказать, что проделанная нами работа крайне незначительная. И если т. Гамарник говорил, что мы отнеслись сами критически к результатам своей работ, то для нас эта самокритика должна быть во много раз увеличена, потому что мы находимся крайне далеко от центра. Если возможно, то Михаилу Николаевичу и Александру Ильичу надо было бы выскочить на день-два к нам на учения и народному комиссару выехать к нам на учение, а то ведь к нам не скоро доберешься.
Гамарник. Вы должны скомпенсировать это усиленной самокритикой.
Аронштам. Лучше в оценках быть жестче, чем замазывать. Я считаю, что в этом году Приморская группа проделала колоссальную работу, такую, какой я давно не видел. Этого отрицать нельзя.
Гамарник. Это правильно, но на этом нельзя успокаиваться.
Аронштам. Да, работали много, добросовестно, зверски работали, но все же мало. Это нужно понимать не только нам, руководителям, но на этом нужно воспитывать войска. В этом отношении мало еще делается.
С места. А как у вас с политработой?
Аронштам. Я должен сказать, что мы еще кое-как, с грехом пополам, занимаемся вопросами воспитания войск. Поскольку войска пребывали в горных районах, ясно, что и политическая работа должна быть приспособлена к тому, чтобы обеспечить нужное, быстрое продвижение войск по горным путям. Мы пришли к такому выводу, что при проведении войск через леса основной упор партийно-политической работы должен быть сделан на обеспечение быстрой расчистки дорог, на соответствующую расстановку при работе по прокладке колонного пути.
Вот, например, я двигался с 26-й дивизией от Макеевки до Тайловки. Дивизия шла в течение 21 часа — около 17 км. Отдельные деревья распиливали 45 мин. Дивизия распиливала не ручным путем, а механизированной пилой. Здесь нужно учесть ряд обстоятельств. Влажность дерева. Когда верхний покров дерева начинает подгнивать, а внутреннее ядро его очень крепкое, тогда пила начинает работать туго. Только на второй день мы догадались произвести расстановку коммунистов и комсомольцев согласно требованию — быстро обеспечить прокладку колонного пути, и это мероприятие дало нужный эффект.
Политаппарат до сих пор работает еще порывами, как-то зигзагообразно. В этом отношении у меня есть два отрицательных и один положительный примеры. Послали секретаря ячейки 85-го кп товарища Колычева на Всесоюзный съезд, а затем еще секретаря партячейки танкбата 1 -й сд. Знатные люди. С этими людьми надо работать. Случайно приезжаю в 85-й кавалерийский полк, спрашиваю о Колычеве, который был на съезде, оказывается, он стал плохо работать, не тот Колычев. Я говорю: он у вас плохо работает, мы его возьмем. Не дают. Оказывается, дело в том, что он остался на сверхсрочную службу, а квартиры ему не дали, забросили, не помогли. Сперва его выдвинули, послали на Всесоюзный съезд, а затем забыли. То же самое и с танкистом. Приехал он со съезда, уговорили его остаться на сверхсрочной службе, он остался, его избрали секретарем партбюро. Через некоторое время мне дают на подпись решение армейской партийной комиссии, в котором этому секретарю партбюро выносится строгий выговор, со снятием с работы. В чем дело? Оказывается, этот знатный человек, делегат съезда, образцовый боец, секретарь партийного бюро, был выдвинут на руководящую работу и брошен. Опыта у него не было, и благодаря этому он наделал ряд глупостей. Характерный случай, имевший место у Руденко, бывшего начальником политотдела. У него есть курсант Белорусский, которого избрали на краевую партийную конференцию. Тов. Руденко — большевик, он с человеком поработал лично, и благодаря этому Белорусский является лучшим политруком в дивизии и в армии.
И последний вопрос — вы, Ян Борисович, правильно сказали, что в конце концов нам надо покончить с чрезвычайными происшествиями.
Гамарник. Обязательно надо.
Аронштам. Что получается — мы много занимаемся болтовней, много говорим о реализации речи т. Сталина о кадрах. А ведь чрезвычайные происшествия являются самым грубым, несовместимым с речью т. Сталина явлением. У нас люди делают исключительные доклады по речи т. Сталина о кадрах, а под их носом совершаются безобразнейшие явления с людьми.
Гамарник. В этом весь гвоздь вопроса.
Аронштам. Говорят о чрезвычайных происшествиях, но не понимают всей политической сущности этого вопроса, считают, что это очередная неприятность, за которую влетит от вас, т. Гамарник, или от народного комиссара. Но они не понимают, что чрезвычайные происшествия несовместимы с тем, о чем говорил т. Сталин[8].
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 91-92.
[1] Егоров.
[2] И.А. Ринк — военный атташе СССР в Японии.
[3] Речь товарища Сталина в Кремлевском дворце на выпуске академиков Красной армии 4 мая 1935 г. М ., Политиздат Ц К ВК П (б). 1935.
[4] Сторожевой корабль.
[5] Правда, 1935. 4 декабря.
[6] Сталин И.В. Сочинения. Т. 14. С. 90.
[7] К,И. Подсотский — бригадный комиссар, заместитель начальника Управления Госвоениздата.
[8] Речь товарища Сталина в Кремлевском дворце на выпуске академиков Красной армии 4 мая 1935 г. С. 14.
Источник: Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Декабрь 1935 г.: Документы и материалы. — М.: "РОССПЭН", 2008. С. 232-271 (12589).
10 декабря 1935 Доклад и выступления по авиационным вопросам
Алкснис. Товарищи, в своем докладе я буду говорить по всем трем вопросам, которые стоят в повестке дня, в разрезе самостоятельных действий авиации. Затем я хочу 2-3 слова сказать на тему о воздушном режиме над территорией Союза.
Современное состояние и перспективы развития авиационной техники, научно-исследовательских институтов и авиационной промышленности, успехи и перспективы в деле подготовки летно-технических кадров в связи с массовым развитием в стране моделизма, планеризма, легко-моторной авиации и парашютизма, достигнутые успехи в боевой подготовке воздушных сил, о которых с этой же трибуны сегодня и вчера докладывали, — все это обеспечивает дальнейший количественный и качественный рост нашей авиации ее резерва — гражданской авиации и накопление запаса летного и технического состава на пополнение убыли во время войны.
Все эти успехи обусловливают перевод воздушных сил из орудия вспомогательного назначения, оружия, только содействующего другим родам войск и морскому флоту, на род войск, способный и обязанный своими боевыми действиями решать целый ряд больших самостоятельных задач в тактическом, оперативном и стратегическом взаимодействии с наземными войсками и морским флотом, способный самостоятельно организовать и проводить бои и целую воздушную операцию для решения поставленных задач.
Это, конечно, ни в какой мере не означает, и я оговариваюсь, что не хотел бы быть понятым так, что с воздушных сил снимаются те задачи, которые до сих пор на них лежали по непосредственному содействию войскам на поле боя, а именно: обслуживание нужд других родов войск и морского флота разведкой, содействие им корректировкой, совместные действия на поле боя по живой силе противника, его резервам и колоннам войск и подвоза, прикрытие их с воздуха, высадка десантов и боевое обеспечение последних и т.д. Как раз наоборот. Все эти задачи остаются, расширяются.
Но наряду с этими задачами надо готовить и обучать Военно-воздушные силы, командование и штабы частей и соединений решать самостоятельно задачи в тактической, оперативной и стратегической связи с земными войсками и морским флотом, самостоятельно организуя бой и даже целую воздушную операцию. Подготовкой воздушных сил к решению этих задач мы занимались в той или другой мере почти во всех округах, и до сих пор в той или другой мере. Больше всего занимались на Дальнем Востоке, в Ленинградском военном округе, в Белорусском военном округе и Украинском как в прошлом, 1934 г., так и в истекающем 1935 г. Так, например, известная всем тема № 5, которую мы проводили с тяжелой авиацией, начиная с Дальнего Востока при участии и под руководством центра, затем, обобщив этот опыт, перенесли его на подготовку по теме № 5 всей остальной нашей тяжелой авиации. Что мы подготовили, и что мы отработали по этой теме № 5 из элементов самостоятельных действий авиации?
Мы провели и проверяли подготовку целой бригады к вылету, сбор бригады, организацию полета, профиль полета, разведку, связь в поле и с землей, управление. Но мы не отработали по теме № 5 целого ряда таких элементов, без которых самостоятельные действия невозможны, как, например, строи, наиболее выгодные при встрече с противником в воздухе и на земле, борьбу соединения против атаки его истребителями противника, маневрирование соединения тяжелой авиации в зоне зенитного огня при одновременном действии и зенитной артиллерии, и истребительной авиации. Одним словом, целый ряд элементов, совершенно необходимых для выполнения самостоятельных действий, хотя бы такими войсковыми соединениями, как авиационные бригады, остался не проработанным, не проверенным на опыте. В том же 1934 г. и ЛВО, и БВО, и УВО было проведено немало учений и занятий на самостоятельные действия по борьбе в воздухе с целым рядом весьма ценных выводов и практических предложений. С большим успехом было проведено в БВО с участием центра весьма ценное учение по бою в воздухе подразделений до отряда включительно; результаты этого учения были разосланы во все округа начвоздухам, комбригам.
Возьмем далее 1935 г. В ОКДВА был проведен целый ряд игр, а затем учений на самостоятельные действия авиации по обеспечению превосходства в воздухе. Я о кое-каких выводах этих учений говорил вчера с этой трибуны. В частности, о том, как атаковать выгоднее авиацию противника на аэродромах. Дальневосточники пришли к выводу, что в борьбе за превосходство в воздухе невыгодно сразу всей авиацией атаковать авиацию на аэродромах противника, а лучше и выгоднее по эшелонам, следующим друг за другом через 1—3 часа, в зависимости от обстановки, причем в каждый из этих эшелонов включить примерно от одной четверти до одной трети имеющихся в распоряжении сил для борьбы за превосходство в воздухе. Помимо этого большого, может быть, еще и спорного вывода, были ими сделаны и целый ряд других больших и малых принципиальных и практических выводов.
В Ленинградском военном округе в этом году было проведено большое воздушное учение на самостоятельность действий авиации на тему «Оборона большого политического и экономического центра» различными родами авиации против налета авиации противника. Это учение дало немало выводов о том, как следует и как не следует использовать авиацию. Когда противник налетал на Ленинград, то в обороне, т.е. в противодействии авиации противника, налетающей на экономический и политический центр, участвовали ПВО и истребители. Остальные рода авиации с точки зрения боевой в это время бездействовали и готовились к контрудару-реваншу. Правильно это или неправильно? Целый ряд товарищей считают, и я в том числе считаю, что это неправильно.
Славин. Это зависит от количества сил.
Алкснис. Совершенно правильно, это зависит от количества сил и от обстановки. Но в данном конкретном случае это было неправильно. Возложить оборону крупного центра у границы или важного района целиком и полностью на истребительную авиацию, прикрепленную к данному пункту (району) и на противовоздушную оборону при наличии других родов авиации, было бы неправильно. Конечно, тут вопрос надо будет решать в соответствии с обстановкой. И мне кажется, что нужно часть и других родов авиации обязательно использовать для воздушного боя с налетающим противником, а другую часть из наличных сил подготовлять для того, чтобы преследовать противника при возвращении. Когда противник сядет на свои аэродромы — нанести ему удар на аэродромах, нанести удар только что севшей авиации противника с тем, чтобы покончить с теми остатками, которые ваша авиация не успела истребить в воздушном бою при налете и до налета на его аэродромах.
Смирнов. Лучше бы уничтожить авиацию противника на аэродромах, пока она не начинала боя и налета на нас.
Алкснис. Безусловно, это лучше, но в Ленинградском округе для учения была такая обстановка, что нельзя было этого сделать. Обстановка была следующая. Красная сторона исходила из того, что по целому ряду соображений она войны не хочет начинать и не может начинать первой, ее начала синяя сторона без объявления дипломатией, объявлением — налетом авиации на Ленинград. Я согласен, что если обстановка будет другая, то лучше бить противника на его аэродромах до вылета, до начала войны.
Голос с места. Во всяком случае, это будет спокойнее для нас.
Алкснис. Не знаю, насколько спокойнее, но во всяком случае, значительно эффективнее по результатам. Но обстановка в первоначальный период предстоящей войны может быть и вероятно будет такой, как на учениях в ЛВО, когда красная сторона вынуждена была ожидать первый удар противника. Я считаю, что эту тему, которую отрабатывал Ленинградский округ, необходимо и дальше отрабатывать, особенно ОКДВА, а равно и другим округам: КВО, БВО, МВО и т.д.
Блюхер. Мы отрабатывали ее.
Алкснис. Я знаю, что вы отрабатывали ее в ОКДВА — и правильно делали. С чего начнется и как начнется грядущая война, это будет определяться ЦК нашей партии и правительством — им виднее, чем нам с вами. Но мы с вами должны быть готовыми — по-настоящему подготовиться и к тому, что война может быть начата налетом на нас противника.
Я считаю, что ленинградцы поступили совершенно правильно, подобрав и разыграв именно эту тему и обстановку, но использование воздушных сил, с моей точки зрения, на учении было не совсем правильное. В этой обстановке часть других родов боевой авиации, кроме истребителей, могли и должны были участвовать в воздушном бою против налета авиации противника — на подходах и подступах к Ленинграду, а другая часть — готовиться к контрудару-реваншу.
Далее, в Белорусском военном округе, как докладывал здесь т. Уборевич Иероним Петрович с этой же трибуны, было проведено очень большое учение воздушное на самостоятельные действия и превосходство в воздухе: с каждой стороны (синей и красной) участвовало свыше 3 авиабригад. Несомненно, там тоже бьшо немало совершенно конкретных выводов, как делать, что делать, чем начать, действовать и кончать. Я отчета не видел, поэтому, Иероним Петрович, доложить выводов не могу.
Уборевич. Не писали.
Алкснис. Далее, в Закавказском военном округе, как докладывал т. Левандовский в своем выступлении, он проводил целый ряд учений на оборону крупного и исключительно важного пункта (Баку). Словом, этим я хочу сказать, что проведен целый ряд проработок, игр, учений, опытных учений на отдельные элементы или даже целый бой и операцию самостоятельных действий авиации в различные периоды войны.
В чем недостаток? Недостаток на сегодня заключается прежде всего в том, что в каждом округе на основе проработок, игр, опытных и нормальных учений делаются те или другие выводы, причем целый ряд из этих положений (методов) являются совершенно правильными и ценными, другие спорными, требующими дополнительного анализа и, может быть, проверки дальнейшим опытом, остальные — неправильными и вредными для дела. Между тем иногда обучают командиров и войска не только правильным или хотя бы спорным, но и неправильным выводам (приемам), с чем согласиться никак нельзя.
В чем дело? Дело заключается в том, что имеющийся довольно богатый опыт, обработанный по отдельным элементам или группе элементов на самостоятельные действия авиации, не обобщен. Надо этот опыт обобщить, спорные вопросы обсудить. Если вопросы не совсем ясные, дать дополнительные учения и опыты на выявление этих спорных элементов. Положительный опыт обобщить, с тем чтобы не позже начала января 1936 г. вышла инструкция, наподобие Инструкции по глубокому бою, на самостоятельные действия авиации.
Тов. народный комиссар обороны Маршал Советского Союза! Я тут уже доложил о том, что мы провели целый ряд учении на самостоятельные действия авиации и в 1934 г., и в 1935 г. почти во всех округах. Но беда заключается в том, что выводы из этих учений на самостоятельные действия авиации на сегодня не обобщены в виде постановления или инструкции на самостоятельные действия. И первая задача заключается в том, чтобы нам тут использовать присутствие командующих войсками и их помощников по авиации, все материалы и письменные отчеты, которые мы имеем. Подработать целый ряд основных вопросов по самостоятельным действиям авиации с тем, чтобы обязательно создать инструкцию по самостоятельным действиям авиации, как была создана Инструкция по глубокому бою, преподнести эту Инструкцию воздушным силам для учебы на 1936 г. в целях единства основ подготовки на самостоятельные действия.
Далее, с моей точки зрения, крупный недочет большинства занятий и учений на боевое применение авиации заключается в том, что когда ставится задача авиационному соединению, то ставится она не так, как стрелковой дивизии, корпусу на бой и операцию, а на шок — удар — вылет. В чем разница? Стрелковому корпусу и дивизии ставится задача — выйти на рубеж так-то, к такому-то времени, имея в виду в дальнейшем то-то. Командир дивизии и его штаб, получив такую задачу, организуют и проводят бой, а может быть, целую операцию: организуют разведку всеми доступными средствами и способами, суммируют разведывательные данные, принимают решение, распределяют силы, оставляют резервы, организуют дополнительное наблюдение, используют резервы для развития успеха или противодействия противнику и т.д. и т.п. Не только частям, но целым соединениям (бригадам) авиации задачи даются и ставятся узко — на вылет — на шок, что считаю совершенно неправильным и весьма вредным.
Я считаю, что командование, штабы авиачастей и соединений пора начать готовить и учить на тех же основаниях, на которых обучают общевойсковые соединения. Ставить задачи на бой или операцию в зависимости от того, какому соединению задача ставится для того, чтобы авиационные штабы организовали разведку, распределение сил, использование резервов, дальнейшее наблюдение, поддержание того, что уже достигнуто и т.д., так же как это делается на земле. Если мы будем продолжать обучать общеавиационные соединения действиям на шок и не будем обучать их подготовке и проведению боя и операции, мы в этом случае не сумеем по-настоящему поставить оперативно-тактическую подготовку командования и штабов авиасоединений. Это обязательно и непременно. Я считаю, что на это нам нужно перенести центр тяжести оперативно-тактической подготовки будущего года в наших авиационных соединениях по вопросам самостоятельных действий.
