В МИРЕ КНИГ 563
А.П. Назаретян. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры (Синергетика исторического прогресса).
2-е изд., доработанное и дополненное. М.: Наследие, 1996. 184 с.
Книга российского философа и психолога А.П. Назаретяна посвящена изучению нелиней-
ной зависимости между ростом технологического потенциала общества и совершенствованием вы-
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК том 67 № 6 1997 б*
564 В МИРЕ КНИГ
рабатываемых им механизмов сдерживания агрессии. Обозначив такую зависимость как закон техно-гуманитарного баланса, или закон эволюционных корреляций, автор формулирует его следующим образом: чем выше могущество производственных и боевых технологий, тем более качественные средства самоограничения необходимы для выживания общества. В соответствующем ракурсе исследуется история антропогенных кризисов, в том числе глобальных, от палеолита до наших дней.
Нет нужды доказывать актуальность избранного сюжета. Национальные экологические программы, опирающиеся на концепцию так называемого устойчивого развития, полезны сами по себе, но не соразмерны глобальности кризиса. Поэтому столь насущны научные труды, посвященные проблематике этого кризиса и направлениям поиска выходов из него. В данном случае внимание читателя привлекается к нравственной стороне такого поиска при конструировании возможных сценариев дальнейшего развития глобальных событий, что связано с уяснением смысла жизни в терминах светской морали. Последнее особенно важно для нашей страны, где лишь меньшинство населения придерживается (и то на бытовом, преимущественно ритуальном уровне) религиозной морали.
Рецензируемый труд представляет собой развитие, уточнение и конкретизацию ряда идей, изложенных автором в его обстоятельной научной монографии "Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы", вышедшей в 1991 г. Новая книга написана в более популярной полемической форме и состоит из десяти лекций и их обсуждения (ответы на так называемые провокационные вопросы). В отличие от предыдущей книги, построенной в сциентологическом ключе, в настоящей работе акцент перемещен на мировоззренческие проблемы, причем многие посылки основаны не на устоявшихся представлениях, а на смелых гипотезах, еще ждущих своего научного и опытного подтверждения (см. с. 118). Такой подход позволяет читателю приблизиться к оптимистическому и гуманистическому видению мира. Это тем более знаменательно, что в последнее время в нашей научной литературе и особенно в публицистике преобладают алармистские сценарии и эсхатологические модели будущего. Сосредоточить внимание на перспективах предотвращения катастрофы, а не на смаковании ее ужасов - задача насущная и благородная.
А. Назаретян является приверженцем модельной гносеологии, гуманистического стиля мышления и жизни, светской этики взаимодополнительности, терпимости и компромисса. Он демонстрирует междисциплинарный подход, основанный на синтезе естественных, технических и гуманитарных наук, причем особую роль в исследовании играют этология и психология.
К сожалению, избранная автором общая модель привела к чрезмерному увлечению предварительными гипотезами и одностороннему подбору исторических фактов, что несколько снижает убедительность аргументации и наносит известный ущерб самой концепции. Представляется также спорным отношение к синергетичес-кой системе И. Пригожина как к универсальному мировоззрению, хотя сам автор убедительно показывает, что "классическая" синергетика не готова к роли общей теории развития, так как она недостаточно освободилась от физикалистских, редукционистских установок и ее понятийный аппарат отторгает категорию субъектности (с. 31).
Как психолог А. Назаретян усматривает в функциональных потребностях основу деятельности вообще. Они переплетены с предметными потребностями в сложный мотивационный узел и подвержены внешним влияниям со стороны солнечной, геофизической активности. Поэтому рассмотрение начинается с природных истоков и пределов агрессивности. Живучесть войны как феномена объясняется тем, что она отвечает базовым функциональным потребностям людей. Но современный глобальный кризис требует ее устранения из социальной действительности. На богатом историческом материале в книге прослеживается, почему и как эволюционные кризисы совершенствовали механизмы сдерживания агрессивности.
Цивилизация здесь понимается как неравновесная система особого типа, устойчивость которой обеспечивается искусственным опосредствованием внешних (с природной средой) и внутренних отношений. Вся совокупность опосредствующих механизмов (материальные орудия, языки, мифология, мораль и т.д.) обозначается термином "культура", причем мораль выделяется как ее центральное звено.
Автор рассматривает шесть антропогенных кризисов глобального характера, которые удалось обнаружить во всемирной истории. Причины каждого из них сводились к тому, что достигнутое лидирующими социальными организмами технологическое могущество существенно превосходило качество гуманитарной культуры. В результате общество подрывало природные и организационные основы собственного существования. Преодоление таких кризисов обеспечивалось очень быстрым (в историческом масштабе) совершенствованием технологических приемов, организационных связей, интеллекта и морали и в каждом случае становилось переломной вехой общечеловеческого развития.
