Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)

 
Как лучше умирать
 
Оценить могущество нарратива вам поможет сравнение двух высказываний: “Король
скончался, и королева скончалась” и “Король скончался, и следом за ним от горя сконча-
лась королева”. Этот пример, придуманный романистом Э.М. Форстером, демонстрирует
различие между простым информационным рядом и сюжетом. Обратите внимание: добавив
информацию во второе высказывание, мы сильно уменьшили многомерность целого. Второе
предложение легче воспринимается и легче запоминается: теперь у нас одно информацион-
ное ядро вместо двух. Поскольку оно без труда укладывается в памяти, его можно продать
другим, то есть выставить на рынок как упакованную идею. Вот вам сразу и определение
и функция нарратива.
Чтобы понять, как нарратив может привести к ошибке в просчете шансов, проведите
такой эксперимент. Дайте кому-нибудь хорошо написанный детективный роман, например
Агаты Кристи, где из многих персонажей любого можно не без оснований заподозрить в
убийстве. Потом попросите своего испытуемого определить в процентах вероятность вины
каждого действующего лица. Если он не будет специально вести счет называемым цифрам,
общий результат наверняка превысит 100 процентов (а то и 200, если роман хорош). Чем
лучше писатель-детективщик, тем выше окажется это число.
 
Воспоминания о не совсем бывшем
 
Усваивание (и навязывание миру) нарративности и причинности – симптом болезни,
имя которой – боязнь многомерности. Подобно причинности нарративность имеет хроно-
логическое измерение и дает нам ощущение хода времени. И причинность и нарративность
направляют временной поток в одну сторону.
Однако воспоминания и линия времени часто смешиваются. Нарративность может
пагубно влиять на память о минувшем: факты, которые вписываются в нарратив, запомина-
ются прочно, а все, что вроде бы выпадает из причинно-следственной цепочки, вскоре забы-
вается. Заметьте: вспоминая то или иное событие, мы всегда уже знаем о его последствиях.
27
Парижский романист Жорж Перек попытался отказаться от нарратива и написать книгу тех же масштабов, что и мир
вокруг. Ему пришлось ограничиться полным отчетом обо всем, что происходило на площади Сен-Сюльпис между 18 и 20
октября 1974 года. Его отчет все равно не был исчерпывающим, и в конце концов он скатился к нарративу.

---

Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
59
Анализируя прошлое, мы буквально не в силах игнорировать позднейшую информацию. Эта
элементарная неспособность помнить не подлинную последовательность событий, а нашу
собственную их реконструкцию приводит к тому, что история кажется нам задним числом
более понятной, чем она была – или есть – на самом деле.
По общему представлению, память похожа на устройство последовательной записи,
вроде компьютерного диска. На самом деле память не статична, а изменчива; она подобна
бумаге, на которой, по мере поступления все новой и новой информации, записываются
новые тексты или новые версии старого. (Поразительно прозрение парижского поэта XIX
века Шарля Бодлера, сравнившего память с палимпсестом – пергаментом, на котором писали
много раз, стирая предыдущий текст.) Память – это динамичный, самообновляющийся меха-
низм: мы вспоминаем не само событие, но свое последнее воспоминание о нем и, сами того
не замечая, с каждым новым воспоминанием все больше изменяем сюжет.
Таким образом, мы выстраиваем воспоминания в причинно-следственный ряд,
невольно и бессознательно их пересматривая. Мы постоянно переосмысливаем прошедшее
исходя из наших представлений о логичности.
Процесс, называемый реверберацией, связывает воспоминание с активизацией логи-
ческого мышления, связанной, в свою очередь, с усилением деятельности определенного
участка мозга: чем эта деятельность интенсивнее, тем ярче воспоминание. Мы заблужда-
емся, полагая, что память окончательна, постоянна и железно логична. Нам живо помнится
только то, что кажется закономерным в свете наших сегодняшних знаний. А часть воспоми-
наний мы вообще сочиняем сами – это больное место нашей судебной системы, поскольку
давно доказано, что большинство историй о пережитом в детстве насилии люди выдумы-
вают, вдохновляемые разнообразными теориями.