|
День поезии. Зульфия ,,Пришла весна , спрашивает о тебе ". Кластер:,,Творчество Зульфии";Демонстрация документального фильма на русском языке,,Хамид и Зульфия"
План:
Стихотворение зульфии родной узбекистан
Пришла весна, спрашивает о тебе
Пришла весна, спрашивает о тебе
Зульфия Исраилова родилась в первый день весны — 1 марта 1915 года в Ташкенте, в махалле Укчи – улице Оружейников. С детства Зульфие, родившейся в многодетной семье кустаря-литейщика, казалось, что поэзия – это необыкновенный дар, что умением слагать стихи наделяет человека сама природа.
Отец своим живым примером, своей влюблённостью в работу, своим «азартом труда», как вспоминала сама Зульфия, учил, как нужно относиться к труду. Но именно от матери, обладавшей нежной и поэтичной душой и любившей природу, цветы, стихи, Зульфия впервые услышала стихи Навои, Бедиля, Физули. Обнаружив в себе способность сочинять стихи, Зульфия очень боялась, что кто-нибудь узнает об этом её увлечении, боялась, что её засмеют.
«…Я стала ловить себя на том, что думаю не привычными простыми фразами, а стихами… Я вспоминала, где я прочитала звучавшие во мне строки, и могла вспомнить. Я не могла поверить вначале, что стихи сочиняю сама. Это было удивительно, и даже немного страшно…» Будучи студенткой педагогического училища, могла ли себе представить пятнадцатил
Пришла весна, спрашивает о тебе
Наим Каримов
Зульфия Исраилова родилась в первый день весны — 1 марта 1915 года в Ташкенте, в махалле Укчи – улице Оружейников. Мои родственники по материнской линии жили в этой махалле, недалеко от дома Исраиловых. Мой дядя Юнус ака работал на заводе, где варили сталь, и очень часто его приводили домой израненного, изрешеченного от огненных брызгов стали. Еще будучи ребенком я знал тяжелую участь представителей формирующегося рабочего класса. Отец Зульфии был одним из первенцев узбекского рабочего класса, своей твердой рукой придающим ту или иную форму не желающей укрощаться огненной стали.
Из моих детских воспоминаний порой выплывают радостные лица укчинских родственников, непомерно радовавшихся и гордившихся тем, что в такой же семье ремесленников, укрощающихся сталь, как их семья, выросла поэтесса. Их гордость оправдывалась еще и тем, что на Зульфии женился не какой-нибудь рядовой учитель и поэт, а сам Хамид Алимджан, яркая звезда узбекской поэзии.
Я, как исследователь творчества Хамида Алимджана, не раз встречался с Зульфией, пытался с ее помощью полистать неизвестные мне страницы его жизни. Но она, всю жизнь сохранившая свою любовь к рано ушедшему из жизни Поэту и тем самым ставшая живым олицетворением Верности и Неугасающей любви, не оправдала мои ожидания: она не раскрылась. И Зульфия тогда показалась мне гордой, знающей себе цену женщиной. (Может быть она в тот период жизни была именно такой.) Но после прочтения моей книги об Алимджане, изданнной в серии «ЖЗЛ», она переменилась. Даже назвала эту книгу, как самую лучшую книгу о любимом поэте. После этого между нами установились добрые дружеские отношения. Я даже осмелился навещать ее 1 марта и поздравлять знаменитую поэтессу с Днем рождения. Каждый раз, когда мы приходили к ней в квартиру, что было в районе ЦУМа, кроме дружной семьи журналистов, работающих под ее эгидой в журнале «Саодат», были поэты, композиторы, ученые. В этом прекрасном кругу, утопавшая в море цветов Зульфия была настоящей королевой бала. Она была счастлива тем, что ее сердце било в одном и том же ритме вместе с другими, что они, ее гости, не только ее самые близкие друзья, но и читатели, истинные ценители ее творчества.
Кстати, о ее читателях. По случаю какого-то …летия поэтессы научные сотрудники Института языка и литературы подготовили и издали библиографический указатель «Зульфия». Я был редактором. Кому довелось полистать это библиографическое издание, не мог не удивляться тому, что ее произведения были переведены и изданы на многих, даже малоизвестных языках мира. Её произведения дошли до всех материков и, стало быть, у нее было намного больше читателей, чем у кого-либо из узбекских, и не только узбекских поэтов. Перевод и издание сочинений того или иного писателя на многих языках народов мира – это яркий показатель признания его таланта, признания и принятия того, что и как написано им. А в поэзии Зульфии бьется сердце узбекского народа. В её поэзии слышны дыхание ее современников, на благо народу и родине работавших на полях, на заводах, в университетских аудиториях.
