Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

действительно
прекрасно,
это 
объективные условия красоты, существующей незави-
симо от буржуазного сознания, а порой даже от него 
страдающей. 
Все эти противоречия имеют один культурный 
источник: бартовская концепция тела возникает на 
скрещении двух разнонаправленных тенденций — с 
одной стороны, классической эстетики, а с другой 
стороны, новейшей философской феноменологии, 
авторитетнейшим представителем которой для Барта 
выступал Жан Поль Сартр.
В трактате Сартра «Бытие и ничто» (1943) специ-
альная глава посвящена тому, каким образом субъект 
осознает свое и чужое тело. Свое собственное тело, 
1
Roland Barthes. Le bruissement de la langue. Paris, 1984, p. 247–
248.
45
Р
олан Барт — теоретик и практик мифологии
10 / 35

---

пишет он, мы можем постигать двумя взаимодополни-
тельными способами — снаружи или изнутри: 
...либо оно предстает как 
познанное
и объек-
тивно определенное с точки зрения внешнего 
мира, но при этом 
как нечто пустое 
[...]
 
либо 
тело 
дается конкретно,
как нечто полное [...] 
в этом случае оно незримо наличествует в лю-
бом моем поступке [...] оно не 
познано,
а 
пере‑
жито
1
.
Эту двойственность стоит сопоставить с (псев-
до)диалектикой полноты /пустоты в бартовском 
«мифе»: 
...сидя в автомобиле и глядя сквозь стекло на 
пейзаж, я могу по желанию аккомодировать 
свое зрение то на пейзаж, то на стекло; то я 
вижу близость стекла и отдаленность пейзажа, 
то, напротив, прозрачность стекла и глубину 
пейзажа. Результат же такого чередования 
будет постоянным: стекло в моих глазах пред-
станет как близко-пустое, а пейзаж — как не-
реально-полный. Так же и в означающем мифа: 
форма здесь присутствует в своей пустоте, а 
смысл — отсутствует в своей полноте (наст. 
изд., с. 282). 
Члены двух логических формул не вполне совпа-
дают, однако их структура существенно сходна. Тело, 
«переживаемое» изнутри, обладает полнотой, но при 
этом отсутствует как предмет, остается «незримо»; 
тело, «познаваемое» извне, как инструмент среди ве-
щественного мира, внутренне пусто, зато с несомнен-
ностью присутствует в нашем сознании. Так же и 
«смысл» бартовского мифа (то есть «жизненное» 
содержание первичного, денотативного знака) при 
всем своем внутреннем богатстве отодвинут на второй 
план, является отсутствующим; тогда как пустая, чис-
то инструментальная «форма», через которую внед-
ряется понятийное содержание самого мифа (конно-
тативного знака), присутствует на первом плане. 
1
Jean-Paul Sartre. L’Etre et le N
e
ant. Essai d’ontologie ph
e
nom
e
no-
logique. Paris, 1992 (Collection Tel), p. 372.
46
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
11 / 35

---

Функциональная двойственность вторичного знака 
аналогична феноменальной двойственности челове‑
ческого тела — 
что, заметим сразу, ставит под вопрос 
утверждение Барта о чисто социальном характере 
данного знакового механизма. Здесь обнаруживаются 
и 
природные 
предпосылки того отчуждения знака 
(порабощения смысла формой), о котором говорилось 
выше. Наконец, отсюда же становится понятно напря-
женное внимание Барта к моментам 
телесного отчуж‑
дения — 
недаром именно они открывают доступ мифу 
в наше сознание.
В теоретическом послесловии к «Мифологиям» 
рассматриваются три конкретных примера воздей-
ствия и восприятия мифа, и в каждом из них прочиты-
вается, пусть и очень скупо намеченная, вполне опре-
деленная телесная ситуация. В случае с лицеистом, 
встречающим в учебнике латинский пример quia ego 
nominor leo, она предопределяется самим возрастным 
положением подростка
1
, неизбежно переживающего 
свою физическую незрелость и мечтающего стать 
большим и сильным... как лев (не случайно несколько 
ниже автор предлагает нам вообразить «ребенка, глу-
боко