Характерным примером может служить связь верхнепалеолитического кризиса с формированием нового типа социальных и социо-природных отношений. Овладение продуктивными орудиями, приемами и навыками охоты привело к бурному росту населения и небывалому давлению на
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК том 67 № 6 1997
В МИРЕ КНИГ 565
природную среду. Экологический кризис, в свою очередь, вызвал предельное ожесточение конкуренции между племенами, и наиболее динамично развивавшаяся часть человечества оказалась на грани самоистребления. Выходом из тупика стал переход некоторых племен к оседлому земледелию и скотоводству. Люди впервые вступили в сотрудничество с природой, перестав быть только потребителями ее благ. Здесь, как и в других случаях, обнаруживается зависимость между интеллектуальным уровнем и качеством человеческих отношений. Если у истоков протокультуры впервые обозначилась возможность нормативного контроля над агрессивно-эгоистическими импульсами за счет переноса агрессии с сородичей на чужаков, то в неолите межплеменные компромиссы значительно расширили границы групповой идентификации.
Следует признать, что А. Назаретян заметно обедняет и упрощает существо цивилизационного подхода к историческому процессу, полагая его родоначальником О. Шпенглера (с. 10). В сущности, этот подход появился на целое столетие раньше, а его родоначальниками можно считать таких немецких ученых, как И.Г. Гердер, Ф. Шиллер, братья Александр и Вильгельм Гумбольдты и другие, а также испанского лингвиста Лоренсо Эрвас-и-Пандуро, которые разработали сравнительно-исторический метод еще в начале прошлого столетия. Цивилизационный подход гораздо старше "истматовской схемы", выросшей именно из сравнительно-исторического метода. Абсолютизация специфических особенностей и недооценка преемственности, общности зависимостей и феноменов, на что указывается в книге (с. 65), разумеется, встречаются у отдельных сторонников цивилизационного подхода, но эти недостатки не следует распространять на все научное направление, которое как раз и старается постичь диалектику "единства в многообразии", источник самодвижения человеческой цивилизации.
Этому методу не противоречит предложенное А. Тоффлером представление о сменяющих друг друга цивилизационных волнах, выявляющих культурный код каждой исторической эпохи. А. Назаретян устанавливает соответствие любезного ему "волнового" подхода с синергетической моделью бифуркационных фаз, которая помогает глубже уяснить механизм выхода из эволюционных кризисов. Эти фазы характерны тем, что в ситуациях неустойчивости резко возрастает -сравнительно с "нормальными" периодами - роль каждого индивидуального выбора, способного служить фактором стабилизации или деградации системы, определить общее направление последующего процесса. Поэтому в бифуркационной фазе (когда, по Тоффлеру, одна волна сменяет другую) прогнозирование событий должно строиться на принципиально иной "сценарной" методологии (с. 66). При этом подвергается сомнению техно-
логический пессимизм. Вывод об отрицательной зависимости между технологическим и духовным ростом бесспорен только в рамках отдельных цивилизационных циклов.
Однако трудный опыт надломов, тупиковых и оптимальных стратегий накапливается в исторической памяти, и после угасания породивших его цивилизаций оказывает влияние на последующие события. Это особенно заметно в тех исторических эпизодах, когда эволюционный кризис охватывал обширный, социально насыщенный район, обитателям которого удавалось найти кардинальный выход. Такая ситуация сложилась, в частности, после перехода от бронзового к железному веку. Дешевое широкодоступное оружие и необычайно кровопролитные войны угрожали самому существованию человечества. Необходимо было найти новые механизмы сдерживания.
Сдвиг в мировоззрении великих мыслителей "осевого времени" (VII-V века до н.э.) стал воплощаться в новой практике человеческих отношений, в изменении целей и методов ведения войны. Был сделан решающий шаг к открытию человеческой личности. От Сократа и Конфуция ведет свои истоки такой специфический регулятор человеческого поведения, как "совесть". Поступок бывает добрым или дурным, когда перед субъектом имеется альтернатива, и в этом смысле почти невозможно морально оценивать действия людей в "доосевых культурах" (с. 79). Только личность, не скованная опасением внешней кары, способна выработать интимное средство мотива-ционной саморегуляции. Ценностный переворот осевого времени, вызванный угрозой разрушения социальной среды при переходе от бронзовых орудий к железным, создал социальную потребность в более эффективных механизмах сдерживания агрессии.