Однако нельзя забывать, что поэтами не рождаются. Многие из женщин, кто в 30-ые годы одновременно с Зульфией стал появляться на поэтической арене и даже привлек внимание любителей поэзии, не смог подняться на ту высоту, откуда открывается горизонт настоящей поэзии. Она, поэзия, требует каждодневного, каждоминутного труда над собой, над словом, над образом. Благо, что в начале творческого пути Зульфия встретилась с таким мастером поэзии, как Хамид Алимджан. Он, как истинный учитель, не путем правки ее дебютных стихотворений, а путем критики и советов, своей работой над поэтическим материалом показал, как надо писать стихи. Поэзия – эта такая капризная женщина, чтобы добиться взаимности, надо каждый раз по новому, по не найденному до сих пор пути подходить к ней. Миртемир, искусный мастер поэтического слова, в конце своей жизни писал, что он овладел многими ремеслами, но овладеть поэтическим ремеслом до сих пор не смог. Как Зульфия смогла достичь вершины поэзии нам могут рассказать ее стихотворения 30-х — 50-х годов, не включенных в ее трехтомные сочинения, переделанные, перечеркнутые, выброшенные в корзину.
Вот что беспокоило Зульфию на протяжении всей ее творческой жизни:
А ты, поэт, когда свой стих
Ты в сердце создаешь,
Когда очистишь ты сперва
Свои отборные слова
От хлама и от сора, —
Уверен ли, что мастерства
Достигнешь так же скоро?
Что цветник шумит листвой
И что поэзии живой
Явил ты образец?
Как только скажешь ты, поэт:
— Я создал лучший плод и цвет, —
Тогда тебе конец.
(Пер. С.Липкина)60-ые годы – особая страница в творчестве Зульфии. Благодаря хрущевской «оттепели» не только в русскую, прибалтийскую, грузинскую, но и в узбекскую поэзию вошел свежий, жизнеутверждающий ветер перемен. Поэтесса, до сих пор в своем лирическом герое отобразившая мечты и чаяния своих сверниц, работавших на колхозных полях и у заводских станков, теперь имела возможность в полной мере самовыражаться, писать о своей боли и тревоге, отображать спектр своих чувств и волнений. И эта рожденная и обновленная новым временем поэзия Зульфии нашла широкий отклик в душах ее читателей. Она постепенно выходит на всесоюзную поэтическую арену и входит в прекрасный круг знаменитых поэтесс – азербайджанки Марварид Дильбази, армянки Сильвы Капутикян, горянки Раисы Ахматовой, латышки Саломеи Нерис, русской Ольги Берггольц, болгарки Лиляны Стефановой. Сотрудники центральных газет и журналов стали обращаться к ней, чтобы она выступила своими статъями и стихотворениями на страницах их престижных изданий.
Такая слава укрепилась еще и благодаря счастливому событию, что в эти годы началось невиданное до селе движение писателей стран Азии и Африки. В процессе деколонизации и обретения независимости странами Азии и Африки передовые писатели этих стран сочли нужным объединиться со своими коллегами из «Советского Востока», установить дружбу между литературами и народами. С добрыми побуждениями созданная ассоциация писателей за короткий исторический срок провела огромную работу, в которой активно участвовала и наша Зульфия. Её стихотворение «Мушаира», написанная под впечатлением разноязычного поэтического состязания в Дели (Индии), стала своего рода символом этой уникальной, многообещающей писательской дружбы.
Но каждое дерево растет и дает свои плоды торлько на родной почве. Международная тема как бы не звучала в 60 — 70-ые годы, поэзия Зульфии держится на трех родных «китах» — это узбекский язык, узбекская действительность и самобытное поэтическое мастерство. В 60-ые годы Зульфия, одухотворенная встречами с прекрасными людьми, создавала замечательные циклы стихотворений «Думы» и «Водопад». Созданная ей в 70-ые годы «Поэма огня и дороги», посвященная Айбеку, стала вершиной ее лиро-эпической поэзии. А в середине 90-х годов созданная Зульфией лирическая поэма «Кусочки памяти» стала ее лебединой песней, восславляющей Счастье, Свободу и Независимость.
Одной из лучших стихотворений Зульфии, посвященной памяти незабвенного друга и поэта Хамида Алимджана, называлась «Пришла весна, спрашивает о тебе». После ухода из жизни Зульфии в 1996 году прошло более десяти лет. Мы, почитатели ее таланта, встречая каждую весну, тоже говорим ей, любимой поэтессе: «Пришла весна, спрашивает о тебе». Мы знаем, что с приходом каждой новой весны наша любовь к ней, к её возвышенной поэзии все возрастает и возрастает.
