Бедные люди

Июня 21-го 
Голубушка моя, маточка! 
Хочу писать, а не знаю, с чего и начать. Ведь вот как же это странно, маточка, что мы 
теперь так с вами живем. Я к тому говорю, что я никогда моих дней не проводил в такой 
радости. Ну, точно домком и семейством меня благословил господь! Деточка вы моя, 
хорошенькая! да что это вы там толкуете про четыре рубашечки-то, которые я вам послал. 
Ведь надобно же вам их было — я от Федоры узнал. Да мне, маточка, это особое счастие вас 
удовлетворять; уж это мое удовольствие, уж вы меня оставьте, маточка; не троньте меня и не 
прекословьте мне. Никогда со мною не бывало такого, маточка. Я вот в свет пустился теперь. 
Во-первых, живу вдвойне, потому что и вы тоже живете весьма близко от меня и на утеху 
мне; а во-вторых, пригласил меня сегодня на чай один жилец, сосед мой, Ратазяев, тот самый 
чиновник, у которого сочинительские вечера бывают. Сегодня собрание; будем литературу 
читать. Вот мы теперь как, маточка, — вот! Ну, прощайте. Я ведь это все так написал, безо 
всякой видимой цели и единственно для того, чтоб уведомить вас о моем благополучии. 
Приказали вы, душенька, через Терезу сказать, что вам шелчку цветного для вышиванья 
нужно; куплю, маточка, куплю, и шелчку куплю. Завтра же буду иметь наслаждение 
удовлетворить вас вполне. Я и купить-то где знаю. А сам теперь пребываю другом вашим 
искренним 
Макаром Девушкиным. 
Июня 22-го 
Милостивая государыня, Варвара Алексеевна! 
Уведомляю вас, родная моя, что у нас в квартире случилось прежалостное 

---

Федор Михайлович Достоевский : Бедные люди 
27 
происшествие, истинно-истинно жалости достойное! Сегодня, в пятом часу утра, умер у 
Горшкова маленький. Я не знаю только от чего, скарлатина, что ли, была какая-то, господь 
его знает! Навестил я этих Горшковых. Ну, маточка, вот бедно-то у них! И какой 
беспорядок! Да и не диво: все семейство живет в одной комнате, только что ширмочками для 
благопристойности разгороженной. У них уж и гробик стоит — простенький, но довольно 
хорошенький гробик; готовый купили, мальчик-то был лет девяти; надежды, говорят, 
подавал. А жалость смотреть на них, Варенька! Мать не плачет, но такая грустная, бедная. 
Им, может быть, и легче, что вот уж один с плеч долой; а у них еще двое осталось, грудной 
да девочка маленькая, так лет шести будет с небольшим. Что за приятность, в самом деле, 
видеть, что вот де страдает ребенок, да еще детище родное, а ему и помочь даже нечем! Отец 
сидит в старом, засаленном фраке, на изломанном стуле. Слезы текут у него, да, может быть, 
и не от горести, а так, по привычке, глаза гноятся. Такой он чудной! Все краснеет, когда с 
ним заговоришь, смешается и не знает, что отвечать. Маленькая девочка, дочка, стоит 
прислонившись к гробу, да такая, бедняжка, скучная, задумчивая! А не люблю я, маточка, 
Варенька, когда ребенок задумывается; смотреть неприятно! Кукла какая-то из тряпок на 
полу возле нее лежит, — не играет; на губах пальчик держит; стоит себе — не пошевелится. 
Ей хозяйка конфетку дала; взяла, а не ела. Грустно, Варенька — а? 
Макар Девушкин.