определя
-
ется взаимодействием
субъектов в рамках жизненного мира. Реальные
люди и события формируют интерсубъективную действительность.
Следовательно, факты оказываются неотделимы от области коммуни
-
кации, которая выступает одновременно как конституирующий фактор,
область
смыслоформирования,
придания смысла, понимания смысла и т.
п. Понятийные схемы социальной науки при таком рассмотрении ока
-
зываются реконструкциями повседневности. Этот подход принципиаль
-
ным образом меняет представления о социальности и ее содержании.
Социальность перестает быть реальностью внешней, определяющей на
-
правление, смыслы и содержание жизни человеческих индивидов.
В концепции
М. Вебера
(1864–1920), ведущего социолога конца
XIX
– начала
XX
вв., повседневность выступает как «сфера»
,
где со
-
бираются и хранятся смысловые сгустки прошлого опыта. Процесс об
-
живания, обучения, усвоения традиций и закрепления норм М. Вебер
обозначает термином «оповседневнивание»
(“Verallt
ä
glichung”)
.
Для
него «оповседневнивание» – одно из центральных понятий в пробле
-
матике становления социального порядка.
В повседневности человек руководствуется предположением, со
-
гласно которому его партнеры по взаимодействию видят и понимают
мир, в сущности, так же, как он сам, то есть типически. Поэтому все,
что нарушает этот привычный порядок, любые нововведения воспри
-
нимаются людьми как враждебные, как покушение на устоявшееся,
знакомое [Кемеров].
Другим методологически важным пунктом в трактовке социаль
-
ного действия М. Вебера был принцип ориентации на другого. Об «об
-
щественно-ориентированном действии» (Gesellschaftshandeln)
Вебер
пишет в работе «О некоторых категориях понимающей социологии»
(1913). Он пытается найти в действиях индивида «субстанцию» соци
-
ального. Не всякое действие индивида социально, но только то, что со
-
вершается с ориентацией на «другого», а в коллективе индивидов – в
их взаимной установке друг на друга и на «третьего» (других). «Когда
толпа прохожих одинаково реагирует на проливной дождь, открывая
зонты, то это не совместные действия (а действия «массово-однотип
-
ные»)», – пишет Вебер, – в этом нет социального, т. е. ориентации на
другого, поскольку действие вызвано естественной потребностью пре
-
178
дохраниться от дождя. Но там, где «целерационально» (т. е. на основе
согласия) устанавливается порядок, всегда присутствует объединение
в «общество».
Пытаясь описать «социальную жизнь», М. Вебер берет в качестве
исходной «клеточки» социальное действие. Сфокусировав внимание
на индивидуальных действиях, он, однако, оказывается не в состоянии
реконструировать общую историческую динамику социальности.
В социальной феноменологии
А. Шюца
(1899–1959) был осу-
ществлен синтез идей Э. Гуссерля и М. Вебера. А. Шюц сформулиро-
вал задачу исследования повседневности в контексте поиска предель-
ных оснований социальной реальности как таковой. По его мнению,
телесное предметное переживание реальности (как качество опыта по-
вседневности), ее вещей и предметов и составляет ее преимущество
по сравнению с другими конечными областями значений (религия,
игра, художественное творчество). Повседневность является «верхов-
ной реальностью»,
поскольку человек живет и трудится в ней по пре-
имуществу. Верховная власть повседневности обеспечивается связью
повседневных дел и забот с физической телесностью действующего
индивида.
Ситуация повседневности
, как ее определяет А. Шюц,
– это на-
личная, «биографически детерминированная» ситуация реального для-
щегося «здесь и сейчас» (определенная самим человеком физическая
и социокультурная среда), в которой человек пребывает. Сказать, что
определение ситуации биографически детерминировано, значит ска-
зать, что оно имеет свою историю. Это отложение всего предшеству-
ющего опыта, систематизированного в привычных формах наличного
запаса знаний.
Это – типическая ситуация, несмотря на то, что для каждого она
имеет уникальное, конкретное, индивидуальное, особое значение, что
помещенные в общее пространство и время, разделяющие одну и ту
же ситуацию (дома, на работе, в транспорте и т. д.) люди ведут себя и
реагируют на поступки других свойственным лишь им образом. Эти
типы в основном сформированы другими, предшественниками или со-
временниками, и как подходящие средства приспособления к вещам и
людям были приняты в таком качестве той группой, в которой человек
родился. Значимость этой ситуации для него «со-определяется» его вза-
имоотношениями с другими, их интерпретацией этой ситуации. В ре-
зультате устанавливается некая интерсубъективная общность («Мы»).