Далее, как-то принято у некоторых авиационных командиров считать, что самостоятельные действия авиации — это действия по глубоким центрам, тылам, глубоким объектам и т.д. Я считаю, что это неверно. Самостоятельными действиями могут быть действия бригады и на поле боя, на театре военных действий, если командующий армией или корпуса поставили авиабригаде задачу, скажем, прекратить на такое-то число доступ резервов и подвоз на определенном участке. Авиационное соединение должно решить эту задачу так же, как решает командир дивизии, командир корпуса, т.е., получивши задачу, действовать на определенном участке фронта с определенной задачей. Это тоже самостоятельные действия авиации. Самостоятельные действия воздушных сил, с моей точки зрения, складываются из самостоятельных действий в первоначальный период войны, в оперативно-стратегической связи с земным и воздушным флотом и самостоятельных действий в последующий период войны.
Я хочу обратить внимание еще на одну сторону подготовки войск — на переброску большой массы авиации по внутренним операционным линиям для обеспечения превосходства в воздухе на том или ином театре, имеющем решающее значение в период войны или кампании. Что это значит? Это значит, что мы еще в мирное время, в частности в 1936 г., должны основательно подготовиться и провести целый ряд учений по переброске авиации (и тяжелой, и легкой) с европейского театра на Дальний Восток и обратно, из центральной части Союза на Кавказ и обратно для того, чтобы, во-первых, проверить организацию баз и, во-вторых, для того, чтобы самим научиться делать это и научить войска это осуществлять. Вот третий элемент, который я включаю как элемент самостоятельных действий авиации. Дело на первый взгляд может показаться простым. Но я должен сказать, что, когда мы в свое время перебрасывали много тяжелой и другой авиации на Дальний Восток по заданию правительства, пришлось много поработать, ибо эта переброска — не такое простое дело, как она кажется.
Основные принципы боевого использования авиации для самостоятельных действий должны преследовать решение следующих самостоятельных задач. Они в свое время были зафиксированы еще Революционным военным советом Союза.
Первая задача — обеспечить господство в воздухе для нападения и для непосредственной защиты территории Советского Союза и, особенно, важнейших в экономическом, политическом и военном отношениях областей, районов и центров, путем уничтожения авиации противника в воздухе, на аэродромах, а равно уничтожения баз авиации противника (заводов, складов и учебных центров). Я хочу особо остановиться на этой задаче. Я считаю, что мы очень часто не уделяем решению этой задачи достаточного внимания. По моему мнению (может быть, товарищи будут оспаривать), нельзя начинать прорыв укрепленной полосы и бросать в этот прорыв танковые части и части конницы, особенно в густых строях, если на период прорыва предварительно не достигнуто господство в воздухе в данном районе на весь период операции. Если кто попытается это игнорировать — он здорово поплатится. Вот, например, на украинских маневрах. Мы с Семеном Михайловичем смотрели, как штурмовики действовали по коннице. Если бы штурмовики были «припечатаны» на аэродром до начала прорыва, конница прошла бы сравнительно спокойно. Я не скажу, что всегда будет удачно. Но, во всяком случае, эту задачу нужно ставить, за разрешение этой задачи нужно драться, и она является одной из важнейших задач; превосходство в воздухе, если не абсолютное, то относительное, на данный период решительных операций и в решительном направлении обязательно для успеха. Это возможно, и мы должны стремиться во что бы то ни стало решить эту задачу в бою и операции.
Второе — сорвать в корне мобилизацию и сосредоточение армии противника, разрушить центры управления и базы питания армии противника. Этим делом разрушения путей подвоза занимались во всех округах: в Белорусском, Киевском, Ленинградском военных округах. Тут мы имеем больше всего материала, и материал отработан: как летать, как подходить, с какими снарядами, бомбами и т.д. Этот вопрос лучше всех отработан.
С места. Правильно. Хорошо получается.
Алкснис. Остановить движение резервов войск и подвоза к полю боя и нанести поражение. Разбить и уничтожить во взаимодействии с морскими силами любой морской флот противника, который будет действовать в водных бассейнах морей, прилегающих к Советскому Союзу, используя для решения этой задачи морской флот, морскую авиацию и сухопутную авиацию до штурмовиков, истребителей включительно, все, что имеется под рукой.
С места. И тяжелую авиацию.
Алкснис. О тяжелой авиации я уже не говорю — это само собой разумеется. Дальше — выбросить авиадесант в наиболее революционных районах для организации и развития вооруженной борьбы с тылом противника и в наивыгоднейших в оперативном отношении участках территории его. Применить режим воздушного террора в отношении столиц капиталистических стран, напавших на Советский Союз, и морских портов, поставлявших оружие государствам, воюющим против Советского Союза.
Вот основные задачи.
С места. Это уже нарушение правил Лиги Наций.
Алкснис. Тов, народный комиссар нас предупредил, что на нашем совещании мы можем говорить и о нарушениях правил и уставов Лиги Наций.
Для решения этих самостоятельных задач Воздушные силы, их органы — и командования, и управления, и органы снабжения — должны быть подготовлены, во-первых, к боевым действиям всеми силами и всеми родами войск, на всей глубине территории противника в радиусе досягаемости; во-вторых, к чему мы меньше всего готовились и что меньше всего отработано — это к боевым действиям авиации против воздушного противника во всей глубине его проникновения на нашу территорию, расстраивая и уничтожая противника на всем пути его полета. Например, надо противодействовать всеми родами авиации воздушным силам противника, которые идут с запада, скажем, на Москву с тем, чтобы бить его (противника) на всем протяжении от границы до Москвы на подступах и подходах. По этой части элементы боя и операции меньше всего отработаны, а отработать нужно, и в этой борьбе должны участвовать не только истребители и ПВО, но и остальные виды авиации.
Уборевич. А если скоростная авиация противника нападет массой?
Алкснис. Мы должны знать тактику и стратегию противника. Мы должны уметь ловить противника группой и уничтожать его. Я убежден, что в действиях в воздухе будет много похожего на действия на воде морского флота и на суше земных войск, только с той разницей, что воздушные силы имеют третье измерение, в котором можно также маневрировать, и это несколько усложняет дело.
Буденный. Правильно.
Алкснис. Во всяком случае в первый период войны, я считаю, что вся наличная авиация должна быть использована для самостоятельных действий, кроме авиации прикрытия. Армия прикрытия находится в руках командующего фронтом. Вся боевая авиация должна быть также массирована и использована командующим фронтом для самостоятельных действий — для срыва мобилизации противника, одним словом, для оперативных целей. Я считаю, что вся боевая авиация, которая предназначена для срыва мобилизации и сосредоточения противника, должна находиться в руках командующих фронтов. В распоряжении главного командования должна находиться та боевая авиация, которая предназначена для действий по стратегическим целям противника, в разрушении и уничтожении коих непосредственно не заинтересован ни один из фронтов.
Далее мы должны учить авиацию, отдельные роды и виды ее самостоятельно действовать в последующий период войны. Для того чтобы осуществлять самостоятельные действия в том разрезе, о котором я говорил, т.е. для того, чтобы организовать бой, проводить бой, закреплять его результаты, для этого потребуется обязательно взаимодействие родов авиации на период боя и операции. Изолированная работа только истребителей или только штурмовиков, или только легких бомбардировщиков — я считаю, что это не будет иметь место. Если получается общевойсковое соединение авиационное, и разведку нужно вести, а разведку придется вести с боем, а если в этом районе нет истребителей, то как вести разведку в этом районе? Значит, уже не в состоянии будет это соединение выполнить задачу на разведку. Я почему об этом говорю? Потому что, вероятно, нам придется пересмотреть несколько существующие наши положения и организационные основы, когда целые соединения состоят из одного и того же рода авиации. Уставом предусмотрено выделение к этим соединениям других видов авиации на период самостоятельных действий. Иначе они выполнить задачу не сумеют и не смогут.
О строях и порядках.
На основе опыта целого ряда учений и, в частности, на основе очень ценного Бобруйского учения в Белорусском военном округе с участием представителей Управления ВС воздушный бой лучше вести небольшими группами, а не целыми авиационными соединениями, потому что когда идет масса — она очень неповоротлива. Ей очень трудно маневрировать и против истребителей и против зенитного огня, и сверх того — дальние расстояния очень изматывают экипажи. Это учение показало, кроме того, что представление о маневрировании путем смыкания и размыкания строев и порядков против истребителей оказалось неверным. Оказалось более эффективным отвечать на маневр истребителей контрманевром, сводящим часто на нет огонь истребителей.
Какой же тут вывод? Вывод такой, что действовать самостоятельно придется группами, а не большими массами. Сколько самолетов — это еще нужно уточнить, это вопрос специальный, требует исследования, но, по-видимому, нужно действовать не массами, вроде древнегреческих фаланг, а именно придется действовать группами в 15-20—25 самолетов.
Для того чтобы нам отработать в 1936 г. самостоятельные действия, я предлагаю следующий план осуществления этого. Прежде всего составить и издать инструкцию на самостоятельные действия авиации — к началу учебного года. В основу ее положить обобщение итогов и выводов учений и опытов. Затем нужно провести установочный сбор высшего комсостава с оперативно-тактической авиационной игрой в центре. Далее, полевую авиационную поездку с кадрами и средствами связи. Междуокружные учения с кадрами. Я предлагаю организовать 2 учения с кадрами. Затем воздушные маневры.
В соответствии с этим в округах провести сбор с оперативно-тактической игрой на самостоятельные действия, авиационную полевую поездку, учения с кадрами, межцу гарнизонами, окружные авиационные учения — маневры. Далее в нормальных планах командирских занятий предусмотреть неуклонное проведение специальных занятий штабов Военно-воздушных сил всех степеней по работе на себя и по тренировке боевым управлением войск — выход в поле со средствами связи и т.д. При этом весь ответ надо брать на управление в том понимании, как я говорил, и тренировать войска, причем эти занятия проводить обязательно под контролем вышестоящих штабов. Далее, в целях подготовки приписанных командиров штабов по военному времени объявить им свое мобилизационное назначение и провести с ними не менее одного сбора в 1936 г. Затем организовать сбор материалов о вероятных объектах самостоятельных действий полевой авиации, отработка их и обеспечение ими соответствующих штабов, основательное и тщательное изучение их еще в мирное врем. Особо этим делом должны заниматься штурманы.
Далее, ввести в практику в этом году перелеты по трассам гражданской авиации с востока на запад и, наоборот, с центра в Закавказье, САВО и обратно. В частности, следует перевооружение частей ДВ совместить с перелетами целых частей ОКДВА и ТОФа по трассе ГУ ГВФ, ставя задачу им — полет на максимальную быстроту и предельную дальность. После этого заставить эти части в кадрах лететь на Камчатку и обратно. Это абсолютно необходимо. Я специально подчеркиваю — с кадрами до командиров отряда включительно и после этого, т. Блюхер, можно будет их готовить к полетам на самостоятельные действия.
Левичев. Жаль, что вы нынче не провели этого учения, замяли.
Алкснис. План этих перелетов по указанию начальника Генерального штаба мы разработаем и представим на утверждение народному комиссару.
Перехожу к управлению. Я уже говорил о порядке дачи приказов и хочу дополнительно в управлении остановиться еще только на одном — на связи. Я считаю, что в европейской части Союза, т. народный комиссар, связи проволочной для управления нашей авиацией совершенно недостаточно. УВС и УСЮ\ еще недавно разработали систему устройства связи и доложили ее Яну Борисовичу, но последний отложил рассмотрение ее до возвращения вашего из отпуска. Эту систему связи центра со всеми авиационными бригадами и округов с их авиационными бригадами — эту постоянную связь, прямую проволочную связь мы должны осуществить. Она стоит не так дорого, но зато она обеспечивает управление по-настоящему и обеспечивает известный режим флота над всем Советским Союзом.
Далее, для обеспечения управления в полете надо авиацию обеспечить, во-первых, автоматическими радиошифровальными машинами, ибо работа с кодами никак пока не обеспечивает необходимую для авиации быстроту передачи распоряжений и приема донесений, во-вторых, обеспечение авиасоединений подвижными моторизованными ротами (или батальонами) связи. Оба эти мероприятия нужны для управления авиацией в полете как воздух.
Штурманское дело требует в первую очередь усовершенствования сбора большой массы авиации, расположенной на разных аэродромах, по месту и времени на маршруте к цели. Сборы больших соединений авиации для боевых действий нельзя производить так, как делаем это мы на парадах — по способу петель вспомогательных и главных. Нам надо научиться направлять и группами и, если нужно, массами с места взлета на цепь по прямой, и регулировать движение по рубежам и времени. Далее я, товарищи командующие, считаю необходимым обратить внимание на то, что штурманы, которые по указанию Народного комиссара специально нами отбираются и готовятся для того, чтобы это были командиры, знающие свое дело на отлично, были художниками вождения самолета и меткого бомбометания — штурманы округов и бригад очень мало сами лично тренируются практически в самолетовождении и бомбометании. А что это означает? Что они могут оказаться не подготовленными к войне, что мы можем долетать до цели в больших массах, понести потери и потом промазать у цели. Я всегда нажимаю на то, чтобы штурманы округов, корпусов, бригад и особо эскадрилий не знали, что такое промах в бомбометании. Они должны действовать без промаха, прямо в точку класть бомбы. Если они не будут этого делать, т.е. если их не тренировать каждую пятидневку, они будут мазать и целый ряд наших боевых усилий будут напрасны — безрезультатны. Поэтому на подготовку штурманов, на практическую тренировку их для того, чтобы овладеть искусством бомбить без промаха, овладеть искусством точного вождения самолетов без блуждания, мы должны обратить особое внимание.
Воздушный бой. Тут говорилось очень много о воздушном бое и говорилось о том, что это дело в авиации отработано в экипаже, в звене, а в подразделениях не отработано. Это в основном верно.
В прошлом году было Бобруйское учение специально на отработку боя в воздухе группами до эскадрилий включительно, и это дало очень ценные результаты, причем выводы обобщены и инструкция будет представлена народному комиссару на утверждение. Инструкция предусматривает ведение воздушного боя отрядами и целыми эскадрильями. Выше пока не идет, не успели отработать, но до эскадрильи включительно эта инструкция предусматривает ведение воздушного боя. Эта инструкция не из пальца высосана, а составлена на основе опыта двух лет.
Что нужно продолжать делать? Я считаю, что опытные работы надо продолжать. Мы отработали в опытном порядке воздушный бой групп до эскадрильи включительно тихоходных и быстроходных истребителей с бомбардировщиками тихоходными. Но осталось не отработанными бой быстроходных самолетов с быстроходными бомбардировщиками, поражение строев и порядков бомбардировщиков истребителями сверху, путем бомбометания (с горизонтального полета или пикирования), химическими средствами и т.д. Наконец, надо провести опыты боя в воздухе соединений — бригады и выше. Наконец, надо продолжать опыты воздушного боя пушечных самолетов⁷⁴.
Авиационный тыл. Авиационным тылом, несмотря на всю важность и значение вопроса, округа до сих пор занимались очень мало, если не считать учения, проведенного т. Якиром зимой прошлого года, когда он заставил маневрировать зимой целую бригаду. Если не считать участия Управления ВС в общеармейской тыловой поездке летом этого года, по тылу ничего более или менее конкретного не сделано ни в центре, ни в округах. Поэтому я считаю, что мы по тылу должны проделать нижеследующее: провести тыловую игру и поездку. Но самое главное мое предложение, согласованное, т. народный комиссар, с начальником Генерального штаба, заключается в том, чтобы к июлю месяцу 1936 г. сформировать 3—4 головных авиационных склада, из коих один в ЛВО, в БВО, один склад в КВО и один на Дальнем Востоке. Нужно поставить на питание из этих складов 2—3 бригады, рассредоточенные на полевых аэродромах на июль—сентябрь. Мы никакого опыта в этом отношении не имеем. Мировая война тоже не дала никакого опыта. Из пальца систему работы высосать нельзя. Поэтому предлагаю сформировать 3—4 головных авиационных склада, которые дадут нам практический опыт. Мы считаем это абсолютно необходимым.
В заключение остановлюсь на вопросе о воздушном режиме над территорией Союза. Тов. народный комиссар, я вам докладываю, что сегодня у нас такое положение, что если бы фашисты выкинули такой номер, что прилетели бы в Москву и начали бомбить, то мы узнали бы об этом только тогда, когда они уже начали бы бомбить Москву. В воздухе у нас пока еще свобода передвижения. Кодексом воздушным, недавно утвержденным правительством, передвижение в воздухе определено и регламентировано, но предотвращение нарушений этого кодекса пока что никак не обеспечено. Это ненормально. У нас на территории нет такой службы (возд. милиции), которая следила бы за соблюдением кодекса и принимала бы меры против нарушения. Летает гражданская авиация, летает военная, летает «дикая авиация». Я бы так выразился, что на сегодня у нас имеется полная свобода полетов над нашей территорией — по существу, хотя формально — по закону существуют ограничения.
Ворошилов. Это не делает вам чести.
Алкснис. Эту свободу, по-моему, надо ликвидировать, и чем скорее, тем лучше. Надо установить такой режим, при котором были бы исключены полеты «дикой авиации» и полеты извне без предварительного на то разрешения. Это можно организовать, такой режим создать, и мы это, подчеркиваю и повторяю, должны создать. Конечно, это потребует соответствующей реорганизации системы противовоздушной обороны, тренировки и подготовки, соответствующей перестройки авиации и, главное, связи. Но добиться этого надо, и мы обязаны этого добиться в кратчайший срок. Упущение времени в этом деле — смерти подобно. Вот все, что я имел доложить по авиационным вопросам. На этом позвольте кончить.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 92-96.
Каменев. Я хоту познакомить товарищей с некоторым нашим подходом Управления противовоздушной обороны к противовоздушной обороне вообще. Когда мы занялись этим делом, мы обнаружили, что мы совершенно не знаем воздушных сил, и первое, что я просил — это разрешения народного комиссара пройти академический курс в составе 18 чел. Мы один год прозанимались. Теперь идет второй год. И на первом году мы обнаружили, что подойти к противовоздушной обороне, не зная тактики и воздушного дела, просто невозможно. И за этот первый год мы, еще начав только эти науки, увидели, что, не зная штурманского дела, нельзя организовать встречу истребителей с самолетами противника. Нельзя организовать встречи истребителей с самолетами противника без работы соответствующе подготовленной земли. Тов. Левандовский говорил в своем выступлении, что трудно рассчитать встречу и прием и нужно дать какой-нибудь инструмент, чтобы автоматически эти встречи без вычисления получать. Штурманская служба этому учит, и такие приборы для вычисления есть.