А ты, поэт, когда свой стих
Ты в сердце создаешь,
Когда очистишь ты сперва
Свои отборные слова
От хлама и от сора, —
Уверен ли, что мастерства
Достигнешь так же скоро?
Что цветник шумит листвой
И что поэзии живой
Явил ты образец?
Как только скажешь ты, поэт:
— Я создал лучший плод и цвет, —
Тогда тебе конец.
(Пер. С.Липкина)
Перевод Ю. Нейман
СИРЕНЬ
Сирень, сегодня в утреннем тумане
Я видела, как легкий ветерок
Своим прохладным шелковым дыханьем
Погладил каждый твой листок.
Ты шевельнулась, дрогнула листвою,
Бутоны превратились вдруг в цветы.
Так что же он сказал тебе такое,
Что расцвела, что засияла ты?
Я знаю, он пришел к тебе с приветом,
Который передал любимый друг.
Ты озарилась радостью и светом
Любви, не знавшей горя и разлук.
Ты замирала и качалась снова,
Ты долго ветерку смотрела вслед-
Когда же мне от друга дорогого
Счастливый ветер принесет привет?
Перевод Н. Гребнева
ЛУННАЯ НОЧЬ
Бывал ли ты в ночном саду,
Обрызганном луною?
Земного мира красоту
Постиг ли ты со мною?
То дремлет в облаках луна,
То внемлет веткам вишен,
То скачет неуком она,
И в речке топот слышен,
То блещет зеркалом в пруду.
Я встала над водою
И встретилась в ночном саду —
Лицом к лицу — с собою.
Ловлю звезду, еще звезду
И смешиваю вместе,
И по родной земле иду
С охапками созвездий.
Земля похожа на ковер:
Луна, как мастерица,
Древесный выткала узор
И листьями гордится.
Забыты лужицы дождем,
И тысячи осколков
Луна разбросила кругом,
Как будто их нащелкав.
Блестит роса,- иль то огни.
Рассыпанные ветром?
И все таинственно в тени.
И ясно в мире светлом.
Как может спать сейчас в гнезде
Бесчувственная птица!
Но сон живет во всем, везде,
И только мне не спится.
Лицо подставила луне,
И в ярком чуде этом
Луна — на мне, луна — во мне,
Слилась я с лунным светом.
Зачем же радость бытия
Мы делаем короче,
От наших дел дневных тая
Блестящий праздник ночи?
Перевод С. Липкина
МЕЧТА
Как тебя ни гнуло б, ни клонило,
Выпрямишься с прежней прямотой,
Если есть в тебе живая сила,
Та, что называется мечтой.
Дом, в котором и двоим-то тесно,
Дом, в котором жизнь пустым-пуста,
Станет шире, чем простор небесный,
Если в нем пропишется мечта.
Сердце без мечты — без крыльев птица.
Но, когда мечта к нему придет,
Заодно с вселенной может биться
Сердце, устремленное в полет.
Захочу — с мечтой, подругой смелой,
На вершине встречу синеву,
А глядишь, мечта — как лебедь белый:
С нею все моря переплыву.
Чуден мир, мечтой преображенный,
Труд природы, труд людских веков,
Ясно, благодарно отраженный
В зеркалах прозрачных родников.
Нам нельзя мечту переупрямить,
Ведь мечта сильнее всех светил.
И того приводит нам на память,
Кто из памяти не выходил.
Жизнь тогда рождается сначала —
Что ушло, то возникает вновь.
То, что я мечтою называла,
Назову по-новому: любовь.
Проницательнее светит разум,
И яснеет времени поток:
Пыль дороги кажется алмазом,
В каждом камне вижу я цветок.
Каждая былиночка прекрасна;
Все, что дышит и живет кругом,
Жаждет и настойчиво и страстно
Стать моим трудом, моим стихом.
Сны, что приходили к изголовью,
Властно оживают наяву:
То, что называла я любовью,
Ныне вдохновеньем назову.
А в душе то робость, то отвага,
И со мной до самой темноты
Карандаш и белая бумага —
Светлое оружие мечты.
Перевод С. Липкина
ЗДЕСЬ РОДИЛАСЬ Я
Здесь родилась я. Вот он. домик наш,
Супа под яблонею земляная,
На огороде низенький шалаш,
Куда я в детстве пряталась от зноя.
В садах зеленых улочек клубок;
Гранат в цвету над пыльною дорогой.
И в свежей сени рощи родничок —
Осколок зеркальца луны двурогой.
