|
разделяют какую-то ценность, тем активнее они
сплачиваются и организуются в единое целое вокруг
нее: ученые с учеными, священники со священниками.
Люди, которые любят одно и то же, любят друг друга. И
люди, которые ненавидят одно и то же, любят друг
друга. А люди, которые любят или ненавидят разные
вещи, ненавидят друг друга. Все человеческие системы
рано или поздно достигают равновесия за счет слияния
и выстраивания в плеяды по общим ценностям – люди
тянутся друг к другу, изменяя и модифицируя свои
личные нарративы до тех пор, пока они не станут
одинаковыми, а их личная идентичность не станет
идентичностью группы.
Быть может, вы скажете: “Но, любезный Ньютон,
разве большинство людей не имеет одни и те же
ценности? Ведь большинству всего-то и нужно, что
кусок хлеба и безопасный ночлег”. И на это я отвечу,
что вы правы, мой друг!
Большинство людей имеет больше сходств, чем
различий. Почти все мы хотим от жизни одного и того
же. Но все маленькие различия вызывают эмоции, а
эмоции создают ощущение важности. Поэтому различия
начинают казаться нам несоизмеримо более важными,
чем сходства. И в этом истинная трагедия человека. Мы
обречены
вечно
конфликтовать
из-за
малейших
расхождений
{108}
.
Эта теория силы эмоционального притяжения,
связанности и взаимного влечения схожих ценностей
объясняет историю всех народов
{109}
. В разных точках
мира разные географические факторы. Один регион
может быть суровым, труднопроходимым и хорошо
защищенным от захватчиков. Его народ естественным
образом ценит нейтралитет и изолированность. И это
становится их групповой идентичностью. В другом
регионе может быть изобилие еды и вина, и его народ
привыкает ценить гостеприимство, праздники и семью.
Это тоже становится его идентичностью. Третий
регион, возможно, засушливый и трудный для
выживания, но находится на пересечении путей,
соединяющих его с самыми далекими краями, – и его
народ начнет ценить власть, сильное военное
командование и неограниченное господство. Это тоже
становится их идентичностью
{110}
.
И как индивидуумы защищают свою идентичность,
облекая ее в форму убеждений, рациональных доводов
и предрассудков, так и сообщества, племена и нации
защищают
свою
{111}
.
Культуры
постепенно
закрепляются в форме государств, которые затем
начинают расширяться, принимая все больше и больше
людей под купол своей системы ценностей. В конце
концов государства наталкиваются друг на друга, и
между их несхожими ценностями возникает конфликт.
Большинство людей ставят ценность своей личности
ниже культурных и групповых ценностей. Поэтому так
многие готовы умереть за то, что считают самым
важным: семью, любимых, свою страну, своего бога. И
из-за этой готовности людей умереть за собственные
ценности все столкновения культур неизбежно ведут к
войне
{112}
.
Война – лишь земное испытание надежды. Страна
или народ, чьи ценности лучше всего способствуют
увеличению
ресурсов
и
укреплению
надежды,
неизбежно будет победителем. Чем больше соседей это
государство будет завоевывать, тем сильнее его народ
будет укрепляться во мнении, что он
заслуживает
того,
чтобы господствовать над другими людьми, и что
именно
его
ценностям
должно
следовать
все
человечество. Ценности победителей доминируют на
протяжении долгого времени: их записывают и
восхваляют в исторических трудах, они передаются из
уст в уста и служат источником надежды еще многим
будущим поколениям. А когда перестают быть
эффективными, они уступают ценностям другой, более
молодой нации, и в истории начинается новая эра.
Я решительно заявляю, что это схема человеческого
прогресса».
Ньютон закончил писать. Он положил свою теорию
эмоционального притяжения в ту же стопку, что и три
закона эмоций, и ненадолго задумался о своих
открытиях.
И в этот тихий мрачный час он вдруг осознал
страшную вещь: у него самого нет орбиты. За годы
психологических травм и социальных неудач он
добровольно отдалился от всех и вся – как одинокая
звезда, летящая по собственной траектории, он не
подпадал под влияние гравитационных полей каких-
либо других систем.
Он понял, что не ценит никого – даже самого себя, –
и его охватило чувство одиночества и горя, потому что
никакая логика и никакой расчет не помогут справиться
с невыносимым отчаянием Чувствующего мозга,
который безуспешно пытается отыскать для себя
надежду в этом мире.
Я был бы рад сказать вам, что Ньютон из
параллельной вселенной, или эмо-Ньютон, справился с
тоской и одиночеством. Я был бы рад сказать, что он
научился ценить себя и других. Но, как и Ньютон из
нашего мира, Ньютон из параллельной вселенной до
конца своих дней оставался одиноким, ворчливым и
несчастным.
Вопросы, на которые тем летом 1665 г. ответили оба
Ньютона, занимали мысли многих поколений философов
и
ученых.
А
этот
сварливый,
асоциальный
двадцатипятилетний тип разгадал загадку и взломал
код всего за несколько месяцев. И, вырвавшись в
авангард научной мысли, отбросил свои находки в
дальний, заросший плесенью угол захламленного
кабинета в захолустной деревушке в сутках езды к
северу от Лондона.
Там они и пылились, неведомые миру
{113}
.
Do'stlaringiz bilan baham: |