Но одновременно мы обнаружили другое, что авиация настолько не знает земной службы (я не говорю о противовоздушной обороне), настолько не знает наземной борьбы, что она очень многое недоучитывает и вряд ли, если она с этим делом не справится, будет в состоянии вести борьбу в условиях ПВО. Сегодня мы слышим только о проблеме воздушного боя. Но воздушный бой — задача очень трудная. Вот что приходилось слышать на докладе у Михаила Николаевича Тухачевского, где докладывались работы по воздушному бою, проведенному в Белорусском военном округе. Выходит так, что бомбардировщикам не трудно уклониться от боя. Если это правильно, то мысли Дуэ⁷⁵ как будто оживают. Дуэ писал, что надо избегать воздушного боя и что врага надо бить «на дому» — на земле. Но бить «на дому» надо научиться, надо уметь. Как же бить на земле? Чтобы знать, как бить на земле, надо хорошо знать построение противовоздушной обороны. Если возьмем учение, которое было проведено в Ленинграде т. Хрипиным, то тут многое бьшо непонятно. Он в своих выводах очень сильно обрушился на службу ВНОС, которая плохо справлялась со своевременным оповещением, между тем донесения шли быстрее, чем раньше (наименьший срок был две, наибольший — четыре минуты). Донесения передавались без автоматики, а с автоматикой донесения шли около 40 сек. Но вот бомбардировщики в зоне зенитной артиллерии находились до 22 мин., и, к сожалению, 22-минутный полет этих бомбардировщиков в зоне зенитной артиллерии — не единичный случай. Бомбардиры не торопились пролетать эту зону, а, наоборот, зависали на долгий период.
Я думаю, что это происходит от того, что немножко не проработан вопрос воздушными силами в отношении земной обороны. Я полагал бы желательным некоторое количество авиационных командиров отправить в зенитные школы, хотя бы на АКУКС, чтобы они на опыте посмотрели — насколько получается сильный эффект от зенитной артиллерии, у них самих родились бы предложения о способах пролета через артиллерийскую зону.
Тут т. Уборевич задал вопрос такого порядка: как организовать противовоздушную оборону на походе? Мне кажется, что т. Якир, когда в этом году на Киевских маневрах показал нам картину современного боя, дал уже ответ на заданный вопрос. Признаюсь, и не ожидал, что на маневрах можно получить такое яркое представление вероятной обстановки, с которой будет проходить будущая война. И мне кажется, когда мы говорим — как защитить походные колонны, прежде всего надо иметь в виду, что не будет такого времени на поле сражения, когда в воздухе не будет борьбы, и потому ПВО марша прежде всего будет осуществляться самим фактом воздушной борьбы плюс те средства ПВО, которыми располагают сами части. Тов. Уборевич требует, чтобы ему дали две минуты времени на управление.
Уборевич. Потому что я могу только за 1 мин. расчленить батальон.
Каменев. Я считаю, что 2 мин. очень маленький срок, но если вам нужно это время, вы его легко получите. Если службу ВНОС мы организуем на У-2, которые уходят на 15 мин. вперед, всегда оповестят о неприятельских самолетах вовремя. Мы предполагаем оповещение получить техническим порядком, при помощи особого аппарата. Самолет сам ничего ловить не будет, он будет только сообщать показания на аппарате. Затем в армейском районе ведь должна быть организация противовоздушной обороны, которая тоже примет участие в охране марша.
С места. Идут навстречу противнику.
Каменев. Армейская организация не стационарная, а подвижная, переносится вперед.
Затем относительно того, о чем говорил т. Кучинский, что железные дороги должны быть особенно насыщены противовоздушными средствами. Это совершенно правильно — на железных дорогах именно такая противовоздушная оборона и должна быть, и если части будут следовать вблизи или недалеко и параллельно железной дороге, то противовоздушная оборона железных дорог будет в значительной мере обеспечивать охрану пути следования части. Когда-то поднимался вопрос о передаче бронепоездов в систему противовоздушной обороны. Сейчас бронепоезда главным образом должны нести противовоздушную службу. Если они будут переданы в систему противовоздушной обороны, то маршруты частей, пролегающие вдоль железных дорог, могут прикрываться бронепоездом. Из войсковых средств против штурмовой авиации лучшим является ружейный огонь. Он больше всего поражает.
Голос с места. Пулеметный огонь. По рукаву получается. (Шум в зале.)
Каменев. Следующий вопрос, который мы сейчас прорабатываем, — это дымы. Если на меня летит штурмовик, и я поднимаю дым, пойдет ли штурмовик в дым. Он не видит земли, вынужден будет подняться вверх.
Сегодня Я.М. Фишман еще не дал нам дымов, которые бы могли быстро подняться. Но химики говорят, что это возможно.
Затем относительно попадания в цель с полутора километров, относительно которых вы, т. Уборевич, говорили. Вот в Баку т. Туржанский[1] стрелял по цели. Когда он стрелял с 50 м — пуля шла в пулю. Но по уставу нужно стрелять с 150 м. А с 150 м т. Туржан-ский попал много хуже. И во всей бригаде только два человека попали едва удовлетворительно, а остальные совершенно не попали.
Я хотел бы сказать о зенитной артиллерии. В зенитной артиллерии невозможные штаты, Климент Ефремович. У нас нет на каждый день готовых к стрельбе двух орудий в батарее. Нам необходимо иметь два постоянно готовых к стрельбе орудия в батарее. Ведь оригинальное положение: наши артиллерийские штаты оказались самыми маленькими, тогда как зенитная артиллерия — наиболее совершенное техническое средство и для своей техники требует увеличения обслуживающего состава. Для того чтобы зенитная артиллерия стала намного лучше, нужно изменить ей штаты.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 96.
Ткачев. При более широком рассмотрении вопроса об оперативном использовании авиации в условиях нашей страны первостепенное значение приобретает подготовка театра войны в авиационном отношении. Я хочу обратить ваше внимание на этот вопрос потому, что сейчас этим делом нам надо обязательно серьезно заняться, ибо наличие даже больших воздушных сил требует обязательно таких условий, при которых была бы возможна быстрая, широкая переброска на любой театр войны этих крупных сил. Тогда эти воздушные силы дадут больше эффекта, больше возможности маневрирования для сосредоточенного удара.
На опыте целого ряда стран можно прийти к заключению, что они это дело готовят серьезно, особенно театр войны. Очень продуманно, расчетливо идет в этом отношении Америка. Ее воздушные магистрали, весь ее воздушный театр настолько расчетливо построен, что она в любое место своей страны может совершенно свободно сосредоточить главные силы своего воздушного флота.
Левичев. У них гражданская авиация лучше развита.
Ткачев. В этом весь смысл. Вот перед вами американская карта воздушных путей. С востока на запад идут не менее трех сквозных магистралей и поперек сходятся 4-5 сквозных магистралей.
Теперь я хочу показать европейскую карту, особенно выделяя немецкую подготовку к войне в воздушном отношении. Вот немецкая карта воздушных сообщений по Европе. Вы видите, что вся Европа изрезана немецкими линиями воздушных сообщений. Настолько активна политика гражданской авиации Германии, что нет такого крупного пункта, где бы германская авиация не летала. Она летает даже в Китае и лезет сейчас в Синдзян.
Следовательно, этому вопросу надо уделять больше внимания. Для нас этот вопрос приобретает особое значение в связи с большой территорией страны и угрозы на различных оторванных театрах. За эти годы мы сделали очень много с точки зрения подготовки театра к войне в воздушном отношении. Мы развили громадную сеть воздушных сообщений общим протяжением 55 000 км. Почти весь Советский Союз мы охватили воздушными путями. Но я хочу проанализировать это дело, ибо у нас много еще не хватает.
Возьмем Дальневосточный театр. На Дальневосточном театре мы готовим магистраль Москва—Хабаровск—Владивосток, которая будет в основном закончена строительством в 1936 г. и будет иметь на всей трассе аэродромы, служебное оборудование, радиооборудование и на значительной части трассы ночное оборудование. Но все-таки на Дальний Восток мы имеем только одну магистраль. В 1936 г. начнутся работы по оборудованию трассы Якутск-Аян, и тогда, используя работающую линию Иркутск-Якутск, мы получим второй выход на Дальний Восток от Иркутска через Якутск—Аян на Николаевск. Правда, эта линия будет очень трудной, но тем не менее, повторяю, это будет новая воздушная магистраль на Дальний Восток. Более двух магистралей в условиях Сибири сейчас провести нельзя. Как подход к Якутску, предполагается провести линию из Алма-Аты на Новосибирск, и тогда из Средней Азии можно будет перебрасывать авиацию на Дальний Восток.
В следующем году начнутся изыскания этой новой линии из Алма-Аты на Новосибирск. В Среднюю Азию из центра мы имеем одну магистраль, и если взять возможность перелета из Баку в Красноярск, то и второе направление. Этого мало, в Среднюю Азию надо иметь не меньше 3 воздушных путей, тогда сосредоточение туда воздушных сил может происходить гораздо быстрее. Третья линия проектируется по маршруту: Москва—Казань—Янаул—Караганда—Алма-Ата. Получится третья магистральная линия в Среднюю Азию. И, наконец, четвертое — надо соединить Дальний Восток со Средней Азией, о чем я уже говорил.
Каковы возможности в европейской части Союза? Мы до сих пор поступали плохо, что не развивали линию на Мурманск. Мурманский порт требует того, чтобы мы сосредоточили сюда внимание и имели бы хорошо освоенную трассу. До сего времени в европейской части Союза развитие линии шло главным образом от Москвы в различных направлениях. Сейчас следует проложить несколько магистралей, подходящих к западным границам и параллельно им. На следующий год начнутся изыскания магистрали Мурманск—Ленинград и затем Ленинград—Одесса. В следующем году вступит магистральная линия Одесса—Батум, а затем проектируется линия Архангельск—Москва—Севастополь с тем, чтобы получить две линии — от Мурманска до Одессы и от Архангельска до Севастополя. Вступают в эксплуатацию линии Москва—Минск, Москва—Киев, еще 4—5 магистральных линий, облегчающие маневрирование авиации по Союзу.
Таким образом, с Северного Кавказа можно будет перебросить авиацию на Украину, из центра, из Москвы на Минск, через Могилев на Киев. Затем возможно будет через Киев, Харьков провести линию прямо на Сталинград, чтобы дать еще выход воздушным силам в Сибирь, не пролетая через Москву — прямо на Свердловск и далее.
Таким образом, мы начинаем серьезно заниматься этим делом, но трудности еще в этом деле очень велики. Я имею в виду, Климент Ефремович, технические средства и оборудование линий. Я целиком поддерживаю Якова Ивановича[2] насчет связи. В Европе действительно авиация имеет идеальную связь. На аэродроме в Бурже работают на авиацию 4 радиостанции, в Германии на Шемнельгорском аэродроме 3 радиостанции. Я думаю, что нам нельзя будет обойтись без самостоятельной связи, и тут надо сломить политику Нарком-связи, который не хочет разрешать самостоятельной авиационной радиосвязи. Мы в этом году заканчиваем оборудование 35 радиомаяков, и в следующем году будем иметь еще 35—40 радиомаяков. Основные магистрали уже в 1936 г. будут оборудованы радиосвязью. Тут только надо будет решить вопрос, будут ли это радиомаяки или пеленгаторы. Мы решили оборудовать радиомаяками свои линии по-американски. Это облегчает полеты по трассам одномоторных маломестных самолетов. На следующий год будет оборудована линия на Хабаровск, на Ташкент, на Тифлис, на Ленинград и на Киев. В общем, 6 линий будут оборудованы радиомаяками. Но нужно создать центр радиосвязи.
Ворошилов. Будут оборудованы или только предполагается?
Ткачев. В этом году мы сильно форсируем работу Дальневосточной трассы. Уже поставлены на места радиомаяки до Иркутска. В скором времени они будут оборудованы. Таким образом, нужно широко двигать развитие радиосвязи, чтобы театр был в авиационном отношении подготовлен. Это дело важнейшее для нашей авиации.
Ворошилов. Кто же с вами спорит?
Ткачев. Надо это форсировать. НКсвязи в этом отношении нам не помогает и абсолютно не понимает значения этого для обороны страны.
Теперь прошу разрешить, Климент Ефремович, мне несколько минут. Я хочу доложить вам и информировать Военный совет о целом ряде важнейших вопросов иностранной авиации на основе своей поездки за границу. В этом году мне удалось побывать в Италии, во Франции и в Германии. Причем из этих трех стран я более основательно ознакомился с Италией. Я воспользовался тем, что мне заблаговременно в Италии было дано согласие на осмотр значительного количества объектов. Использовал для осмотра всю нашу делегацию на Миланскую выставку в количестве более 20 инженеров и крупных инструкторов. Когда мы были в Италии, мы осмотрели все крупные объекты — заводы и ряд авиационных объектов. В свое время Италия подготовилась для войны с Абиссинией, и мы осмотрели всю промышленность и все основные авиационные объекты во время ее развертывания для войны. Надо сказать, что за последние годы Италия много кладет сил, чтобы развить свою авиацию, и она, нужно сказать, достигла довольно крупных успехов. С легкой руки Андрея Николаевича Туполева, побывавшего в Америке, у нас создалось несколько пренебрежительное отношение к европейской авиации.
Гамарник. Он доказывал, что в Америке очень хорошие автомобильные дороги.
Ворошилов. Туполев говорил, что лучше наших самолетов нет нигде.
Ткачев. Я на основе ознакомления пришел к заключению, что и в европейских странах авиация имеет очень много того, что надо изучать и использовать. Я остановлюсь на вопросе о бомбардировочной авиации Италии. Я осмотрел бомбардировщики Италии в их полном вооружении и могу сказать, например, что из себя представляет бомбардировщик «Пьяджо-16», максимальная скорость которого, по заявлению итальянцев, 370 км, дальность действия 2000 км; бомбардировщик этот трехмоторный. Это те цифры, которые представили мне итальянцы. Я видел эту машину и скажу, что она, безусловно, имеет скорость 350 км. Общий полный вес этой машины 8450, а полезный вес 3000. Другой бомбардировщик, «Савой-71», трехмоторный. Вот его снимок. Этот бомбардировщик снят с двумя минами по 850 кг. (Показывает снимок бомбардировщика.)
Максимальная скорость этого бомбардировщика 340 км, берет он 2 тонны. Вот торпеды подвешены. (Показывает на снимок.) Бомбардировщик имеет моторы по 650 сил. Этот бомбардировщик оригинален разрешением вопроса об оборонительном вооружении. У него две башни для пулеметов: одна сверху, другая под самолетом. Но так как этих двух точек мало, у него сделаны в боках самолета еще две точки. Обращает внимание применение нового типа бомб на этом бомбардировщике. Делается это так: берут большой кассет, в каждый кассет кладут по 49 бомб, по 2 кг каждая. Говорят, что эти бомбы — осколочные, но я думаю, что эти бомбы либо химические, либо зажигательные. На каждый бомбардировщик, кладут 260 бомб.
Есть у итальянцев новый бомбардировщик более совершенный, чем описываемый «Савой-79». Сейчас он находится на испытании в научно-исследовательском институте. Этот бомбардировщик вначале был сделан в гражданском варианте и дал на испытании максимальную скорость в 430 км. Вот эта машина на снимк. (Показывает снимок.) По заявлению итальянцев, и в бомбардировочном варианте он дает более 450 км. Эта цифра сомнительна, но 400 км, я думаю, этот бомбардировщик должен дать.
Таким образом, вы видите, что по бомбардировочной авиации они приближаются к 400-км показателям. Это трехмоторные сухопутные бомбардировщики.
Из гидромашин я могу отметить одну очень интересную машину «Макис-94», двухмоторную пассажирскую амфибию, у которой очень оригинально устроены уборка и выправка колес. Максимальная скорость ее 300 км в час.
Из истребительной авиации я видел у них ряд истребителей, находящихся на вооружении, и новые опытные. Лучшие из них дают до 420 км в час, причем надо отметить переход на вооружение истребителей тяжелыми пулеметами по 20 мм. Новые истребители имеют вооружение крупными калибрами. Вот здесь на этих снимках вы можете посмотреть эти истребители. (Показывает альбом.)
В итальянской авиации средний тип авиации развивается очень слабо: специальных штурмовиков я не видел. Они для этой цели будут пользоваться истребителями. Разведчики у них сравнительно хорошие: самолет «Ромео» дает скорость до 341 км.
С места. Правильно.
Ткачев. Теперь общие выводы. Я там познакомился со многими конструкторами, которые показали мне некоторые новые самолеты, еще не вышедшие в полет. Самолеты эти большие двухмоторные с показателем 390-400 км в час, причем в гражданском варианте. Фиат мне сам рассказывал, что у итальянцев по преимуществу теперь трехмоторные машины, но новые машины они делают больше двухмоторные. Следовательно, и военные варианты двухмоторных бомбардировщиков, наверно, будут иметь скорость в пределах 380-400 км.
В Германии мне не удалось так много посмотреть, как в Италии, но все-таки я просмотрел новый институт Дефауель, посмотрел их новый самолет Ю-86 с дизельными моторами. Должен сказать, что немцы в последнее время освоили свой дизель ЮМО-5 вполне и ставят его на пассажирских машинах. А так как требования к пассажирским машинам при международных полетах очень высоки, то отсюда я делаю вывод, что дизель ЮМО-5 немцами освоен вполне. Видел я в Штеттине этот самолет. Это двухмоторные машины с дизелями по 550 НР, каждый мотор со скоростью в 320 км. Должен отметить, что Научно-исследовательский авиаинститут Дефауель за последние два года широко развернул строительство: построил 4 новых здания, новую большую испытательную трубу, очень интересную горизонтальную трубу с закрытым циклом поступления воздуха и вертикальную 4-метровую трубу для испытания на штопор. Там же устроен, видимо, конструкторский отдел. В Дефауеле на аэродроме и в ангарах новых машин я не видел. Я считаю, что немцы сейчас очень усиленно занимаются работой над новыми самолетами, но они, видимо, сейчас сосредоточены в заводах. Я видел в институте три новые модели машин: одну 4-моторную, одну 2-моторную и одну закрыли при нашем приходе. Дефауель — очень большое научно-исследовательское учреждение, даже, пожалуй, теперь больше, чем наш ЦАГИ, Французская труба в Шалямидоне является исключительным техническим сооружением размером 18x10 м.