Высоты нравственного мышления античных философов предназначались "интеллектуальной элите". Это не позволило античной философии обрести ту широту человеческой солидарности, какую продемонстрировали некоторые из религий Востока, особенно буддизм с его асимметрической моралью (непротивление злу насилием). "Синтезировать достижения аристократического западного рационализма и демократической восточной мистики суждено было христианству" (с. 83). Но при этом были преданы забвению интеллектуальные высоты античности, моральная аргументация была низведена до инфантильных эмоций страха, а общечеловеческое всеединство восточной идеологии было дезавуировано расколом людей на "верных" и "неверных". Такое деление мира на области "внешней" и "внутренней" морали, а людей - на чужих и своих органически присуще доиндустриальным идеологиям.
Индустриальная революция привела к глубочайшим преобразованиям в духовной сфере, к признанию формального равенства индивидов,
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК том 67 № 6 1997
566 В МИРЕ КНИГ
неотъемлемости естественных прав и их приоритета над обязанностями, всеобщего сознательного компромисса ради обоюдной выгоды. Произошла глобализация расширенного порядка сотрудничества и становление более совершенной социальной самоорганизации с рассредоточенным контролем, увеличение информационного объема интеллекта. Это был шаг в сторону новой, неконфронтационной солидарности.
Все это показывает, что технологический потенциал, организационная сложность общества, уровень интеллектуального развития и качество сдерживающих механизмов связаны неслучайным образом (с. 105).
За последнее столетие мощность производственных технологий в энергетическом выражении возросла на два-три порядка, а боевого оружия -на шесть порядков. Выработанные в прежнем историческом опыте средства сдерживания уже недостаточны. Чем сложнее организована система и чем далее она от равновесия со средой, тем она уязвимее, тем большая интеллектуальная работа необходима для ее сохранения и тем большей катастрофой чревато ее разрушение (с. 115).
Современный эволюционный кризис во многом повторяет предыдущие, хотя каждый кризис уникален. А. Назаретян обращает внимание на очень низкую удельную эффективность производства в современном мире. При этом главным фактором, обеспечивающим рост полезного про : изводства на единицу затрат (то есть разрушений), служит рост информационной составляющей. Автор ссылается на общую зависимость между интеллектуальностью, включающей внутреннее разнообразие, и энергетической эффективностью системы. Таким образом, открывается возможность выхода из очередного эволюционного кризиса без "нулевого роста" и ограничения населения "золотым миллиардом". Но если раньше для выхода из кризисов перед человечеством стояла задача упорядочения насилия, и в этом деле важную роль играла религия, то теперь история потребовала устранения насилия. В свою очередь, это предполагает соответствующее изменение всей системы экономических, политических и духовных отношений с тем, чтобы рост разнообразия становился процессом поощряемым и в меру необходимости регулируемым.
В психологическом плане новая ситуация предполагает беспрецедентную способность к пониманию, согласованию интересов, то есть терпимости к малым различиям, которыми создается действительное разнообразие. " В конце XX века вопрос встал исключительно остро: либо человеческий интеллект сумеет перерасти религиозные традиции и потребности, найти новые смыслооб-разующие опоры существования, либо гремучая смесь мистических порывов со смертоносной рациональностью современного оружия взорвет
здание цивилизации" (с. 124). Либо авторитарная мораль (в том числе мораль религиозных культов, разделяющая людей на чужих и своих) приведет человечество и вообще жизнь на Земле к гибели, либо ее заменит мораль рационального типа, усваиваемая индивидуальным сознанием через фильтры критического суждения и эквивалентная гуманистическому мировоззрению.
Содержание последнего А. Назаретян выражает двумя тезисами. "Во-первых, человек, его дух, сознание, воля есть высшая реальность развивающегося мира, а все культовые образы суть не более чем элементы этой человеческой реальности. Во-вторых, принадлежность к человеческому роду составляет достаточное основание для наделения субъекта всеми соответствующими правами и распространения на него общечеловеческой солидарности, безотносительно к национальной, расовой, классовой, конфессиональной и прочей спецификации" (с. 125). В качестве обнадеживающих симптомов приводятся такие факты, как воздержание на протяжении полувека от применения самых страшных средств массового уничтожения, образование межгосударственных коалиций, не направленных против третьих сил, создание мировых экономических структур, просчитывающих стратегии природопользования и помогающих беднейшим странам. "Более или менее выраженные в ряде регионов тенденции к добровольному размыванию государственных границ, к формированию децентрированных многоэтнических сообществ с перспективой отмирания национального государства как исторически преходящего феномена - все это уникальные признаки нашей эпохи" (с. 126-127).