Щюц подчеркивает, что лишь очень малая часть знания о мире
рождается в личном опыте. Большая часть имеет социальное проис-
179
хождение и передается друзьями, родителями, учителями, учителями
учителей. «Мой частный мир» с самого начала является интерсубъек-
тивным миром культуры. Поскольку мы живем среди других людей,
нас связывает общность забот, труда, взаимопонимание. Он – мир куль-
туры, ибо с самого начала повседневность предстает перед нами как
смысловой универсум, совокупность значений, которые мы должны
интерпретировать для того, чтобы обрести опору в этом мире, прийти
к соглашению с ним. Однако, следует учитывать, что запас актуального
наличного знания у людей различен. Более того, не только то, что че-
ловек знает, отлично от знания его соседа, но и то, как они оба знают
«одни и те же» факты. Социальное знание рождается и передается с
помощью словаря и синтаксиса повседневного языка.
Об «участном», «событийном», «поступающем мышлении» пи-
шет и М. М. Бахтин, подчеркивая его ситуативную конкретность, кол-
лективный характер повседневного духа. Жизненные задачи решают
сообща, в составе большей или меньшей группы людей. Эти группы
образуются и разделяются по полу, возрасту, этничности, граждан-
ству, конфессиональности, социальному рангу и т. п. Их исследование
и описание требует учета этой многослойности и многоуровневости
реалий жизни. Формы жизни уже не оцениваются как более высокие
или более низкие, как истинные или неистинные. Все виды знания по-
мещаются в контекст культуры, языка, традиции. Оборотной стороной
такой познавательной ситуации оказывается проблема релятивизма,
поскольку проблема истины замещается проблемой коммуникации лю-
дей и культур.
Однако социальная теория во многом строится на основополо-
жениях, часто имеющих мировоззренческое, а не опытное происхож-
дение. Пример тому – идея естественного состояния, составившая
основу ряда философско-политических концепций Нового времени:
Т. Гоббса (идея абсолютистского государства-Левиафана), Дж. Локка
(идея разделения властей), Ж.-Ж. Руссо (идея народного суверените-
та). Это обстоятельство периодически приводит к рассогласованию
между теорией и ее эмпирическим базисом, проблематизируя связь те-
ории с практикой (жизнью), поскольку теория предшествует опытному
знанию, задает свои правила действительности.
Повседневность, напротив, обладает особым когнитивным стату-
сом, поскольку относится к области не «теории», а «технэ», назначение
которой – не отвлеченный от практической выгоды поиск истины бы-
тия, а производство полезных вещей. Мир «технэ» основан на опыте,
в структуре опыта знание неотделимо от убежденности в существо-
180
вании вещей. Повседневность – это очерченный опытом круг вещей,
в реальности которых человек уверен постольку, поскольку эта уве-
ренность разделяется другими. В этом смысле повседневность можно
рассматривать как опыт, опосредствованный отношениями с другими
людьми, возникающими в процессе социальных взаимодействий. Этот
опыт, открытый как в социальном («другие»), так и в гносеологиче-
ском (реальность) аспектах, является точкой генерирования социаль-
ного знания. Результаты исследования и описания повседневных уста-
новок и схем, образующих каркас наших коллективных представлений
о социальной реальности, безусловно, должны быть включены в со-
став знания о социальном.
Описанные подходы к пониманию повседневности и ее связи с
социальной реальностью обозначили важный методологический по-
ворот: повседневная практика всегда имеет дело с процессами, а не
застывшими состояниями, «жизненный мир» человека, формы соци-
альных связей созидаются в ходе и посредством конкретных взаимо-
действий индивидов. Переход к анализу этих живых динамических
форм потребовал более «тонкого» и философски изощренного (в срав-
нении с предшествующими теориями, не берущими в учет жизненный
мир человека, собственно социальные формы взаимодействия между
людьми) описания социального действия
Do'stlaringiz bilan baham: |