Вообще, я считаю, что сейчас идет большое развертывание научно-исследовательских авиационных учреждений по всем странам.
У французского конструктора Вибо я видел пассажирскую машину скоростью до 400 км. Это значит, что бомбардировка в пределах 400 км в Европе есть. Учитывая все это, нам надо особенно торопиться в развитии строительства по скоростным типам машин. Форсированное строительство авиации в европейских странах должно серьезно толкать нас к более быстрому развитию скоростной тяжелой бомбардировочной авиации и особенно истребителей с высокими скоростями. Я считаю, что нам нужно более систематически следить за ходом развития авиации, как в Америке, так и в Европе, которая сейчас переходит в большом масштабе к развитию и перевооружению авиации.
Ворошилов. Верно.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 97-99.
Ингаунис. Современная зенитная артиллерия имеет чрезвычайно серьезное значение для борьбы с авиацией. Отработка последних усовершенствованных приборов управления зенитной артиллерией позволяет ей наносить поражения самолетам. Достаточно привести некоторые цифры: например, англичане при стрельбах в мирных условиях на каждые 9 снарядов дают одно поражение по рукаву, буксируемому со скоростью 150 км на высоте 2500 м.
Нашим курсом огневой подготовки предусмотрен целый ряд специальных противозенитных маневров для того, чтобы избежать ее и защитить себя от огня зенитной артиллерии. В это лето воздушные силы Киевского военного округа провели опытное учение с целью установить и проверить действительность противозенитных маневров. В результате этого опытного учения выяснилось, что все противозенитные маневры, которые предусмотрены нашим курсом огневой подготовки, безусловно, заслуживают серьезного внимания и в известной мере затрудняют прицельную стрельбу зенитной артиллерии. Выяснилось также, что маневр по высоте и направлению, в особенности звездный налет, требуют некоторого усовершенствования. Одновременно с этим выяснилось, что лучшей защитой для легкобомбардировочной авиации является комбинированный маневр по высоте и скорости. При этом маневре прицельность огня зенитной артиллерии в значительной степени уменьшается, хотя прицельные приборы учитывают маневр и движение. Но зенитная артиллерия не успевает вносить поправки в прицеливание и менять трубку снаряда. Прицельные приборы зенитной артиллерии во всех армиях построены по принципу: самолет всегда летит на одинаковой скорости и высоте и в заранее намеченном направлении. При этом необходимо отметить, что налеты в рассредоточенном виде, с одновременным применением противозенитного маневра, являются трудными для ведения прицельного огня. Достаточно рассредоточить эскадрильи или отряды по отрядам и звеньям на дистанцию не более 400-600 м, на 20—25 сек. полета, как сейчас же стрельба зенитной артиллерии оказывается в трудных условиях.
Зенитная артиллерия вынуждена свой огонь рассредоточивать по многим целям, ослабляя этим поражение, или должна вести огонь по какой-либо одной цели, оставляя совершенно без поражения другие отряды или звенья. Кроме того, от командира зенитно-артиллерийского дивизиона при таком налете требуется распределение заранее своих батарей по отдельным целям. Без соответствующего распределения целей и заранее разработанного плана значительно затрудняется управление. Это видно хотя бы из следующего примера: авиаотряд, следуя на цель в колонне звеньев, имел дистанцию 400-600 м, одновременно применял маневр по направлению. Командир артдивизиона, наблюдая за полетом, отдал распоряжение открыть огонь по ведущему звену. Когда оно сбросило бомбы, то уже было поздно перенести огонь на следующие звенья. Второе и третье звенья сбросили бомбы на цель, будучи не обстреляны огнем зенитной артиллерии.
Порядок звездного налета требует некоторого уточнения. У нас предусмотрено в огневом курсе, что еще, не доходя до цели 60 км, эскадрилья должна рассредоточить свои отряды и следовать на цель по разным направлениям, причем так рассчитать свое движение на цель, чтобы выйти одновременно и сбросить бомбы. На практике одновременный выход с большой точностью чрезвычайно труден. Всегда на 1-2 мин. отдельные эскадрильи могут запаздывать. Такое запаздывание будет вполне достаточным, чтобы зенартдивизион смог бы обстрелять по очереди все отряды. Кроме того, движение на цель широким фронтом будет вводить в дело всю зенартиллерию данного оборонного пункта. Следовательно, наиболее выгодно эскадрилью расчленять поотрядно у переднего края огня обороны, имея интервал не более 400—600 м. Можно также выходить на цель на узком фронте с разных направлений, но с промежутками во времени между отрядами не более 15-25 мин.
Затем следует отметить следующее: все силы зенитчиков и все их внимание сосредоточено главным образом на том, чтобы нанести максимальное поражение легкобомбардировочной авиации в тот момент, когда она находится на боевом курсе. К сожалению, наши бомбардировочные прицелы, независимо от противозенитного маневра, при подходе к цели требуют прямолинейного полета в течение 40 сек. для того, чтобы прицелиться и сбросить бомбы. Эти 40 сек. прямолинейного и горизонтального полета являются наиболее опасными для легкобомбардировщиков. К сожалению, наши бомбардировочные прицелы не позволяют сократить это время. Мне кажется, что надо было бы нашим конструкторам создать такой прицел для бомбометания, чтобы сократить боевой путь до 20— 25 сек. Если нам это удастся, тогда мы сможем свести к нулю действительность огня зенитной артиллерии при существующих приборах управления зенитной артиллерии.
На опыте мы убедились, что совсем не используем солнце для прикрытия от наблюдателя при заходе на цель. Как оказалось, солнце может явиться серьезным маскировочным средством при заходе на цель и затрудняет стрельбу зенитной артиллерии. Когда самолеты заходили со стороны солнца, артиллеристы не смогли получить нужные данные, так как все приборы оказались неприспособленными для такого наблюдения. От лучей солнца наблюдатели на приборах были ослеплены. Самолеты, заходившие со стороны солнца, в большинстве своем были совершенно не обстреляны.
Кроме того, необходимо указать, что бомбардировочные самолеты после сбрасывания бомб обязательно некоторое время должны продолжать маневрировать, применяя противозенитный маневр, пока они не выйдут из сферы действия зенитной артиллерии. Каждый обороняемый будет иметь огонь на подходах с любых направлений. Следовательно, чтобы его избежать, легкобомбардировщикам придется после сбрасывания бомб немедленно переходить на противозенитный маневр, чтобы затруднить стрельбу.
Затем вопрос с дымами. Здесь выяснилось, что в этом направлении можно много сделать, чтобы затруднить прицельную стрельбу зенитной артиллерии. Наиболее действительным средством является непосредственное задымление батарей. Но выяснить в глубоком тылу противника точное расположение зенитной артиллерии будет трудно при условии применения современных средств маскировки. Поэтому на непосредственное задымление батарей рассчитывать не приходится. Необходимо сосредоточить все внимание на задымлении самолетов-бомбардировщиков в воздухе, применяя для этой цели крейсера, которые будут привлекаться для прикрытия тяжелой бомбардировочной авиации от нападения истребителей противника. Оказывается, путем соответствующего построения крейсеров вполне возможно создать соответствующие дымовые коридоры или сплошные горизонтальные дымовые завесы ниже на 50—100 м. Таким образом, дымовые завесы являются важным и необходимым средством для прикрытия боевого пути самолетов в течение 40 сек. от огня зенитной артиллерии при сбрасывании авиабомб.
Последний вопрос относительно ночного бомбометания. Некоторые доказывали, что, пользуясь планированием, можно заглушить мотор и подойти внезапно к цели и сбросить бомбы, нейтрализуя этим звукоулавливатели. На самом деле оказалось: самолет, находившийся от обороняемого пункта в 10—15 км и переходивший в планирование с высоты 3‘/₂—4 тыс. м, был обнаруживаем нашими звукоулавливателями. Шум планирования также был хорошо слышен. Это объясняется тем, что наши моторы М-17 работают с выхлопами, а это позволяет звукоулавливателям не без трудностей обнаруживать самолеты и направлять прожектора. Из 3 случаев планирования один самолет был сразу обнаружен и освещен прожекторами, второй в районе цели освещен и только третий самолет не был обнаружен. В результате этого опыта необходимо внести ряд изменений и уточнений в курсе огневой подготовки легкобомбардировочной авиации в отношении противозенитного маневра.
В 1936 г. надо провести дополнительные опытные учения по выработке мер зашиты легкобомбардировочной авиации от огня зенитной артиллерии, но с обязательными боевыми стрельбами. Выработать новые способы стрельбы зенитной артиллерии по маневрирующим самолетам.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 99-100.
Тодорский. Товарищи, в эти 10 мин. я остановлюсь только на двух вопросах — об оперативно-тактической подготовке и о Военно-воздушной академии. Вопрос оперативно-тактической подготовки командного состава и штабов остается кардинальным и на 1936 г. Проведение оперативно-тактических занятий вообще дело трудное. В авиационном разрезе в нашем воздушном флоте это дело сугубо трудное, ибо здесь мы сталкиваемся с вопросами новыми или недостаточно отработанными. Это первое условие.
Второе условие: в содержании такого занятия обычно мы имеем обширный диапазон обстановки в отношении действий на земле, в отношении действий в воздухе, в отношении большого пространства, хотя и для занятия на земле этот диапазон тоже стал широким, поскольку земля должна считаться с воздухом.
Третье условие — это в отношении необходимости сложных авиационных расчетов. Для проведения таких занятий нужны не только знания командира, но и соответствующее умение — как провести эти занятия. Я считаю, что в отношении методики подготовки обучения у нас недостаточно внимания обращается как в воздушном флоте, так, я бы сказал, и во всей армии.
Ворошилов. Правильно.
Тодорский. Еще в прошлом году народный комиссар обращал на это внимание и ставил вопрос даже в разрезе освоения нами вопросов педагогики. У нас это дело обстоит не совсем благополучно. Я вспоминаю историю Красной армии, как мы обучались. Несколько лет тому назад мы методику подготовки штудировали более или менее интенсивно. Около этого вопроса народилась и специальная литература: Михаил Николаевич написал соответствующий труд, Александр Ильич — о взводе, Иероним Петрович — насчет подготовки авиации, Триандафиллов писал, наконец, много писали наши «Бюллетени боевой подготовки». Этим вопросом мы интересовались. Сейчас же этот вопрос у нас снова требует сугубого внимания. Армия наша стала гораздо лучше. Но я считаю, исторически это правильно, что самая лучшая армия должна иметь самую лучшую методику обучения, должна особенно интересоваться этим вопросом.
Если мы возьмем довоенную Германию, то вы знаете, что ее армия была хорошей армией перед мировой войной. Вы знаете одновременно, что вся хорошая литература по методике подготовки накануне мировой войны являлась литературой германской армии. Вспомните книгу подполковника Альтрока «Вождение войск» с 56 задачами по прикладной тактике⁷⁶ или «Тактические письма» (25 задач) генерала Грипенкерля и ряд других. Довоенная первоклассная армия этим делом всерьез интересовалась. Мы сейчас хорошая, первоклассная армия, и, по-моему, на этот вопрос должны обратить также самое серьезное внимание. Надо все уже изданные нами книжки соответствующим образом пересмотреть нашим маршалам и командармам и всем остальным авторам и их повторить или составить новые.
Гамарник. В частности, большое слово в этом отношении должно принадлежать академиям.
Тодорский. Совершенно правильно. Мы также должны этим делом заняться всерьез. Академия по мере сил и возможностей в этом старается, но, безусловно, недостаточно. Академия дала тактику бомбардировочной, разведывательной и истребительной авиации, элементарный курс тактики и общую тактику военно-воздушных сил. В некоторых из них, по прямым указаниям т, Алксниса, который исходил из установок народного комиссара, даны соответствующие задачи под углом методики обучения. Мы работаем еще мало, будем стараться больше, но надо сделать запрос и всем остальным товарищам.
Тов. народный комиссар иногда хвалит БВО и КВО, персонально товарищей Уборевича и Якира. Мы это слышим, но я считал бы, что было бы неплохо, чтобы мы иногда, персонально от своего лица, похвалили бы их.
Ворошилов. Это было бы хорошо.
Тодорский. Мы так уважаем вас, товарищ народный комиссар, что поскольку вы их хвалите, мы их тоже хвалим. Сейчас вот даны нам военные звания; это дело очень великое. Раньше был просто командующий войсками Украинского военного округа т. Якир, теперь же — командарм 1-го ранга. Это звание дано перед всей страной, это говорит о том, что можно и нужно спрашивать с человека, и мы, я считаю, имеем полное право с каждого соответственно спросить.
Якир. Я не понимаю, в чем суть вопроса.
Тодорский. Вы хороший командующий, мы имеем право просить опыта вашей работы.
Якир. Это дело запрещается.
Тодорский. Нам нужно, чтобы был обобщен опыт работы хороших округов, хороших командиров, мастеров обучения. Я говорю так, потому что мы нуждаемся, чтобы хороший опыт передавался, а не был достижением одного или двух округов. Возьмите вы даже старую армию.
Левичев. Драгомирова что ли?
Тодорский. Не только Драгомирова, но и целый ряд более скромных командиров, накопивших большой служебный и учебный опыт, которым они делились с другими командирами. В военной литературе старой армии есть книги такого рода даже командира пехотного полка, который день за днем описал весь свой служебный год с точки зрения методики в подходе к учебе и хозяйству. Вспоминаю такие же книги некоторых кавалерийских начальников, также делившихся в меру своего разумения своим богатым служебным и учебным опытом. Я считаю, что на методику подготовки мы должны обратить соответствующее внимание и каждый каждому помочь своим опытом. Вот, например, в отношении военных игр. В округах проведено много авиационных игр. Мы должны их знать так же, как наши авиационные игры должны знать округа.
Якир. Он хочет, чтобы т. Егоров рассылал отчеты об играх, материалы и т.д.
Егоров. Нет, он хочет, чтобы т. Якир приезжал в академию.
Тодорский. Я уже сказал, в чем мы нуждаемся и чего просим. Мы просим популяризации хорошего опыта и взаимной помощи в работе.
Второй и последний вопрос, т. народный комиссар, относительно Воздушной академии. Два года тому назад народный комиссар на партийной конференции МВО охарактеризовал нашу академию как неблагополучную среди академий Московского гарнизона. Сейчас мы можем доложить Военному совету, что наша академия заняла свое подобающее место в раду других академий РККА, т.е., если можно так выразиться, ликвидировала прошлое неблагополучие. Мы сейчас намерены соревноваться не только с академиями РККА, но согласны и с французской академией, которую называют высшей национальной авиационной школой.
Ворошилов. Смотрите! А письмо Кресьтянинова вы читали?
Тодорский. Так точно. Читал письмо и принял к исполнению ваши исчерпывающие указания по этому поводу. У нас есть некоторая недомолвка в отношении характера этой школы. Французская высшая национальная школа комплектуется не так, как наша Воздушная академия. Она комплектуется инженерами, уже окончившими высшее учебное заведение.
Ворошилов. Наши адъюнкты прибыли на подготовительный курс и закричали караул, что мы работать не можем, так как математику мы знаем не в том объеме, в котором она там требуется. Вот вы и расскажите, как вы думаете соревноваться? Как арифметика вашей академии будет состязаться с высшей математикой французской академии?
Тодорский. Мы имеем из французской академии все материалы, как они принимают, какой у них распорядок, как строится учеба и каково ее содержание. Туда принимаются инженеры, одаренные в научном отношении. Там учатся десятки, у нас в академии 1500 чел. А наши адъюнкты оказались там действительными большевиками.
Ворошилов. В этом я не сомневаюсь.
Тодорский. Правда, они вначале испытывали недостаточную подготовленность, но за этот год они так подковались, что сейчас учатся и не отстают от остальных слушателей французской академии. Вот почему я сказал, что они настоящие большевики.
Как мы будем соревноваться с французской академией? Имея у себя учебники такой академии, зная ее требования, зная ее программы, имея с ней постоянную связь через этих адъюнктов, мы сейчас в учебный план Воздушной академии — т. Алкснис это подтвердит — внесли из Франции все то полезное, что в наших силах. Мы соответствующим образом расширили вопросы математики; подняли значение химии и физики, переведя их из авиатехнического цикла в общеинженерный; переходим на единый учебный план. Ввели стабильное расписание занятий на квартал; добиваемся большей самостоятельности в работе слушателя; развиваем большую наглядность обучения; увеличили время на практические работы; взялись за полное обеспечение учебникам; наконец, более жесткими требованиями к вновь поступающим слушателям создаем благоприятную базу для успешной учебы. Эти и рад других мероприятий позволяют нам сказать, что при нажиме, при серьезном старании мы достигнем больших результатов в соревновании с лучшей академией заграницы.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 100-101.
Бергстрем. Своевременная постановка вопроса о воздушном бое в целом очевидна. Мы имеем много неясностей хотя бы в вопросе воздушного боя. Мы воздушный бой понимали очень часто как бой между самолетами в воздухе, а на самом деле воздушный бой нужно разделить на несколько групп: действия против земных целей и действия в самом воздухе.
Я считаю правильной также постановку вопроса о подготовке наших будущих операторов академиков. Дело с подготовкой операторов в отношении морской авиации у нас неблагополучное. К сожалению, руководители нашего морского факультета настолько плохо сами подготовлены, что они не могут руководить даже слушателями. Люди, которые идут в академию из морей, говорят, что им стыдно слушать то, что им преподают. Думаю, что академия РККА в этом вопросе идет впереди. Мы имеем прекрасные достижения в области подготовки технических кадров, но в области оперативной подготовки командиров по морской линии достижения наши малы.
