Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

выцвел,
как краска, хотя 
от любого пустяка может снова сделаться ярок; что 
может быть 
природнее
моря? и что может быть «поли-
тичнее» моря, воспеваемого в фильме «Затерянный 
континент»?
1
Метаязык фактически составляет резерв для мифа. 
Людей интересует в мифе не истинность, а примени-
мость — они деполитизируют вещи по мере нужды; 
бывают предметы, чья мифичность до поры как бы 
дремлет, они являют собой лишь смутный контур 
мифа, и их политическая нагрузка кажется почти без-
различной. Но их отличие — не в структуре, а только 
в отсутствии случая для ее реализации. Так, в частно-
сти, обстоит дело с нашим примером из латинской 
грамматики. Следует отметить, что мифическое слово 
работает здесь на уже давным-давно трансформиро-
ванном материале: фраза Эзопа принадлежит литера-
туре, она уже изначально обладает мифическим (то 
есть очищенным) характером как художественный 
вымысел. Но стоит лишь на миг возвратить первый 
элемент этой семиологической системы в его естест-
венную среду языка-объекта, и нам станут ясны мас-
штабы удаления реальности в мифе, — попробуем-ка 
представить, какие чувства испытало бы 
реальное
со-
общество животных, превращенное в грамматический 
пример, в материю составного сказуемого! Чтобы 
оценить политическую нагрузку того или иного объ-
екта и внутреннюю пустоту сочетающегося с ним мифа, 
следует всякий раз глядеть не с точки зрения значения, 
а с точки зрения означающего, то есть похищаемого 
предмета, а в самом означающем — с точки зрения 
языка-объекта, то есть смысла. Если бы спросить у 
1
См. с. 235.
32 / 35

---

308
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
реального
льва, он наверняка заявил бы, что наш грам-
матический пример 
чрезвычайно
деполитизирован, а 
та юриспруденция, согласно которой он присваивает 
себе добычу по праву сильного, является сугубо 
поли‑
тической, — 
если, конечно, перед нами не лев-буржуа, 
который не преминул бы мифологизировать свою силу, 
облечь ее в форму какого-нибудь долга.
Здесь хорошо видно, что политическая незначи-
мость мифа зависит лишь от внешней ситуации. Как 
мы знаем, миф есть ценность; меняя его окружение, 
ту общую (и преходящую) систему, в которой он по-
мещается, можно точно регулировать его эффект. 
В данном случае его поле действия ограничено пятым 
классом французского лицея. Думаю, однако, что 
ребенок, глубоко 
захваченный 
басней про льва, телку 
и корову и воображающий этих животных как вполне 
реальных, не столь спокойно, как мы, пережил бы 
исчезновение льва и его превращение в сказуемое. Мы 
считаем этот миф политически незначимым просто 
потому, что он создан не для нас.
МИФ У ЛЕВЫХ
Если миф представляет собой деполитизированное 
слово, то существует по крайней мере один вид слова, 
который ему противится, — а именно слово, 
остающее‑
ся
политическим. Здесь вновь следует вернуться к 
различению языка-объекта и метаязыка. Если я — дро-
восек и мне нужно как-то назвать дерево, которое я 
рублю, то, независимо от формы моей фразы, я выска-
зываю в ней само дерево, а не высказываюсь 
по поводу
него. Стало быть, мой язык — операторный, транзи-
тивно связанный со своим объектом: между деревом и 
мною нет ничего кроме моего труда, то есть поступка. 
Это род политического язык: в нем природа представ-
лена лишь постольку, поскольку я собираюсь ее пре-
образовать, посредством этого языка я 
делаю
предмет; 
дерево для меня — не образ, а просто смысл моего 
поступка. Если же я не дровосек, то уже не могу вы-
сказывать само дерево, а могу лишь высказываться 
о 
33 / 35

---

309
II
. 
М
иф сегодня