Заоблачные главы снежных гор.
Весенние, в тюльпанах алых, степи
И белых хлопковых полей простор —
Для глаз моих полны великолепья.
Затем, что здесь явилась я на свет,
Навстречу жизни здесь глаза открыла,
И здесь, не зная горя с детских лет.
Свободу я и счастье ощутила;
Затем, что здесь, ключей весны звончей.
Любовь во мне впервые зазвучала,
Что здесь я, в тишине живых ночей,
Весенним водам тайну поверяла.
Когда в садах звенели соловьи
И расцветали пышные сунбули,
То с ними песни родились мои
И, оперившись, крыльями взмахнули.
И лучшие из песен, спетых мной,
Советской посвятила я Отчизне.
Ведь счастье живо лишь в стране родной,
А без нее горька услада жизни.
Вот почему мне Родина милей,
Дороже мне, чем свет дневной для глаза:
Любовь к ней говорит в крови моей,
Напевом отзываясь в струнах саза.
Когда ворвался враг в родной предел,
Творя смертоубийственное дело,
За каждый дом, который там горел,
Я жаждою возмездья пламенела.
Я верила, что светлый день придет —
Исчезнут эти тучи с небосвода,
И жизнь опять счастливо зацветет
Под солнцем правды, мира и свободы.
С надеждою в грядущее, вперед
Гляжу я зорче молодой орлицы.
И ярко предо мною предстает
В победном торжестве своем столица.
И, верою незыблемой полна
В победу нашу, саз беру я в руки.
Тебе, о мать, тебе, моя страна,
Стихов, из сердца вырвавшихся, звуки!
Перевод В.Державина
ПРИЗНАНИЕ
Ты отважен, юноша правдивый,
Полюбив, ты втайне не горишь.
Черноглазый мой, карноречивый,
О любви мне первый говоришь.
А свою любовь я в сердце скрыла,
К ней не допуская никого.
Я одна лелеяла и чтила
Тайный пламень сердца моего.
И любви закованное слово
Из горящих уст моих рвалось,
Но молчать решила я сурово,-
Пусть бы мне погибнуть довелось!
Я не знала: ты любил ли прежде?
Я не знала: ты другой любим?
Я не знала: верить ли надежде?
Я не знала: будешь ли моим?
Думала я: не велит обычай
Первой разговор любви начать.
Он — клеймо на чистоте девичьей!
Но теперь я не могу молчать.
Долго я в себе искала силы —
Силы не нашла сильней любви,
Я люблю тебя, волшебник милый,
Душу мне любовью оживи!
Перевод С.Липкина
ПРИЗНАНИЕ
Ты отважен, юноша правдивый,
Полюбив, ты втайне не горишь.
Черноглазый мой, красноречивый,
О любви мне первой говоришь.
А свою любовь я в сердце скрыла,
К ней не допуская никого.
Я одна лелеяла и чтила
Тайный пламень сердца моего.
И любви закованное слово
Из горящих уст моих рвалось,
Но молчать решила я сурово —
Пусть бы мне погибнуть довелось!
Я не знала: ты любил ли прежде?
Я не знала: ты другой любим?
Я не знала: верить ли надежде?
Я не знала: будешь ли моим?
Думала я: не велит обычай
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Каримов И. А. Адабиётга эътибор маънавиятга, келажакка эътибор. Тошкент: 2010. 2. Каримов И.А. Высокая духовность несгибаемая сила. Ташкент, 2008. 3. Жданова Г. «Все сокровища Востока» 4. Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1975. 5. Носиров К. Комментарий к пушкинскому стихотворению. // Звезда Востока, 2016, 1. 6. Пушкин А.С. Собр. соч. в 10 томах,т. 2. М.: Правда, 1981. 7. Пушкин А. С. Шеърлар. Поэмалар. «Тошкент» бадиий адабиёт нашриёти, 1965. 8. Пушкин. Исследования и Материалы. Том ХI. Л.: Наука, Ленинградское отделение. 1983. 9. Скатов Н. Пушкин. Очерк жизни и творчества. Л.: Детская литература, Ленинградское отделение, 1990. 10. Тартаковский П.И. Русская советская поэзия 20-30-х годов и художественное наследие народов Востока. Ташкент: Фан, 1977. 11. Томашевский Б. Пушкин. Книга первая (1813-1824). М.-Л.: 1956. 12.Томашевский Б. Пушкин. Книга вторая. (1824-1837). М.-Л.: 1961. 13. Шахназарова Лейла. Триумф и гибель «узбекского Пушкина». // «Новости Узбекистана». 66
Do'stlaringiz bilan baham: |