Тов. Алкснис, командарм 2-го ранга, поставил перед нами целый ряд задач. Можно по этому вопросу много говорить. Я остановлюсь только на нескольких вопросах.
Вопрос управления в воздухе. Мы на сегодняшний день имеем неплохие радиостанции, но радиостанции, которые все же не обеспечивают передачу сигналов так, как нужно. Мы практикуем передачу сигналов в открытом и шифрованном виде. Я считаю, что радиосигналы в воздухе в открытом виде допускать нельзя. Некоторые считают, что в воздушном бою шифровать не нужно, а я считаю, что нужно. Нужно создать аппаратуру телемеханики, которая позволяла бы передавать, тогда можно будет поставить вопрос о четком управлении самолетами в воздухе. Если мы будем передавать распоряжения голосом, то противник нас поймает и цель уйдет из наших рук. Вопрос воздушного боя в том понимания, как оно у нас возникает. Возьмем для примера бой между, скажем, истребителем и бомбардировщиком. Я считаю, что мы в этом отношении идем несколько неправильно. В 1935 г. мы имеем большие достижения в области увеличения огневых дистанций. Мы провели опытные учения — стрельбу с высоты 1000 м по мишени размера ТБ-3[3] и имеем 40% попадания.
Здесь кто-то кашляет, случайно или нет. (Смех.)
Когда я прибыл в часть и в присутствии т. Кожанова предложил летчикам стрелять с этой дистанции, то все летчики закашляли и считали, что я не совсем нормальный, как, мол, можно стрелять с такой дистанции. На следующий день теоретически было доказано, что стрелять можно, но попаданий не будет. После 3 дней пребывания моего в части летчики стали попадать с этой дистанции, перестали кашлять — начали стрелять. Тов. Кожанов, командующий
Черноморским флотом, может это подтвердить. Я это говорю для того, чтобы доказать, что истребители могут и должны быть привлечены для атаки аэродромов, для расстреливания отдельных самолетов. Истребители — один из лучших видов оружия при уничтожении авиации противника на аэродромах.
Мы должны выпячивать наши истребители — лидеров. Мы идем, к сожалению, по линии «гельдерсиады», мы увлеклись массовыми операциями в воздухе, мы забыли, что нужно старикам, хорошим истребителям дать дорогу, сделать из них не асов, а лидеров. Предлагаю делать это для того, чтобы хорошие истребители могли бы вести за собой более молодых, а мы как-то стрижем всех истребителей под одну гребенку. Ведь нельзя же стричь всех под одну гребенку — и Чкалова, и Бергстрема, — не выйдет это. Чкалова мы знаем как прекраснейшего пилота, перед которым я в любую минуту готов снять фуражку и низко ему кланяться, а он в бою, по нашим правилам, должен идти сомкнутым строем, сзади старшего, который должен его вести в бой.
Мне кажется, что нам нужно создать школу таких летчиков, однако не возвращаясь к старому времени, когда мы готовили асов, когда один воевал, а остальные охраняли. Нам нужно выращивать молодых истребителей, а мы из школ будем их получать. Я считаю, что у нас вредный уклон в этом отношении, когда мы хотим идти в бой только массами. Когда я в истребительной авиации работал, то мне казалось, что четко быстро маневрировать большими соединениями нельзя. Мы выделяли звено и отрабатывали его так, что действительно моментально могли действовать. Теперь мы переходим на большие скорости, и мы должны маневрировать и в одну, и в другую сторону. Если же действовать большими соединениями, то получается хорошая мишень-строй, тем более что мы в сомкнутом строю летаем. Тогда противнику останется только стрелять в гущу, как охотник стреляет по уткам.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 101.
Меженинов. Я считаю нужным отметить работу авиации. Я сравниваю те цифры, которые сейчас возросли в связи с увеличением мощности отдельных моторов и в связи с увеличением количества авиации в наших частях. Если взять наш войсковой отряд, то его общая мощность была 5000 л.с. Если взять теперешний войсковой отряд, то его мощность 15 000 л.с. За счет этого увеличения мы получили и большую скорость в воздухе и грузоподъемность, но зато много потеряли на земле. Нам нужно теперь гораздо больше подвозить для авиации и горючего и смазочных веществ, и нужно сказать, что маневренность на земле значительно понизилась в сравнении с авиацией вчерашнего дня. По легкой авиации и по бомбардировочной мы имеем следующее: с 10 000 л.с. мы повысились до 25 000 л.с., по тяжелым бомбардировщикам с 24 000 л.с. мы имеем повышение до 45 000 л.с. на каждую эскадрилью. Этот один факт говорит о том, что на сегодняшний день мы должны учить организации базирования авиации, и в этом отношении у нас есть пробел.
В этой части маневрирования по земле теми средствами, которыми мы располагаем, мы не сможем дать полную маневренность авиации, так как мы мало работали по маневрированию на земле, а раз не работали на земле, то какая же от этого может быть получена свобода в воздухе. Какие будут действия в воздухе, если на земле на базе мы как следует не проработали всех вопросов снабжения и эксплуатации? Основное и главное это то, что та мощность, которая имеется в воздухе, должна быть увязана с маневренной способностью на земле. Для этого в первую очередь надо подготовить свой парк с тем, чтобы иметь возможность умело справиться с задачами, которые стоят перед авиацией, т.е. чтобы транспорт справлялся в отношении подвоза горючего и др. для авиации.
Второе обстоятельство — это то, что скорость значительно возросла. Если взять новый польский истребитель, который имеет скорость 380 км, то делая вираж при крене в 20°, этому истребителю нужен радиус 250 м. Это значит, что истребители с такими скоростями ограничены в маневре. Эти истребители в горных условиях будут малоопасны. Этот истребитель может действовать только против соединений. Этот истребитель будет идти в хвосте другого типа истребителей. Скоростной истребитель в этих условиях мало пригоден. Это одно обстоятельство, которое мы должны учитывать, когда говорим об обеспечении свободы авиации, о методе борьбы с авиацией противника. В Бобруйске был произведен прекрасный опыт маневрирования бомбардировщиками тяжелой мощности, и для них истребитель не был особо опасен и крейсер Р-6 оказался в таком положении, что он отсекает истребителей.
Второй вопрос — бой передними пулеметами не всегда выгоден. Параллельный курс выгоднее. Поэтому надо обучить всю авиацию наступательному бою, это может дать большие результаты. Линейность всей авиации по отношению к воздуху и возвращение к линейности против земли надо учесть в нашей подготовке. На эту линейность в обоих случаях следует перейти.
Следующий вопрос, который поставил т. Алкснис, это вопрос о том, как управлять авиацией. До сих пор мы ставили этот вопрос таким образом, что, присоединяя авиацию к корпусу, присоединяя ее к армии, ставили перед ней задачи в мелком детальном бою. Французы против этого; они говорят, что это — напрасной и дорогой ценой расходовать авиацию, не достигая цели. Вы же знаете, что в таких случаях попадать в цель почти невозможно, потому что вы быстро проноситесь мимо цели и уже стрелять нельзя. Сейчас в связи с новыми самолетами совершенно четко надо поставить задачу в той форме, как здесь докладывал начальник военно-воздушных сил, т.е. ставить перед ней определенную задачу на период боя и на период сражения, а авиация сама будет решать, где ей ударить.
Французы говорят, что в мелкий бой не стоит ввязывать авиацию, так как у нее есть более важные задачи — исключить противника из боя. И я считаю, что авиацию следует бросать в тот момент, когда началось уничтожение противника по всему фронту, чтобы добить противника окончательно. Таким образом, из самого центра боя авиация по этим мыслям как бы выводится.
Теперь относительно радиуса действия авиации. Когда мы рассматриваем технику самостоятельных действий авиации или решаем оперативные задачи, то мы берем технику радиуса действия авиации по справочнику. Ночной авиационный бомбардировщик в 1932 г. давал 1000 кг бомб на дальность в 600 км — это было прекрасно, и сегодня он дает 3000 кг бомб на 700 км — это великолепно. Если теперь перейти к тем самолетам, которые мы имеем на сегодняшний день, то у меня, например, самый большой полет был полет на 7¹/₂ часа. Конечно, сидящие здесь летчики могут летать и на большую длительность, но летаем мы все длительно на высоте 2000 м. Как только переходим на 5000 м, то всем экипажем военного времени вытянуть большой технический радиус действия при таких скоростях нельзя. Тогда все темпы наших вылетов будут совершенно другие и в операции большое количество вылетов сможет сделать ограниченное количество летного состава. На основании всего этого я и думаю, что в расчетах радиуса действия авиации надо исходить не из технических свойств самолета, а из всего комплекса условий — каковы чисто метеорологические условия и какова боевая обстановка.
И последний вопрос, который я хотел еще затронуть, — это вопрос об управлении. Совершенно ясно, что для того, чтобы управлять хорошенько авиацией, надо иметь ту связь, которую выдвигал здесь т. Алкснис, — проволочную связь со всеми аэродромами. Но я хотел бы доложить относительно аэродромной радиослужбы. Ведь мы получаем все время сведения о том, куда летит самолет противника. Путем радиопеленгации движение нашего самолета, разговаривающего по радио, будет сопровождаться тем, что его связь все время будет засекаться противником. К этому приспособлена вся служба ПВО в Германии. У них разговор идет 10 мин. путем пеленгатора, и я считаю, что такую сеть пеленгаторных станций ПВО следует завести и нам.
И самый последний вопрос — это о резерве авиации и о подготовке кадров. Мы сейчас опираемся в отношении кадров на наши военно-воздушные школы и на гражданский воздушный флот. Мы делаем большую ошибку, что изгнали средний мотор из своего обращения, и второе — не готовим военных кадров, постоянно летающих на линиях, и здесь предложение Белорусского округа я считаю совершенно правильным не только с точки зрения установления связи между гарнизонами, но с точки зрения постоянной тренировки нашего военного воздушного флота в полетах на линиях.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 102.
Лавров. Относительно оперативно-тактической подготовки высшего начсостава и штабов Воздушных сил. Состояние этой подготовки меняется в лучшую сторону чрезвычайно медленно. Это происходит, по моему мнению, в силу следующих обстоятельств. Во-первых, этим делом мы мало занимаемся. Для руководства подготовкой мало выпущено нужных пособий, специальных наставлений и т.д. С конца 1934 г. центром не было проведено ни одной оперативно-тактической игры с высшим начальствующим составом Воздушных сил. Следовательно, определенного направления в этом деле мы не имеем и солидных разработок пособий даже те учреждения, которым этим нужно было бы заниматься, не делают и не представляют. Это субъективная причина.
Вторая причина, не менее важная. Решения по оперативному использованию и тактике Воздушных сил переживают сейчас, по моему мнению, некоторый кризис, и этот кризис мы почувствуем еще сильнее, как только начнем получать в Воздушных силах новую материальную часть. Этот кризис вызван тем, что резкий качественный рост летно-тактических данных самолетов вносит много нового в тактику и оперативное использование Воздушных сил. Несколько примеров. Что происходит в результате роста качества новой материальной части? Новый истребитель стал несравненно сильнее, но по отношению к старым самолетам; по отношению же к новому бомбардировщику СБ он имеет малую разницу в скоростях, маневренность он потерял, видеть летчик стал хуже, управлять таким истребительным соединением стало труднее. Бомбардировщик приобрел как бы тактическую независимость, ему не нужно непосредственного охранения, но ему обязательно нужны данные разведки. У него сокращается дальность действия, во всяком случае пока что она не растет.
Таким образом, новые качества самолета вносят много нового в тактику всех Воздушных сил, так как новые самолеты позволяют ряд задач решать новыми приемами. Я бы сказал так: рост скорости является таким качеством, которое остальные качества самолета видоизменяет иногда в худшую сторону по сравнению с прежним типом, но в то же время дает чрезвычайно большой рост боевой эффективности. Именно по причине изменения всех прочих качеств при росте скорости автономные действия одного рода авиации не дают высокой эффективности. И чтобы ее достигнуть и полностью скорость использовать — надо широко практиковать при решении задач оперативно-тактическое взаимодействие различных родов авиации. Поэтому я считаю, что в оперативно-тактической подготовке первым надо поставить изучение командным составом авиации тактики родов авиации для того, чтобы этот командный состав хорошо умел руководить авиацией во взаимодействии, потому что взаимодействие потребуется прежде всего.
И второе — относительно оперативной подготовки. Здесь нам необходимо решительно перейти на выполнение принимаемых старшим командованием обязательств. Если составляются планы занятий, если намечают ряд учений, то, безусловно, их надо выполнять. Это самое главное. В содержании учений необходимо тщательно изучить взаимодействие различных родов авиации. Без этого мы не можем перейти к оперативным занятиям. В оперативной подготовке темами должны быть вопросы боевого применения всех родов авиации в первоначальный период войны. Оперативная подготовка, начатая в классе на карте, должна быть закреплена крупными и длительными учениями вплоть до воздушных маневров.
Перехожу ко второму вопросу — о воздушном бое. Я считаю, что в современных условиях применение для воздушного боя только одного пулеметного истребителя вызывает большие сомнения. Опыт Бобруйского учения показывает, что уменьшение разницы скоростей между истребителем и бомбардировщиком значительно осложнило атаку первым второго. Но можем ли мы сделать такой вывод, что бой в воздухе в результате этого теряет свое значение? По-моему, нет. Надо искать другие средства, применение которых обеспечит возможность вести успешный бой в новой обстановке. Надо перейти к изучению комбинированного воздушного боя. Это понятие слагается так. Мы можем применять бомбардирование целей в воздухе. Даже небольшая воздушная цель, отряд, идущий в строю, может быть в настоящее время подвергнут бомбардировке. Наша техника решает эту задачу. Мы имеем акустический взрыватель, т.е. взрывание бомбы в тот момент, когда она пролетает около самолета. Затем, для участия в воздушном бою необходимо привлечение тяжелого калибра, действующего с дальней дистанции. Нам нужны пушки, стреляющие с 2 км. Так вот комбинация бомбометания, действие пушечной авиации с дальних дистанций и, наконец, бой вплотную на небольших дистанциях пулеметами — это то, из чего будет складываться воздушный бой в ближайшее время. Я полагаю, что мы этому делу должны научиться в 1936 г., проведя опытные учения, которыми развить то, что было начато в 1934 г., и продолжить работы 1935 г. в Бобруйске.
Применение комбинированного воздушного боя заставляет сделать вывод, чтобы наша бомбардировочная авиация научилась летать в расчлененных боевых порядках. Расчлененный порядок одновременно затрудняет действие противовоздушной обороны. Также нужно научиться ходить соединениями и расчленениями, чтобы этот порядок не был пронизываем дальнобойным огнем, чтобы дальнобойный огонь против этого порядка не давал такого эффекта, как против массы плотно идущих самолетов. Нужно научиться ходить частями в порядках расчлененных, но управляемых и имеющих возможность осуществлять взаимную огневую поддержку. Такие порядки не будут разрушаться дальнобойным огнем, как массы авиации, идущие в плотных строях.
Последнее, на чем я считал нужным остановиться, это о воспитании летчиков-истребителей. Мы должны воспитать летчиков-истребителей так, чтобы они смело подходили вплотную к самолету и маневрировали на больших скоростях около цели. Мы этого избегаем. Мы предпочитаем на учении только обозначать атаку. Необходимы специальные учения, чтобы научить людей маневрировать около воздушной цели на дистанции 50—100 м и такими мероприятиями поднять дух техники пилотажа.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 103.
Якир. Я хочу начать с того, чем кончил т. Лавров. Я думаю, что правильно говорили тт. Лавров и Хрипин по вопросу о пилотаже и по вопросу о большей смелости: безусловно, нужно дать большую подготовку истребителям. В частности, поскольку у нас нет пока никаких документов по стрельбе звена, отряда и эскадрильи, а о бригаде нечего говорить, то, если верно то, о чем говорил Яков Иванович[4] в смысле сроков (он это обрабатывает, я знаю), что они дадут документ, без которого воздушного боя отряда или эскадрильи у нас быть не может, не говоря о бригаде, тогда можно подойти к этому делу более организованно и предоставить некоторую свободу опытным подразделениям, частям и опытным людям. Тут нужно ограничиться двумя показателями: подходом и временем стрельбы. Маневра, на котором он подойдет, мы не знаем, это мы постараемся выдумывать. Мне думается, нужно предоставить определенным подразделениям, частям выработать определенные данные — подход не ближе такого-то, огонь такой-то для выполнения целого ряда задач, а маневр подхода — это твое дело. Ряд отрядов, как например, в КВО Рычагова, Стецюры, производили целый ряд операций, которые дадут основания для дальнейшего уточнения курса стрельб.
Перед тем как два слова сказать по вопросу использования авиации, я хотел развить то, что я в конце начал говорить по первому вопросу — это вопрос о курсах, о планах и как мы живем. Установлено, что у нас на законном основании не должно быть ни одной законченно подготовленной бригады, если исходить из документа, потому что у нас весь курс рассчитан на два года, курс первого и второго года. Там или совсем нет человека, который прожил бы два года в одной части, или это редко очень бывает. Выходит якобы ни одной законченной бригады нет. Я прошу внести изменение в бригады Бахрушина и Смышляева, чтобы учить индивидуальной подготовке и работе в составе эскадрильи, отряда. Для этого не обязательно лезть со ступеньки на ступеньку для подготовки бригады. Формально этому нужно положить конец и добиться одновременности того, что совершенно ясно написано на бумаге у Якова Ивановича в штабе. Таким образом, этим двум линиям учить: ты учишь его индивидуально и вводишь в строй. Я убежден, что Яков Иванович будет присылать на курсы всю зиму, а их нужно выпустить в этом году значительно скорее.
