Бедные люди

Федор Михайлович Достоевский : Бедные люди 
29 
моей Зюлейки! О, дай мне стереть поцелуями эту слезинку, дай мне выпить ее, эту небесную 
слезинку… неземная! 
— Ермак, — сказала Зюлейка, — свет зол, люди несправедливы! Они будут гнать, они 
осудят нас, мой милый Ермак! Что будет делать бедная дева, взросшая среди родных снегов 
Сибири, в юрте отца своего, в вашем холодном, ледяном, бездушном, самолюбивом свете? 
Люди не поймут меня, желанный мой, мой возлюбленный! 
— Тогда казацкая сабля взовьется над ними и свистнет! — вскричал Ермак, дико 
блуждая глазами». 
Каков же теперь Ермак, Варенька, когда он узнает, что его Зюлейка зарезана. Слепой 
старец Кучум, пользуясь темнотою ночи, прокрался, в отсутствие Ермака, в его шатер и 
зарезал дочь свою, желая нанесть смертельный удар Ермаку, лишившему его скипетра и 
короны. 
«— Любо мне шаркать железом о камень! — закричал Ермак в диком остервенении, 
точа булатный нож свой о шаманский камень. — Мне нужно их крови, крови! Их нужно 
пилить, пилить, пилить!!!» 
И после всего этого Ермак, будучи не в силах пережить свою Зюлейку, бросается в 
Иртыш, и тем все кончается. 
Ну, а это, например, так, маленький отрывочек, в шуточно-описательном роде, 
собственно для смехотворства написанный: 
«Знаете ли вы Ивана Прокофьевича Желтопуза? Ну, вот тот самый, что укусил за ногу 
Прокофия Ивановича. Иван Прокофьевич человек крутого характера, но зато редких 
добродетелей; напротив того, Прокофий Иванович чрезвычайно любит редьку с медом. Вот 
когда еще была с ним знакома Пелагея Антоновна… А вы знаете Пелагею Антоновну? Ну, 
вот та самая, которая всегда юбку надевает наизнанку». 
Да ведь это умора, Варенька, просто умора. Мы со смеху катались, когда он читал нам 
это. Этакой он, прости его господи! Впрочем, маточка, оно хоть и немного затейливо и уж 
слишком игриво, но зато невинно, без малейшего вольнодумства и либеральных мыслей. 
Нужно заметить, маточка, что Ратазяев прекрасного поведения и потому превосходный 
писатель, не то что другие писатели. 
А что, в самом деле, ведь вот иногда придет же мысль в голову… ну что, если б я 
написал что-нибудь, ну что тогда будет? Ну вот, например, положим, что вдруг, ни с того ни 
с сего, вышла бы в свет книжка под титулом — «Стихотворения Макара Девушкина»! Ну что 
бы вы тогда сказали, мой ангельчик? Как бы вам это представилось и подумалось? А я про 
себя скажу, маточка, что как моя книжка-то вышла бы в свет, так я бы решительно тогда на 
Невский не смел бы показаться. Ведь каково это было бы, когда бы всякий сказал, что вот де 
идет сочинитель литературы и пиита Девушкин, что вот, дескать, это и есть сам Девушкин! 
Ну что бы я тогда, например, с моими сапогами стал делать? Они у меня, замечу вам 
мимоходом, маточка, почти всегда в заплатках, да и подметки, по правде сказать, отстают 
иногда весьма неблагопристойно. Ну что тогда б было, когда бы все узнали, что вот у 
сочинителя Девушкина сапоги в заплатках! Какая-нибудь там контесса-дюшесса2 узнала бы, 
ну что бы она-то, душка, сказала? Она-то, может быть, и не заметила бы; ибо, как я полагаю, 
контессы3 не занимаются сапогами, к тому же чиновничьими сапогами (потому что ведь 
сапоги сапогам рознь), да ей бы рассказали про все, свои бы приятели меня выдали. Да вот 
Ратазяев бы первый выдал; он к графине В. ездит; говорит, что каждый раз бывает у ней, и 
запросто бывает. Говорит, душка такая она, литературная, говорит, дама такая. Петля этот 
Ратазяев! 
Да, впрочем, довольно об этой материи; я ведь это все так пишу, ангельчик мой, ради 
2 княгиня-герцогиня (от франц. comtesse — княгиня, duchesse — герцогиня) 
3 княгини 

---