|
Глава 3
Ньютоновские законы эмоций
Первую свою оплеуху Исаак Ньютон получил в поле.
Дядя
объяснял
ему,
почему
пшеницу
сажают
диагональными рядами, но он не слушал. Он смотрел на
солнце и думал, из чего делается свет.
Ему было семь
{66}
.
Дядя так залепил ему тыльной стороной ладони по
левой щеке, что его самосознание разлетелось на куски
вокруг его рухнувшего тела. На какое-то время он
утратил чувство личной целостности. А когда части его
души снова слепились друг с другом, один сокровенный
кусочек так и остался валяться в грязи, в том месте, где
он навсегда был потерян.
Отец Исаака умер еще до его рождения, а мать
вскоре бросила его, чтобы выйти замуж за какого-то
богатого старикана из другой деревни. В итоге в его
первые, самые важные годы Ньютона постоянно
перекидывали друг другу всякие дядюшки, кузены,
деды и бабки. Никому из них он был особо не нужен.
Мало кто понимал, что с ним делать. Он был обузой. Ему
перепадало мало любви – чаще вообще нисколько.
Дядя Исаака был необразованным алкашом, но уж
если он что и умел, так это считать рядки в полях. Это
был его единственный интеллектуальный навык, и,
вероятно, поэтому он практиковал его чаще, чем нужно.
А Исаак то и дело увязывался за ним в эти обходы с
пересчетом рядков, потому что это была единственная
возможность обратить на себя дядино внимание.
Внимание, которое он впитывал так же жадно, как
пустыня воду.
При этом мальчишка оказался вундеркиндом. К
восьми годам он мог рассчитать количество корма,
необходимого для питания овец и свиней весь
следующий сезон. К девяти годам он с ходу выдавал
устные подсчеты гектаров пшеницы, ячменя и
картофеля.
К десяти Исаак решил, что сельское хозяйство – это
тупо, и занялся вместо этого вычислением точной
траектории движения солнца в течение года. Но дяде
было плевать на точную траекторию движения солнца,
потому что она не несла в дом еду – во всяком случае
впрямую, – так что он снова надавал Исааку оплеух.
В школе дела тоже шли не очень. Исаак был
бледным, тощим и рассеянным пацаном. Ему не хватало
навыков общения. Его интересовали всякие занудные
штуки вроде солнечных часов, прямоугольной системы
координат и доказательств сферической формы Луны.
Пока другие дети играли в крикет и бегали друг за
дружкой по лесу, Исаак часами пялился в ручейки,
пытаясь понять, как глазное яблоко воспринимает свет.
Детские годы Исаака Ньютона были сплошной
чередой издевательств. И с каждым ударом его
Чувствующий мозг вырабатывал
чувство
непреложной
истины: с ним самим, очевидно,
что-то не так
. Иначе
почему его тогда бросили родители? Почему над ним
потешаются сверстники? Как еще объяснить его почти
полное одиночество? Пока его Думающий мозг
занимался
построением
всяких
невообразимых
графиков и вычерчиванием диаграмм лунных затмений,
его Чувствующий мозг тихо убеждал себя в том, что в
этом маленьком английском мальчике из Линкольншира
есть какой-то существенный внутренний дефект.
Однажды он написал в своей школьной тетради: «Я
мелкий паренек. Бледный и слабый. Мне нигде нет
места. Ни в доме, ни на самом дне ада. Что мне делать?
Зачем я нужен? Только и могу, что плакать»
{67}
.
Все, что вы читали о Ньютоне до этого, правда – или
по крайней мере очень правдоподобный вымысел. Но
давайте теперь представим, что мы оказались в
параллельной вселенной. И давайте допустим, что в
этой параллельной вселенной тоже есть свой Исаак
Ньютон, очень похожий на нашего. Он тоже был
воспитан жестокими родственниками. Он тоже живет в
озлобленности и изоляции. Он тоже безостановочно
измеряет и вычисляет все, что видит.
Но только вместо того чтобы маниакально измерять
и вычислять внешний, природный мир, этот Ньютон из
параллельной вселенной решил маниакально измерять
и вычислять внутренний, психологический мир, мир
человеческого сознания.
Это, кстати, не так уж сложно представить, потому
что жертвы насилия часто становятся самыми
проницательными
исследователями
человеческой
природы. Для нас с вами наблюдение за людьми – это,
скорее, развлечение для воскресного дня в парке. Но
для жертв жестокого обращения это навык выживания.
Волна чужого гнева может настигнуть их в любую
минуту, поэтому у них вырабатывается острое защитное
шестое чувство. Насмешливость в голосе, приподнятая
бровь, более глубокий вдох – этого достаточно, чтобы
сработала их внутренняя сигнализация.
Итак, давайте представим, что этот Ньютон из
параллельного
мира,
наш
«эмо-Ньютон»,
стал
маниакально исследовать окружающих. Он вел записи и
каталогизировал все обозримые особенности поведения
своих сверстников и родных. Он постоянно что-то
строчил, фиксировал каждый поступок, каждое слово.
Он заполнил сотни страниц бредовыми описаниями
всевозможных действий, которые люди даже не
замечают, как совершают. Эмо-Ньютон надеялся, что
если с помощью измерений можно прогнозировать и
контролировать внешний мир, формы и конфигурации
Солнца, Луны и звезд, то с их помощью можно также
прогнозировать и контролировать и внутренний,
эмоциональный мир.
В ходе своих наблюдений эмо-Ньютон выявил
неприятный факт, о котором мы все знаем, но который
очень мало кто признает: люди – лжецы, все без
исключения. Мы врем постоянно, для нас это норма
жизни
{68}
. Мы врем о важных вещах и врем по
пустякам. И, как правило, делаем это без злого умысла –
мы, скорее, врем другим, потому что привыкли врать
себе
{69}
.
Исаак заметил, что свет странно преломляется в
людских сердцах, а они сами этого как будто не видят:
они говорят, что любят тех, кого, кажется, терпеть не
могут; заявляют одно, а делают другое; считают себя
правыми, совершая немыслимо жестокие и бесчестные
поступки. При этом им самим всегда представляется,
что они ведут себя правильно и последовательно.
Исаак решил, что никому нельзя доверять. Никогда.
Он
высчитал,
что
его
страдания
обратно
пропорциональны квадрату расстояния между ним и
внешним миром. И пообещал себе никогда не попадать
в чью-либо орбиту и вращаться подальше от сил
притяжения других человеческих сердец. У него не
было друзей, и ему, по собственному мнению,
совершенно не хотелось их заводить. Он заключил, что
мир – это блеклое, уродливое место и что единственный
смысл его собственной жалкой жизни – зафиксировать
и измерить его уродство.
При всей своей угрюмости Ньютон однозначно не
был лишен амбиций. Он хотел вычислить траектории
человеческих сердец и скорость их страдания. Он хотел
узнать силу их ценностей и массу их надежд. И, самое
главное, он хотел изучить отношения между всеми
этими элементами.
Он решил вывести три ньютоновских закона
эмоций
{70}
.
Do'stlaringiz bilan baham: | 