Теперь относительно того, о чем говорил т. Лавров, и то, о чем в течение двух лет я докладывал, товарищ народный комиссар: о пушке на тяжелый самолет. Этот вопрос бесспорный и требующий своего разрешения в самый короткий срок. Иначе что же получается на сегодняшний день. Мы получаем целый ряд тихоходных кораблей, а для стрельбы по ним мы ставим «птички», и если нет данных для стрельбы отрядом, кораблем, флангом, бортом, то получается картина ненормальная. Народный комиссар давал задание о том, чтобы нам поставить пушку, причем должен сказать, что пушек сколько угодно. Пушку нужно поставить, это внесет радикальные изменения.
Следующий вопрос — относительно наставления. Вы помните, Климент Ефремович, что 5 лет тому назад я был освобожден от должности председателя комиссии, которая должна была составлять, составляла и составила один экземпляр устава вождения авиации. Послали его сюда, он затерялся каким-то образом, пропал, и дело было передано соответствующей инстанции. Ведь нельзя же считать нормальным такое положение, когда нет никаких уставов. Документы, которые выпускаются об оперативно-тактической подготовке оперативного факультета ВВА, говорят о технической подготовке инженеров, которая достигается физическим перенапряжением людей. С вопросом оперативной подготовки обстоит из рук вон плохо. Я не назову ни одного человека у себя в округе, окончившего оперативный факультет в Военно-воздушной академии, который блистал бы как генштабист в округе и тянул бы за собой других. Я не назову ни одного генштабиста, ни одного воздушника. Если мы имеем генштабистов подобного рода, то это фрунзенцы, которые пробыли в академии, пробыли в войсках, развернули это дело, интересуются боем. Жить на основе только того, что имеется, трудно. Нужно получить основные документы, нужно заставить академию издать.
Тут т. Тодорский острил, но я не понял, в чем сущность данной остроты. Было сказано, что раньше был Якир, а теперь стал будто бы другой Якир. Я был Якиром, остался Якиром, ничего не изменилось. Если был плохим командующим, то, значит, остался и плохим командармом. Во мне, как в человеке и работнике, ничего не изменилось.
Тодорский. Ответственность повысилась или нет?
Якир. Потом вы прочтете лекцию об этом; я понимал всегда всю ответственность, всю свою роль как большевик, для меня ничего не изменилось.
Гамарник. Какое отношение это имеет к авиации?
Якир. Теперь относительно методики. Я прошу поставить перед ЦК вопрос о том, чтобы бьшо отменено решение, запрещающее командующим летать.
Голос с места. Правильно.
Ворошилов. Как только сократите аварийность, хотя бы на 80% по сравнению с тем, что мы имеем в этом году, тогда поставлю, сейчас ставить нельзя.
Якир. Я хочу объяснить — почему это необходимо. Можно отменить это правило не для всех командующих, а для тех, которые совершают оперативные полевые поездки.
Ворошилов. До тех пор пока мы не выведем авиацию в положение, когда аварии, или тем более катастрофы, будут очень редкими несчастными случаями в нашей огромной авиации, до тех пор ни мы, ни командующие летать не будем. Правительство об этом слышать не хочет, и, по-моему, делает совершенно правильно. Очень тяжело, очень неприятно, когда мы теряем авиаторов, но совершенно нетерпимо, если мы потеряем командующего. Это слишком большой капитал. Те неудобства, о которых вы говорите, бледнеют по сравнению с тем, что мы будем терять людей. Много ли их? Вот сидят 80 чел. — это вся верхушка Рабоче-крестьянской Красной армии. На фордах в течение года мы потеряли двух командиров дивизий. А вы хотите летать?
Якир. Я хочу объяснить, о чем идет речь.
Ворошилов. Конечно, было бы удобно, если бы вы летали, и было бы удобно, если бы я летал и появлялся неожиданно там, где захочу. Но вот я не могу этого делать.
Якир. Речь идет о методике. Абсолютно правильно, что методика представляет собой очень серьезное дело. Я считаю наиболее удачным методическим способом обучения авиационную полевую поездку, результаты которой сохраняются на всю жизнь. Пусть любой командир дивизии или командир корпуса, который принимал участие в такой комбинированной полевой поездке, которого ткнули носом по-настоящему в оперативный ход всего дела, начиная с отправки, с аэродрома через железнодорожные узлы, через беседы с начальником станции, через разговоры о том, куда кидать бомбы — нужно ли кидать в пункт управления стрелками или это ни к чему. Начальник станции тут же доложит: если вы разрушите, я буду передвигать руками. Он скажет: не бейте узлы, а бейте другой пункт. Не бейте по башне, потому что у нас подземный водоем, я подаю воду таким-то образом и т.д. Это можно делать иначе, и мы попробуем это делать. Я считаю, что это исключительный метод обучения. В частности, немцы добиваются огромных результатов. На протяжении 5—6 дней вы можете проговорить три темы. Например, начальный период войны (разгром аэродромов противника). Потом железные дороги начинают везти пополнения. Перед этим вы ударите по жизненным пунктам. Когда появляются эшелоны, напряжение растет, а у вас определенные перегоны выбывают из строя
И начальник штаба, и другие товарищи сейчас говорили: у нас выработалась определенная методология взглядов, но она нигде не записана и мы не знаем, правильно ли делаем или нет. Я лично убежден, что правильно. Но наш обмен опытом происходит нетерпимо плохо. Разрешите последнюю фразу отнести к следующему. Я уже бросил раньше реплику Клименту Ефремовичу. Фактически я в своем округе читал со своими командирами о всех маневрах польской армии 1935 г., за исключением одного учения, которое происходило в районе Люблина и где были моторизованные части, куда мы не могли добраться. Маневры в Ровенском районе нами проговорены с командирами. Мы получили от разведывательного отдела Лодзинские маневры, прохождение через Карпаты, полуторамесячные занятия при подготовке к маневрам. Затем маневры на стыке Польши, Румынии и Советского Союза. Ведь вы посмотрите, 7 октября происходят румынские маневры, и уже 3—4 ноября мы разговаривали с нашими командирами по этому поводу.
Вопрос методики — коренной вопрос. Так почему же нельзя сделать так — у нас было проведено 5 больших учений, в частности по инициативе т. Тухачевского, еще в прошлом году. В этом году Генеральный штаб дал задачу об использовании истребительной авиации по земным целям — ведь это исключительно интересный материал. Из года в год работает громадное количество людей, затрачивается много напряжения, весь этот материал куда-то сходится, но получается так, что я смог прочитать материалы по польским и румынским маневрам, но не могу прочитать материал о Бобруйском опытном учении или о том, что Федько рассказывал здесь. Почему обязательно все это должно обрабатываться в Генштабе РККА? Мы тоже люди с головами. Ведь можно бьшо бы сделать так: Генштаб, получив материал, размножил бы его и послал бы 10—12 экз., я, например, посмотрев его, или забраковал бы, или одобрил, или выбрал бы интересные данные, обработал бы их и сказал, что это проверено. Тогда вопросы методически стали бы иначе. Я бы имел громадное количество материалов и документов, которые на местах проработаны, а сейчас получается совершенно иное. У нас в округе громадное количество занятий; громадное количество занятий проходит и в других округах, и обо всем этом узнаем мы только вот здесь; получается будто бы, выходя рассказывать о занятиях и учениях, мы здесь хвастаемся. Надо вопрос проработать и для себя, и сделать его достоянием всей Красной армии.
Второй вопрос — мы становимся на чрезвычайно ошибочную позицию, когда, судя по отдельным опытам, переходим к оценке всей картины. Вот, например, человек говорит, что у него там-то все самолеты вылетели, или боевые действия бригады хорошие, другие говорят — бригада на старте и сразу вылетает. А потом дают справку — 289 отказов, самолеты не вышли на старт и т.д. и т.п. Я говорю все это в развитие первой части своего выступления. Надо уметь находить нужное, что отлично отработано как элемент и что размножили для ознакомления с этим всей авиации. Я скептик и сомневаюсь, чтобы сегодня можно бьшо бы найти бригаду, в которой 100% самолетов, до единого самолета, через минуту пошли бы в бой. Это невозможная вещь в отношении тяжелых кораблей, это брехня, говоря деликатно. Сразу уткнется в вопрос о радиаторе, о бочке и т.д. Поэтому надо быть осторожным и, исходя из всего сказанного, повышать готовность частей. Я убежден, что ряд округов — и наш округ, и Забайкальский округ, и Приморская группа, и Белорусский округ, особенно могут преподать сегодня целый ряд своих конкретно проработанных материалов. Не надо с ним комиссионировать, а надо разослать их — пусть люди читают. Все эти материалы потом проработаются и будут даны как документ. Чего здесь бояться?
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 103-105.
Хрипин. Вопросы воздушного боя являлись до сих пор и, к сожалению, на сегодняшний день являются наименее разработанной областью воздушной тактики. До нынешнего года мы не имели ни иностранных, ни сколько-нибудь разработанных своих материалов для того, чтобы решить, в каких группах можно вести воздушный бой, какими приемами следует пользоваться тому или иному роду авиации при ведении группового воздушного боя. Чем объясняется такое положение? Я считаю, что в воздушном бое над авиацией довлеет опыт мировой войны, опыт асов, опыт индивидуального воздушного боя. Мы пытались теоретически построить другие схемы для ведения воздушного боя разными группами, включая даже такие соединения, как бригада или несколько бригад. Но это были только теоретические построения, которые на сегодняшний день опытом Бобруйского учения не подтвердились.
На какие вопросы дало ответ Бобруйское учение?
1-й вопрос: каким соединением можно эффективно вести воздушный бой с противником? Эскадрильей. Это предельный состав группы, который может действовать своими подразделениями в огневой и тактической связи. Бобруйское учение дало ответ на целый ряд и других, частных, но тем не менее чрезвычайно важных вопросов, а именно:
1) оно позволило нам оценить эффективность огня разных родов авиации при стрельбе по разным целям, земным и воздушным;
2) оно позволило нам оценить значение маневра в воздушном бою;
3) оно наметило способы управления подразделениями во время воздушного боя.
Что установлено в отношении эффективности огня?
Во-первых, подтвердилось прежде теоретически рассчитанное положение о том, что пулеметы, неподвижно установленные, дают огонь в 2 раза более меткий, нежели пулеметы подвижные, турельные пулеметы.
Во-вторых, дистанции, с которых нужно и можно вести огонь, к сожалению, определяются максимально в 400-500 м, С 800 и 1000 м истребители, обладающие хорошей огневой подготовкой, в подвижную цель почти не попадают. Процент попадания настолько ничтожен, что нет смысла тратить патроны. Какие здесь абсолютные показатели по эффективности огня истребителей по подвижным целям? Диаметр рассеивания пуль определяется примерно в 2% дистанции стрельбы. Это дает для 400 м величину в 8 м общего рассеивания всех выпущенных пуль. Приведя эти данные к вероятности попадания в 1 кв. м, получим, что истребитель с дистанции в 400 м может в 1 кв. м попасть одной пулей с вероятностью в 7%. По сравнению с этими данными стрельба из турельных пулеметов с дистанции в 400 м дает 12 м. Здесь вероятность попадания в 1 кв. м падает до 3,20%.
На основании Бобруйского учения мы пытались установить эффективность скорострельных пулеметов ШКАС и здесь натолкнулись на большие трудности.
Во-первых, для того чтобы получить от этих скорострельных пулеметов наибольшую эффективность, нужно это оружие в самолетах лучше отладить, лучше управлять самолетом и продолжать усовершенствование самой установки. При дальности огня из ШКАС в 400 м он дал вероятность попадания в 1 кв. м не 7%, а 0,22%. Оказывается, что скоростной истребитель в горизонтальном и вертикальном направлении рыскает гораздо больше, чем истребители со скоростью полета 250 км в час. Это обстоятельство резко увеличивает рассеивание пуль.
Во-вторых, скорострельные пулеметы установлены на крыльях, а крылья вибрируют больше, чем фюзеляж, что также увеличивает рассеивание пуль. Поэтому перед нами возникли новые технические задачи, с разрешением которых возможно добиться большей кучности огня.
В области отработки маневра для усиленного ведения воздушного боя Бобруйское учение дало следующие данные. Маневр, к которому мы раньше больше всего готовились — выход на фланг, этот маневр современным истребителям не удавался. Из 20 случаев атак только один раз удалось атаковать цель с фланга. Теперь установлено, что типовой атакой, посильной истребителям, является атака с направления плюс-минус 30° на преследующем и встречном курсе. Овладением другими способами выхода на огневую позицию нам сейчас задаваться не следует, а надо хорошо отработать всеми истребителями маневр для выхода именно на это направление. Если в будущем удастся расширить сектор атаки, это будет хорошо, но теперь, в ближайшем периоде обучения, нужно экономить летное время, чтобы овладеть тем, что уже проверено, и расширить свои возможности по поражению противника в воздухе.
Далее оказалось, что истребители должны атаковать не сверху, а вести атаку в горизонтальной плоскости или находясь ниже ее. Чем это обусловливается? Опять-таки возможностью вести огонь возможно больше времени и с ракурсом цеди, близким к нулю; если истребитель заходит сверху, у него исчезает эта возможность, стрельба ведется короткими очередями и не дает необходимых результатов. Но полеты в одной плоскости невыгодны в том отношении, что здесь нельзя подойти к противнику для короткого удара, а к тяжелому бомбардировщику — в особенности, потому что вследствие работы моторов позади самолета образуется такой вихрь, что ближе 200 м подойти к машине нельзя, так как этот вихрь сбивает истребителя с пути и не позволяет ему прицелиться. Поэтому для скоростных истребителей является целесообразным заход сзади-снизу. В этом случае он приобретает большую внезапность атаки, чем истребитель, летящий ниже цели, так как в лучшем случае обнаруживается за 1000—1500 м, а цель видна за 10—15 км; истребитель получает свободу маневра, чтобы идти в наиболее выгодном направлении и вести длинными очередями меткий огонь.
Это сопоставление истребителя с тяжелым бомбардировщиком позволяет сделать вывод, который резко говорит в пользу истребителя. Огневые средства истребителя лучше, чем средства на самом лучшем тяжелом бомбардировщике. Поэтому при увеличении размерности цели шансы попадания в эту цель возрастают в пользу истребителя, и даже взаимодействие огня в группе бомбардировщиков не спасает их от поражения.
Бобруйское учение показало, что главным средством защиты обороняющегося от огня истребителей является конкретный маневр атакуемой группы; достаточно бомбардировщику развернуться на 30—40°, как уже исчезают все преимущества истребителя. До сих пор мы учили бомбардировщиков летать по прямой, указывая о том, что они могут рассредоточиваться или уплотняться в своем построении в зависимости от обстановки. Теперь надо требовать, чтобы бомбардировщики в своем групповом полете маневрировали зигзагообразно, а если нужно разворачиваться по команде «все вдруг», здесь каждый самолет выполняет свой маневр самостоятельно в группе и оказывается, что этот маневр весьма выгодный.
Ворошилов. Как в морской тактике.
Хрипин. Правильно. Мы морскую тактику применили в воздухе, и она оказалась чрезвычайно целесообразной. Сопоставление приведенных огневых данных и маневренности обеих сторон позволяет нам прийти к выводу, что бомбардировщику истребитель опасен главным образом сзади и в нижней полусфере.
Передо мной лежит новый номер французского журнала, в котором приведена характеристика американского 4-моторного бомбардировщика системы «Боинг» тип 229. Самолет имеет скорость в 402 км/час. Конструкция этого самолета с моторами «Пратт-Уитней» по 700 НР позволяет производить установку новых моторов до 1000 НР каждый. И в этом случае максимальная скорость возрастает до 440 км/час. Вооружение этих самолетов состоит из 5 огневых точек, из которых четыре направлены назад. Как видим, американцы уже учли возросшую опасность атак сзади. Наши опыты с совершенной отчетливостью подтверждают правильность решения американских конструкторов в отношении огневой схемы, а это нас, в свою очередь, еще больше убеждает в целесообразности такого расположения огневых точек и на наших самолетах.
Последний вопрос — это о некоторых тактических приемах по борьбе с воздушным противником. Я считаю, что при таком росте скоростей, который Мы имеем за последнее время, при соотношении этих скоростей не в пользу истребителя, значение воздушного боя несколько падает, и оно будет падать еще больше, поскольку встреча с воздушным противником будет еще больше затруднена. Но это обязывает нас использовать истребителей совместно со всеми другими родами авиации, чтобы, подняв в воздух противника, уничтожать его организованными действиями истребительной авиации. Совместные действия всех родов авиации на неприятельской территории абсолютно необходимы. Равным образом на своей территории необходимы совместные действия истребителей с другими родами авиации по отражению нападений воздушных сил противника. Кроме того, нам абсолютно необходимо овладеть тактикой совместных действий истребительной авиации и зенитной артиллерии; надо использовать все огневые средства — и земные, и воздушные, — включая дистанционные бомбы, применять все способы поражения воздушных целей (в том числе бомбардирование с пикирования) для того, чтобы уничтожать прорвавшегося к нам противника с максимальным эффектом.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 105-106.
Тухачевский. Бобруйские учения, которые проводились с целью дать исходные данные для ведения огневого боя в воздухе, должны были ответить и на то, как вооружать самолеты, какие нужны прицелы, какое оружие нужно ставить на эти самолеты и т.д. То, что сказал т. Хрипин в отношении истребителя, совершенно правильно, но я бы сказал, что боевая задача истребителей еще сложнее. Кроме Бобруйских учений нужно еще учесть те данные, которые мы имели на других учениях, и особенно на артиллерийском полигоне в Ленинграде. На Бобруйских учениях и ряде других мы определили, что самая большая ошибка, которую делает летчик, касается определения дистанции до противника и определения курса противника. Но в то время как дистанция при настильном огне и тех небольших дистанциях, на которых практически стреляют, не играет решающего значения. Определение курса полета самолета имеет громадное значение и в сумме ошибок, которые делает летчик, эти ошибки определения курса самолета занимают 80%. В связи с этим у нас и идут разработки артиллерийских авиационных прицелов, которые уменьшили бы эти ошибки.