Ранее почти все культуры были в большей или меньшей степени ориентированы на периодические силовые конфликты и нуждались в потенциальном противостоянии для воспроизводства своей духовной идентичности. Ныне в процессе глобализации невозможно сохранять в комплексе освященные традицией ценности и нормы. Приходится отбирать ценные элементы, высвобождая их из прежнего контекста и включая в новые мировоззренческие системы, направленные на то, чтобы социально-политические системы интегрировались без апелляции к образу общего врага. Согласно общесистемному закону иерархических компенсаций, рост разнообразия на высших организационных уровнях обеспечивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях. Разнообразие укладов, способов и форм социального бытия, стилей мышления может расти, поскольку все сообщества примут принципы, регламентирующие нормы отношений, разрешения противоречий, то есть общечеловеческие ценности. С интенсификацией глобальных информационных связей объединения людей, вероятно, будут все меньше строиться по национальной, классовой, государственной, территори-
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК том 67 № 6 1997
В МИРЕ КНИГ 567
альной принадлежности, а все больше - по общности интересов, увлечений, склонностей и прочим пока еще вторичным признакам. На смену национально-государственной организации человечества придет "сетевая".
Естественнонаучное и техническое знание включается в процесс социального целеполага-ния, созидания этических ориентиров, ценностей и норм. Это связано и с глубокой перестройкой собственных парадигм науки, которая перестает быть безотносительной к человеку, принимает на себя мировоззренческие и регулятивные функции, строится на методологии системности, модельной гносеологии, постепенно вытесняющей гносеологию "истинностную". С этим сопряжен иной, чем раньше, стиль социального и политического мышления, этика взаимодополнительности, терпимости и компромисса. «Модельная гносеология позволяет созидать (утверждать) больше, разрушая (отрицая) меньше. Мышление становится более "щадящим" для духовной экологии» (с. 131).
Рассматривая возможные "сценарии будущего", связанные с успешным преодолением современного экологического кризиса, автор исходит из того, что, коль скоро вектор "удаления от естества" пронизывает историю общества, живой природы, Земли и Вселенной в ретроспективе, то можно распространить его и на перспективу (с. 154). Человек впервые становится существом, способным целенаправленно созидать свою телесную основу. В то же время стержневую предпосылку преодоления глобальных кризисов образует нарастание роли автоматизированных систем хранения и переработки информации. Но искусственный интеллект рано или поздно приобретет собственное субъективное качество - суверенное отношение к миру и человеку. Углубляющийся ускоренными темпами симбиоз естественных (биологических) и искусственных компонентов бытия и мышления автор считает единственной реальной альтернативой вырождению цивилизации, причем решающий этап перерастания в сверхчеловеческую стадию развития он связывает с ближайшим столетием. Только такая симбиозная цивилизация дает шанс освободить эволюционный процесс от пределов, навязанных естественными законами биосферы, обеспечить безграничную перспективу развития.
Практический и духовный опыт человеческой истории должен перерасти в новое, "послечело-веческое" качество. Это позволит преодолеть тенденцию к глобальному экологическому коллапсу, начавшуюся около 100 млн. лет тому назад. Неограниченное продолжение цивилизации, культуры, разума - единственный реальный путь к бессмертию личности. Родоначальниками идеи "антифинализма" были творцы "русского космизма". Западные материалисты полагали современную им науку близкой к завершенному знанию. Восточная философия была слишком абстрактной, чтобы опускаться до технических проблем. Евразийская культура России, не скованная страхом перед мистикой, позволила "кос-мистам" считать любые ограничения, налагаемые наукой, свидетельством временной ограниченности актуального знания, технологические возможности разума в принципе беспредельными.
Заканчивая чтение этой талантливой, остроумной, самоироничной книги, читатель испытывает чувство, подобное тому, которое у него возникало по прочтении повести О. Генри "Короли и капуста". Как известно, в повести американского сатирика было очень много бананов и полно репейника. Но совсем ничего о капусте. В ней, как в калейдоскопе, кружились президенты и не действовал ни один всамделишний король. Но удивительным образом силой иронии эта чудесная повесть и в самом деле разрушала сложившиеся у современников стереотипные представления о смысле жизни и деятельности (миф о королях и капусте или о морже и устрицах), утвержденные столь модной у нас протестантской этикой. Так и в тексте А. Назаретяна анонсированные синергия и смысл жизни в конце концов (см. с. 173) справедливо отнесены к тем интимным вопросам бытия, которые не входят в компетенцию науки и которыми дано заниматься литературе, искусству и теологии. Именно в полемике с теологическим прочтением этих понятий, в стремлении помочь читателю в самостоятельной выработке индивидуального отношения к злободневным вопросам бытия видится особая ценность рецензируемой книги, ее гуманистическая ориентация.
С.И. СЕМЕНОВ,
кандидат исторических наук
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК том 67 № 6 1997
Do'stlaringiz bilan baham: |