На Бобруйских учениях, как ни странно, выяснилось, что определить направление полета бомбардировщика гораздо сложнее, чем бомбардировщику определить направление истребителя. Бомбардировщик представляется очень узкой целью, проектируясь как бы в одной линии, и потому определить направление его полета трудно, и истребитель постоянно делает ошибки. Истребитель же имеет, по сравнению со своими плоскостями, толстый фюзеляж, который выдает его действительный курс. Тов. Хрипин говорил, что в бок истребителю не удавалось атаковать бомбардировщика, и это совершенно понятно. Здесь получается громадная угловая скорость. К сожалению, здесь трудно многого достигнуть тренировкой. Но совершенно ясно, что по сравнению с другими способами атаки этот способ наименее выгодный, он дает наименьшие возможности. Для строев истребителей атака сбоку еще сложнее. Когда командир звена промахивается и начинает доворачивать в ту или другую сторону, то он не только теряет время, на протяжении которого может вести огонь, но благодаря довороту отжимает правый или левый истребитель в сторону, который благодаря этому теряет возможность вести огонь, и звено на одну треть ослаблено. Для отряда результат в случае промаха еще более серьезный, так как возможность вести огонь отпадает для половины отряда (правой или левой). Так что это во всех отношения очень серьезный и сложный вопрос. Пока что наиболее обеспеченный курс для атаки воздушного корабля находится в конусе в 30° по отношению к курсу противника, причем наиболее выгоден конус для подхода сзади (но не вплотную, как об этом и говорил т. Хрипин).
На Бобруйских учениях выяснилось, что ТБ-3 — очень «верткий» самолет. Целый отряд ТБ-3 поворачивался на 90° в течение 40 сек. В это время истребители, промахиваясь, проходили мимо. Бой велся ТБ-3 и И-5; были и И-16. Один раз И-16 пробовал атаковать ТБ-3 и сумел атаковать лишь 4 раза на протяжении 40 км пути ТБ-3. Более выгодное соотношение скоростей для истребителя имелось прежде, например, между И-5 и ТБ-3. И-5 имеют по отношению к ТБ-3 более чем полуторное превосходство скоростей. Такое превосходство, конечно, облегчает работу истребителя. Сейчас стало несколько труднее, потому что бомбардировщик дает теперь уже 400 и более километров, а истребитель, хотя и больше 400, и к настоящему моменту подходит даже к 500 км, но все же соотношение создается далеко не таким выгодным. Если даже И-16 не так-то часто удается атаковать ТБ-3, то какова же будет борьба И-16 и, например, СБ? Это первое, что нужно учесть: число атак для истребителя будет невелико. Надо сбивать бомбардировщика с первой же атаки.
Далее, обычно привыкли считать, что если рукав поражен, то, следовательно, и самолет выведен из строя. Однако те опыты, которые проводились много раз, показывают, что для того, чтобы вывести самолет из строя, нужно иметь 30 пулеметных попаданий, или 5 попаданий 20-мм снарядов, или 2 попадания 37-мм снарядов. Исследования еще не закончены, но повторялись эти стрельбы не раз. Только 45-мм снаряд оказывается избыточно мощным для того, чтобы при прямом попадании с первого же раза любой самолет вывести из строя. Если взять эти данные, то получается, что нужно не только попасть в самолет, но нужно всадить в него очень большое количество пуль. Между прочим, для того чтобы вывести из строя мотор, мы думали, что достаточно одного попадания. Оказывается, для этого нужно 2 бронебойно-зажигающие пули или 4 обыкновенные пули. Только после этого мотор выходит из строя. Правда, опыты эти еще не закончены. Мы испытывали только М-17 в нерабочем состоянии и в рабочем состоянии, причем, странная вещь, почему-то во время работы он выдерживает еще больше пуль, чем в нерабочем состоянии. Может быть, мотор воздушного охлаждения будет более подвержен поражению. Это мы еще испытаем.
Наши скорострельные пулеметы ШКАС дают от 1600 выстрелов в минуту и больше. Опытные образцы давали до 3000, да и сейчас, когда мы на заводе собирали пулеметы из особо хорошо сделанных деталей, то ШКАСы давали 2600 выстрелов. Но качество нашего производства таково, что серийное производство дает пулеметы, выпускающие 1600 пуль и несколько более. Так вот, я беру осторожную цифру 1600 выстрелов и для ШВАКа 20-мм беру 800 выстрелов. Опытные образцы этого автомата давали до 1000 выстрелов в минуту, так что до 800 в серийном производстве мы надеемся дотянуть (на сегодня — около 600 выстрелов). То, о чем я буду говорить дальше, мы просчитали теоретически, но частично провели и практические стрельбы. Практические результаты дают более тяжелые нормы для нашего оружия, чем предполагаемые теоретические.
Мы взяли СБ и предположили, что истребитель догоняет его в хвост, т.е. действует в наилучших условиях со скоростью, на 100 км превышающей скорость СБ, и имеет возможность вести огонь по СБ в течение 3 сек. Это очень большая норма времени огневого воздушного боя, которая на самом деле значительно меньше. Так вот, при этой самой выгодной норме для того, чтобы сбить СБ с 200 м, нужно иметь от 2 до 3 ШКАСов или один ШВАК. Для того чтобы сбить СБ с 400 м, нужно иметь от 8 до 11 ШКАСов или от 1 до 3 ШВАКов. Дальше цифры получаются настолько колоссальные, что, чтобы не пугать, я не буду их называть. На сегодняшний день вооружение наших лучших истребителей — это 4 пулемета ШКАС. Сейчас мощность только-только такова, чтобы поражать бомбардировщик примерно с 200 м дистанции. Но, конечно, это не очень-то приличная дистанция. Нужно приложить все меры к тому, чтобы системой вооружения самолета это дело исправить. Почему помимо соображений самозащиты необходимо изыскивать увеличение дистанций? Потому что теперь скорость истребителя настолько велика, нагрузка на человека при виражах так велика, что для того, чтобы сделать вираж на полной скорости И-16, утверждают, что радиус должен быть до 1 км. Следовательно, нельзя рассчитывать, чтобы при этой скорости можно было отвалить вблизи от самолета противника. Если самолет и не развалится, то летчик умрет. Следовательно, или надо сворачивать с большой дистанции, или нужно сбавить скорость, а если сбавлять скорость, то для второй атаки будет потеряно слишком много времени и повторные атаки станут под сомнение.
А опыты показывают, как я уже говорил, что в реальных условиях, как это, например, имело место на Бобруйских учениях, истребителям удавалось осуществить очень малое число атак. Рассчитывать, что истребитель будет сильно маневрировать около бомбардировщика противника нельзя, наоборот, бомбардировщик имеет возможность уклониться от него. При изменении курса бомбардировщика последний выводится из прицела истребителя, которому нужно заново маневрировать. А при промахах, как я об этом уже говорил, уменьшается общее число стреляющих истребителей: в звене — до 1/3, в отряде — до 1/2. Таким образом, надо вести огонь со сравнительно дальних дистанций, допустимых для данного типа вооружения истребителя и при этом в очень короткие промежутки времени.
Материальной частью нужно пользоваться той, которая имеется. Для наших истребителей, находящихся в строю, наиболее реальная дистанция атаки около 200 м. Но эта цифра требует еще массовой проверки. Авиасоединения должны это уточнить.
Я согласен с тем, что говорил т. Якир, что надо атаковать истребителей на смелой атаке. Это, безусловно, истина. Но здесь надо точно представлять себе некоторое отличие современного воздушного боя от боев 1915—1918 гг. Рихтхофен, Гаррис, Фонк⁷⁷ и др. летали на самолетах с небольшой скоростью, вооруженных пулеметом со скорострельностью 600 выстрелов в минуту. Разработанной теории воздушного огневого боя тогда не было. Так вот, эти ассы интуитивно и практически нашли ту дистанцию, с которой они уверенно сбивали самолет противника. Они давали очередь с каких-нибудь 40 м, сбивали противника и после этого легко отваливали. Скорость нашего истребителя не допускает такого маневра, и, с другой стороны, мощность вооружения позволяет достигнуть того же успеха примерно с 200 м. В общем, истребитель, как летающая батарея, в соответствии с мощностью своего вооружения должен открывать огонь с той дистанции, где ему обеспечено 100% поражение. Что можно сделать, чтобы увеличить эту дистанцию? Надо или увеличить скорострельность пулемета, или увеличить число пулеметов на истребителях, или улучшить качество наших прицелов.
За последнее время в части прицельного хозяйства мы имеем достижения в опытных образцах. Тов. Якир и Уборевич видели на Ногинском полигоне новый прицел для истребителя. Этот прицел дает двойное улучшение действительности стрельбы по сравнению с тем, что имеется у нас. Но это еще опытный образец. Что будет в серийном производстве, пока неизвестно, может быть, качество и понизится. Сейчас подан для испытаний еще лучший образец и разрабатывается образец, от которого ожидается очень высокая производительность. Таким образом, если мы внедрим в производство уже испытанный образец, то наши действующие истребители увеличат дальность атаки до 400 м. Над повышением скорострельности мы работаем, имеются хорошие показатели, но в общем это вопрос будущего (хотя и не далекого). На начальных скоростях я здесь не останавливаюсь, так как на сравнительно небольших дистанциях превалирует значение скорострельности. В ближайшее время наибольшие результаты мы можем получить от усиления вооружения истребителей. Должен сказать, что на это наше требование конст-руктора-самолетчики откликнулись очень охотно.
Тов. Григорович в ближайшее время даст ИП-1⁷⁸ с шестью ШКАСами и доведет его вооружение до 10—12 ШКАСов. За это дело берутся и другие конструктора. При наличии нового прицела шесть ШКАСов увеличат дистанцию атаки до 400-500 м, а 12 ШКАСов — до 600 м. Но основное решение вопроса идет по линии создания пушечного истребителя. То, что говорили т. Якир и Хрипин о необходимости скорейшего получения пушечного истребителя, абсолютно правильно. В первую очередь истребители надо вооружать 20-мм ШВАКом. Это реальная штука. Правда, Ковровский завод мучается с его производством, но надо ожидать, что он его в конце концов поставит. Для уверенного поражения бомбардировщика с 200 м нужно иметь один ШВАК, с 400 — от 1 до 3, с 600 — от 1 до 7. Тов. Туполев на своем многоместном истребителе сейчас ставит 7 ШВАКов. С новым прицелом это увеличит дистанцию возможного боя до 800 м. Пушечный истребитель даст возможность отойти от тех норм огневого боя, к которым мы привыкли. Даже большому числу бомбардировщиков не удастся дать более сильный пушечный огонь, и истребители будут иметь большое преимущество.
Мы еще в прошлом году проводили опытные учения по ведению огня в воздухе, и на основе опытов прошлого года в этом году на Украине, в Московском округе и в Ленинграде проводилось дополнительное изучение. По-моему, у нас на сегодняшний день есть такой материал, что для боя в воздухе мы можем создать хотя бы временную инструкцию, которая чрезвычайно поможет всем нашим соединениям.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 106-107.
Лапин. Сначала пару справок. Тут неоднократно привлекали внимание к вопросу о борьбе со штурмовиками. Мы провели несколько опытов по борьбе со штурмовиками. Как высказался Сергей Сергеевич[5], самым действительным средством в борьбе против штурмовиков оказалась винтовка. Так, мы проделали целый ряд стрельб по низко подаваемым конусам. По ним стреляли пулеметы, винтовки, В результате ряда стрельб мы взяли лучшие стрельбы и получили следующие результаты. 50 чел. пехотинцев за время, пока проносили над ним конуса, дали около 200 пуль, показав 4% попадания в конуса. При этих же условиях подачи конусов были поставлены две счетверенные пулеметные установки, т.е. 8 стволов, причем они стояли на установках и оставалось только наводить. Пулеметы дали 1% попадания при выпуске тоже около 200 пуль. Очевидно, не так легко пулеметы наводить. Что получится, если сделать расчет? Допустим, штурмовики летят вдоль колонны батальона и в нее бросают бомбы. В этом случае батальон в составе 600—700 чел. может рассчитывать на попадание в самолеты типа Р-5 до 100 патронов, а это опасно потому, что 20—30 пуль выводят из строя самолет. Проделав этот опыт, мы довольно много занимались тем, чтобы обеспечить штурмовиков при атаке.
Ворошилов. А какая скорость?
Лапин. Скорость 150-140 км. Я докладываю то, что мы имеем при теперешних самолетах. При других скоростях положение будет выгоднее для самолета. Проделав эти опыты, мы, с другой стороны, занялись тем, как обеспечить атаку штурмовиков. Мы применяли разными способами дымы с той целью, чтобы создать над колоннами дымовую крышу, чтобы бросать бомбы через нее и избежать, таким образом, поражения штурмующих самолетов. Но те приборы, которыми мы располагаем, и те дымы, которые имеются, дают вертикальную завесу, и опыты не увенчались успехом, дымовую крышу мы не смогли получить. В отдельные моменты колонна не всегда может стрелять, а стреляет только часть колонны. Но значительная часть стрелков все же получает возможность стрелять. Поэтому нужно придумать способ, чтобы можно было образовать дымовую крышу.
Ворошилов. Для защиты пехоты?
Лапин. Для прикрытия последующих атакующих самолетов. Какое-то атакующее подразделение должно поставить дымы, а другие, идя над дымом, будут бросать бомбы.
Ворошилов. Сергей Сергеевич проектирует для пехоты дымовые приборы, которые бы давали возможность создавать крышу, которая бы прикрывала самолет.
С места. Поднятие тумана.
Лапин. Тогда самолет будет идти над туманом и бросать бомбы и поливать ОВ, а надо сказать, что бомбы и ОВ страшнее, чем стрельба пулеметов. Бомбами и ОВ мы наносим больше вреда, чем пулеметным огнем. Далее, мы провели такие опыты. Сейчас развито сбрасывание воздушных парашютных десантов. У многих общевойсковых начальников было мнение, что если десант попадет под стрельбу пулеметов и винтовок, то он будет перестрелян раньше, чем достигнет земли. Мы проделали такой опыт — сбросили некоторое количество болванок под огнем ручных и станковых пулеметов и хороших стрелков, которые стреляли по этим болванкам на расстоянии 500, 600, 700 и более метров. Попадание в болванки было нулевое. Единственно, куда попадали, так это в купол, причем стрелок был инструктирован, что он должен прицеливаться так, чтобы поражать болванки. Если простреляешь купол, так все равно парашютист дойдет невредимым до земли. Мы спускали до 10 болванок в одной группе, и по такой группе стреляло 50 стрелков и до 10 пулеметов. Отсюда можно сделать вывод, что в этом отношении нет опасности.
Дыбенко. Это неверно.
Лапин. Я вам докладываю, исходя из опыта, который мы провели. Такие результаты объясняются тем, что, во-первых, происходит снижение вниз со скоростью до 7 м/с и, во-вторых, происходит раскачивание парашютиста в стороны, благодаря чему нельзя выбрать точку прицеливания. Все парашютисты были довольны этим обстоятельством. Для того чтобы в этом убедились парашютисты, мы предложили одной роте парашютистов стрелять по болванкам, что они и проделали.
Я хочу затронуть один, может быть, мелкий вопрос, но который имеет большое значение в боевой деятельности авиации — вопрос о мелкоосколочных бомбах. В имеющихся описаниях значится, что
8- и 10-килограммовые осколочные бомбы поражают в радиусе до 50 м. На большом количестве учений по мишеням мы обнаружили, что это не подтверждается. 10-кг осколочная бомба надежно поражает в пределах до 15 м, за исключением отдельных осколков, поражающих на большем расстоянии. Возникает вопрос, о котором докладывал т. Хрипин, по заграничному опыту, что наша 8- или 10-кг бомба является несовременной — 10 кг большой вес, а убойное действие незначительно. Имея этот общий вес, но сведя дело к 1—2-кг осколочным бомбам, можно получить в 5 раз большое убойное действие сравнительно с 10-кг бомбами. Соответствующее задание мы дали рационализаторам и конструкторам в округе, но я боюсь, что с этим делом мы сами не справимся. Надо этим делом заняться в центре.
Тов. Алкснис поставил ряд больших вопросов, и все они, как мне кажется, не вызывают сомнения; я к ним присоединяюсь. Тов. Алкснис положительно отметил наши учения и приемы в операции по уничтожению авиации противника, в борьбе по уничтожению авиации на его аэродромах. Дополнительно в этом свете я выдвигаю один большой вопрос. В пределах имеющегося у меня времени я не смогу как следует доложить, поэтому просил бы этот вопрос рассмотреть еще отдельно. Мне кажется, что теперешняя система разбросанных полевых аэродромов, на которых будут сидеть отдельные эскадрильи, эта система самостоятельных аэродромов очень слабо защищена. Как правило, их легко можно захватить 2—3 ротами десанта, перебить людей, самолеты, уничтожить запасы, которые там находятся. Не каждый полевой аэродром располагает зенитной обороной, нет истребителей, нет прожекторов, поэтому разведка и нападающая авиация противника может действовать нахально и безнаказанно.
С другой стороны, попытка использовать наши бригадные аэродромы типа Витебского и Оршанского, где на одной площадке находится свыше 100 самолетов, но которые лучше защищены, грозила бы нам большими неприятностями, т.к. такое скопление самолетов на одном аэродроме облегчает их поражение, да, кроме того, и сам аэродром может быть поврежден в такой степени, что с него нельзя будет работать. По этим соображениям, а также по соображениям удобства управления авиацией у меня возникает мысль создать воздушную базу, в которую входили бы 2, 3, 4 бригады и которые базировались бы на сети так называемой группы внутренних аэродромов, порядка 6, 7, а может быть, и 8 аэродромов, находящихся под общей истребительной, зенитной и прожекторной защитой, а также под защитой аэростатов заграждения. Обязательно в составе такой воздушной базы должна быть крупная истребительная часть, желательно бригада. Эти внутренние аэродромы должны иметь внешнее окружение, группу внешних аэродромов порядка 8, 10 аэродромов, удаленных от базы на 20—50 км и используемых в мирное время для учебы авиачастей, вводящих в базу, а в военное — в качестве запасных для всякого рода случайностей.
Мне кажется, что если таким образом организовать эти воздушные базы, то мы сразу улучшим управление авиацией, мы лучше защитим наши аэродромы от воздушных и наземных (десантов) войск противника. Порча отдельных аэродромов базы, что сопряжено с большими трудностями для противника ввиду сильной защиты базы, не представляет опасности, т.к. авиачасти используют прочие аэродромы базы, которых всего насчитывается 15—20 штук. Разумеется, что восстановление поврежденных аэродромов лучше будет обеспечено в базе, чем в обстановке полевых аэродромов или бригадных. Мне кажется, что такую базу, хорошо организованную, можно и необходимо устраивать возможно ближе к фронту, конечно, на надежно прикрытых направлениях (например, за УР), что обеспечит наиболее эффективное использование нашей авиации. Опасаться воздушной базе этой близости к фронту не приходится, т.к. она может и должна иметь достаточное количество истребителей, хорошее зенитное прикрытие и другие средства защиты, там могут быть сконцентрированы запасы дегазации и прочее. Я ставлю этот вопрос только в таком порядке, чтобы привлечь к нему внимание, записать его в порядок опытных учений и где-нибудь организовать опытную воздушную базу. Если бы это дело себя оправдало бы, в чем я надеюсь, то этот вопрос можно было бы обсудить уже серьезно.
Второй вопрос. Тов. Алкснис и т. Хрипин здесь докладывали о наиболее выгодных группах, авиаподразделениях для производства бомбометания в условиях возможной встречи с авиацией противника. Ряд учений показывает, что увлечение, которое было еще год-два тому назад, ходить бригадными группами, уже проходит. Я помню, что на некоторых учениях даже прорабатывали нападение на очень крупный объект колонной самолетов примерно в 800-900 штук, и вся эта колонна шла одной армадой. Это отражало доктрину Дуэ[6].
Многочисленное количество наших занятий показало, что это очень опасно, что это очень неудобно. Даже бригадная колонна легко засекается системой ПВО и ВНОС противника, очень далеко виден путь движения такой колонны, легко проследить ее путь. Поэтому ее продвижение в глубь территории противника становится затруднительным, ее постепенно начинают обволакивать самолеты противника, начинают бить и кромсать колонну и тогда, помимо всего прочего, это производит большое моральное потрясение, т.к. в результате потерь и выпадения из общего строя ряда самолетов наступает известное расстройство целого — данной колонны. Другое дело, когда идет ряд мелких групп. В этом случае гибель одних не вызывает морального подавления остальных, а в некоторых случаях они могут быть и не осведомлены о том, что произошло. Когда большая воздушная колонна идет в едином общем строю, а из этого строя вырывают один кусок за другим, то наступает расстройство в колонне, вслед за этим наступает и моральное расстройство.
Ворошилов. Практически так никогда не проводилось.
Лапин. Встает вопрос о том, чтобы и воздух перевести на групповую тактику, решительно отказаться от действий по методу армады в составе общей бригадной колонны.
С места. Если бы пришлось делать налет на очень крупный объект, как бы вы поступили?
Лапин. Я рассказываю то, что было на играх и занятиях и что можно встретить. Я предлагаю перенести групповую тактику и в воздух, подобно тому, как на земле сменили линейные порядки на групповую тактику. Встает вопрос: каков должен быть размер первичной единицы, которая имеет достаточную сопротивляемость в воздушном бою? Для выявления этого вопроса было проведено несколько учений с боевой стрельбой групп по 7, 9, 12 и по 15 самолетов, а также в составе полной эскадрильи. Оказалось, что если в группе иметь больше 15 самолетов, то они занимают настолько широкий или глубокий строй, что если противник атакует левый фланг, то правый в отражении атаки огнем участие принять не может, т.к. он (противоположный фланг) слишком удален. Наиболее удобными оказались группы в составе 9—15 самолетов. Группа этого состава является маневренной группой и первичной единицей групповой тактики в воздухе. Далее, дело заключается в том, чтобы одновременно сосредоточить такое количество групп, которое необходимо для поражения избранного объекта. Эти группы надо направить по разным высотам и по возможности с разных сторон.
Мы проводим подобные учения. Так, например, мы проводили налет методом групповой тактики на цель, прикрываемую истребительной эскадрильей и обслуживаемую кольцом ВНОС. Налет производился несколькими группами, шедшими в общем с одного направления, причем на средней высоте (2—2¹/₂ тыс. м). Шли 2 демонстративные группы несколько впереди остальных для привлечения на себя истребителей противника, 3 группы шли на бреющем полете и 2 группы — на высоте около 5000 м — всего, таким образом, до 80 самолетов. В этих условиях истребители обороны теряются, и, как правило, удалось получать их на приманку. Истребители ввязались в бои с демонстративными группами и преследовали их, а в это время низколетящие и высотные группы делали свое дело — бросали бомбы на объект атаки. Во многих случаях большинство нападающих групп уходили без серьезного воздушного боя и часть даже не преследовалась. Надо сказать, что такой вид действия заслуживает большого внимания.
Организация управления. Управление нашей авиацией до бригады включительно организационно обеспечено. Имеющиеся на этом участке недостатки вытекают из недостатков обучения и воспитания. Что касается управления соединениями свыше бригады, то, кроме недостатков в управлении, вытекающих из неполноценной учебы, здесь дело кроется и в неорганизованности управления такими соединениями. Встает вопрос о том, чтобы сорганизовать это управление. Если приглядеться к опыту нашего соседа, к японцам, как они этот вопрос решают, то мы увидим, что до последнего времени имели только авиационные полки, которые в общем соответствуют нашим бригадам, а теперь на наших глазах они создали авиационные бригады, куда входят два-три полка. Таким образом, они объединили в своей бригаде до 300 легких самолетов, тогда как наша бригада объединяет 100-120 самолетов. Японская бригада располагает штабом и соответствующими средствами связи. По данному вопросу я обратился к изучению опыта конца мировой войны, когда уже было значительное количество самолетов на французском театре военных действий. Там англичане имели бригады, которые по своей организации сильно отличаются от теперешней нашей организации. Англичане имели эскадрильи по 16-24 самолетов, которые сводились в «крылья», причем в каждое «крыло» входили 2—4 эскадрильи, а от 2 до 4 «крыльев» составляли бригаду. Таким образом, английские бригады к концу мировой войны также были способны к управлению и соединению действий 300—350 легких самолетов. Это заслуживает особого внимания потому, что в то время на войне еще не возникало столько трудностей в управлении и боевом применении авиации, как теперь. Тогда авиация зависела больше от общевойсковых штабов, она управлялась главным образом этими штабами.
Как известно, Франция к концу мировой войны вынуждена была создать воздушную дивизию, которая объединяла до 600 самолетов. Мне кажется, что для того, чтобы поднять сейчас дело управления авиацией, кроме бригад необходимо создание в первую очередь для легкой авиации, таких соединений, которые были бы способны к управлению большими массами самолетов, большими, чем 100— 150 самолетов. Мое мнение, что создание однотипных соединений (напр., корпусов, но я не настаиваю именно на этом названии), было бы нецелесообразно, потому что ведение воздушной операции нам показывает, что нельзя вести их только одной легкой авиацией, нельзя вести их только одними истребителями и т.д., что приходится применять разного вида авиацию в теснейшем взаимодействии.
Поэтому возникает необходимость создания смешанных из разных видов авиации воздушных корпусов, которые обеспечивали бы нам управление авиацией в воздушной операции. Хочу поделиться одним нашим опытом в области организации управлении эскадрильей и бригадой. Мы создали в порядке опыта звенья управления в бригаде и эскадрилье. Наших командиров мы сейчас, т. народный комиссар, по вашему приказу перестраиваем. Но пока они не очень хорошо владеют радиосвязью в воздухе, не очень хорошо владеют расчетами и приемами штурмана и бомбардира. Лучше этими делами владеют соответственно начальник связи и штурман. Поэтому перед нами возникла такая проблема — нельзя ли этих лиц соединить в воздухе вместе, чтобы они работали как один коллектив, как штаб в полете. И нам удалось организовать такую тройку самолетов. На одном центральном самолете сидит пилот и командир части, дальше — пилот и начальник связи и еще дальше — пилот и штурман. Мы всю эту тройку поднимаем в воздух, имея между ними телефонную связь по проволоке. Мы в воздухе разрывали эту связь и снова восстанавливали. Таким образом, у нас в воздухе совместно работают командир части или соединения, его начальник связи и штурман, что обеспечивает управление легкой авиацией в воздухе.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 108-110.
Лонгва. Вопрос о самостоятельных действиях крупных соединений авиации ставит очень большие задачи перед связью. Задачи эти частично мы уже разрешили, но еще больше задач остаются неразрешенными.
Управление в воздухе крупными массами авиации требует уже на сегодняшний день наличия не только отдельных станций на отдельных самолетах, а подчас крупных узлов связи, создаваемых на флагманских кораблях. Увеличение скоростей, дальностей и потолков потребовало от нас пересмотра почти всех средств связи авиации, создания новой аппаратуры радиовождения. Жизнь требует комплексного решения, причем по-новому, вопросов средств связи и радиовождения самолета и земли (аэродрома) и в то же время обеспечения устойчивого взаимодействия Воздушных сил с наземными войсками и морским флотом.
Последние достижения авиационной техники поставили перед нами задачу отказа от ветрянки, как источника энергии для наших радиостанций. В настоящий момент мы перешли к единым источникам питания, к работе всего электрооборудования от моторных приводов. Таким образом, нам пришлось все наше ради-вооружение изменить. Кроме того, перед нами встала задача создания новых самолетных станций на совершенно иных основах. Мы должны своими радиостанциями обслуживать как сухопутные самолеты, так и морские. Создавать слишком много радиостанций невыгодно. Перед большей частью морских самолетов стоит задача взаимодействия с подлодками и управление подлодками. Наши сегодняшние коротковолновые радиостанции этого не позволяют делать. Короткая волна в подлодку в погруженном состоянии не проникает. Мы разработали на сегодня станцию с комбинированным диапазоном, которую можно использовать и в Сухопутных, и в Морских силах.
Перед нами встал целый ряд задач, вытекающих из достижений воздушной техники, а именно из значительного увеличения скорости самолета. Пришлось пересмотреть все наши антенные устройства, которые не соответствовали скоростям и не допускали нормальной работы радиостанции. В крупных авиасоединениях мы не можем ограничиться только одной линией связи. В тяжелых соединениях перед командиром соединения встает вопрос одновременного управления своими колоннами или отрядами, которые идут где-то на большом расстоянии или на большом промежутке времени и теми отрядами, которые находятся поблизости. Связь эта должна работать одновременно, командир должен одновременно получать сведения от разведывательных органов, от органов обеспечения, и в то же время должен отдавать распоряжения и принимать донесения от своих подчиненных командиров. Этот вопрос разрешен таким путем, что разработаны и спущены в производство специальные самолетные радиостанции на ультракоротких волнах. Таким образом, мы решаем вопрос одновременно оперативной связи на большом расстоянии и ближней связи внутри своего соединения.
Кроме радиосредств, применяемых для связи, развернута широкая работа по радиосредствам, которые называются средствами радиовождения, обеспечивающим ориентировку вождения, выход на свои аэродромы, вождение по курсу в тумане, ночью, разработали приборы, которые называются радиокомпасом и полукомпасом. Прибор этот позволяет ориентироваться на свою станцию или на станцию противника, если вы знаете заранее волну, на которой работает своя станция и станция противника. С компасом пока еще дело неудачно. Это мы дорабатываем. На будущий год мы переходим к прибору, несколько менее совершенному, но переходим к прибору, который имеет огромное преимущество по весу. Если радиокомпас весит 85 кг, то полукомпас, который обладает почти теми же свойствами, весит всего без приемника 3¹/₂ кг и с приемником 8¹/₂ кг. Таким образом, полукомпас мы можем ставить на огромном большинстве наших самолетов.
Голос с места. Это магнитный компас.
Лонгва. Он ориентирует самолет на станцию. Стрелка на циферблате показывает направление станции. Если самолет отклоняется от этого направления, то и стрелка отклоняется на соответствующее количество градусов. Таким образом, при помощи такого прибора самолеты могут ориентироваться в воздухе и в плохую погоду. Кроме того, они могут совершать слепую посадку на свои аэродромы, если на земле установить дополнительные радиостанции с соответствующим приспособлением.
Наряду с этим перед нами встал вопрос, о котором говорили здесь т. Алкснис и Ткачев, — необходимость пересмотреть на военное время мобилизацию соответствующей проводной сети связи, которая обслуживает хозяйственно-политические интересы в мирное время. При современных условиях мобилизация этой сети и перевод ее на военные условия потребуют значительных сроков. Поэтому мы разработали соответствующий проект оборудования театра уже в мирное время. Что такая связь дает? Во-первых, она дает нам огромный выигрыш в сроках. Во-вторых, эта связь заранее уже приспосабливается к вероятным трассам перелетов. В результате мы выигрываем две вещи. Во-первых, мы имеем возможность в значительной степени отказаться от радио. Если, управляя в воздухе, не можем отказаться от радио, так как других средств нет, то при сосредоточении или перебазировании авиации, несомненно, наиболее выгодным будет отказаться от радио. При современных средствах радиоразведки очень легко и очень быстро можно зафиксировать крупные перегруппировки независимо от того, на земле это или в воздухе. Если даже не будет установлено количество самолетов, то будет зафиксировано, что самолеты производят перегруппировку и появляются новые радиосети на земле. При наличии оборудованной проводной сети мы от этой опасности ускользаем.
Третий момент, на котором надо здесь остановиться и на котором частично останавливался Сергей Сергеевич Каменев, это вопрос о том, что самостоятельные операции крупных масс авиации предъявляют совершенно новые требования вопросам оповещения, обслуживания связью ПВО. При современных скоростях самолетов такие нормы оповещения, какие мы имеем на сегодняшний день в крупных пунктах ПВО — 7,4 и 3 мин., конечно, не годятся.
Второй вопрос — это управление истребительной авиации в пределах пункта ПВО или в армии. Оба эти вопроса до сегодняшнего дня были разрешены неудовлетворительно. В отношении управления истребительной авиации мы добились положительных результатов. В 1936 г. мы получаем истребительную радиостанцию весом всего около 16 кг с дальностью действия телефона на 75 км и с автоматическим телеграфным ключом до 150 км.
В области улучшения оповещения. Мы пошли по линии значительного усовершенствования проволочных средств, которые главным образом затрудняют работу ПВО. Мы поставили перед собой задачу разработки новых средств, не применяющихся для общегосударственных целей. Во-первых, разработан авто-ВНОС, образец готов, нами принят и дал хорошие результаты. Это прибор, который одновременно дает сигнал в течение 40 сек. на промежуточный пункт (ВГП), где сидит командир и собирает донесения, и на центральный пункт (ГП), например Ленинград, Баку. Таким образом, на светопланах, и промежуточном, и центральном, одновременно появляются сигналы о движении самолетов, и вся операция занимает не больше 40 сек. или последовательным освещением квадрата.
Голос. Курс какой?
Лонгва. Курс? Можно показать стрелой, это несерьезный вопрос.
Голос. Стрелой не показывает.
Лонгва. Это вопрос сейчас второстепенный, так как система све-топланов пересматривается.
Для ПВО нам никогда не удастся построить свою самостоятельную сеть, это слишком сложно, государство не выдержит. Мы вынуждены использовать государственную сеть и очень часто провода, занятые для оперативных целей, авиации и проч. Мы разработали целый ряд приборов, которые выполняют ряд функции. Первый прибор — это телеграфирование и телефонирование по занятым проводам в тот пункт, куда нужно дать сигнал.
Ворошилов. С какого пункта?
Лонгва. С любого на 120 км от пункта приема.
Второе — прибор этот автоматический переключатель. С НП часто имеется связь только до промежуточного пункта, а дальше вы должны требовать, чтобы вас переключали, вы теряете минуты или десятки минут. Мы изобрели автоматический переключатель. Вы нажимаете соответствующий переключатель, и вы сами переключаете провод на ваш аппарат. Для примера, у вас конечный пункт под Киевом в Коростене, промежуточный пункт в Малино, Вы хотите получить Киев. Вы не требуете, чтобы вас в Малине переключали, а сами переключаете автоматический выключатель в Малино и берете провод на Киев.
Таким образом, вопросы ПВО с точки зрения увеличения скоростей авиации противника нашли серьезное отражение в нашей работе. И мы думаем, если правительство утвердит программу (правда, промышленность сильно сопротивляется), то целый ряд важнейших пунктов мы сможем оборудовать этими средствами.
В отношении отработки вопросов организации связи и тренировки. В авиации имеем серьезные достижения в отношении отработки вопросов радиосвязи. Но мы на сегодня не отработали вопросов управления в воздухе крупными массами авиации. Все, что мы делаем, — это только подготовительная тренировка к тому, что нужно на самом деле. Мы не отработали обслуживания связью перебазирования крупных соединений авиации, действий крупных авиасоединений, работающих с различных аэродромов. Не отработаны вопросы перемещения земных средств связи, мы еще не знаем, как этот тяжелый хвост на земле будет располагаться и перемещаться.
В 1936 г. эти два вопроса нужно отработать по-серьезному, потому что без отработки этих вопросов мы не можем пойти дальше и не можем полностью представить, что в полевых условиях потребуется.
РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 52. Л. 110-111.
[1] Б.А. Туржанский, Комдив ПВО (Баку).
[2] Алксниса.
[3] См, примечание 61.
[4] Алкснис.
[5] Каменев.
[6] См. примечание 75
Источник: Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Декабрь 1935 г.: Документы и материалы. — М.: "РОССПЭН", 2008. С. 274-327
Стенограмма вечернего заседания 10 декабря 1935 г. (12588).
10 декабря 1935 г. помощник командующего войсками КВО по авиации комкор Ф.А. Ингаунис, выступая на Военном совете при Наркоме Обороны, говорил: «На опыте мы убедились, что совсем не используем солнце для прикрытия от наблюдателя при заходе на цель»! (15803).