|
Amor fati
Настал последний день пребывания Меты в
швейцарской
деревушке
Зильс-Мария,
и
она
намеревалась провести бóльшую его часть вне дома.
Любимым местом для прогулок у Ницше был
восточный берег озера Сильваплана в полукилометре от
деревни. Озеро, которое в это время года казалось
особенно искристым и прозрачным, было обрамлено на
горизонте горной цепью с россыпью белых вершин. Как
раз во время прогулок вдоль него четыре лета тому
назад между Ницше и Метой завязалась дружба. Здесь
же она хотела провести свой последний день с ним.
Таким она хотела его запомнить.
Они вышли вскоре после завтрака. Светило
безупречное солнце, и воздух был нежен, как шелк. Она
шла впереди, он прихрамывал за ней, опираясь на
трость. Они прошли мимо амбаров, пастбищ и
маленькой фермы, где выращивали сахарную свеклу.
Фридрих шутил, что после отъезда Меты его самыми
интеллектуальными собеседниками будут коровы. По
дороге они смеялись, пели и срывали грецкие орехи.
Около полудня они остановились на привал под
лиственницей. Тут Мета забеспокоилась. Увлекшись,
они зашли слишком далеко. Намного дальше, чем она
думала. И теперь стало заметно, что Фридрих и
физически, и морально выбился из сил.
Обратный путь был для него пыткой. Было видно,
что он еле волочит ноги. Осознание того, что на
следующее утро она уедет, накрыло их, как свет
зловещей луны, и омрачало каждое сказанное слово.
Он выглядел хмурым и изможденным. Часто просил
остановиться. И начал бормотать себе под нос.
Только не так
, подумала Мета. Ей не хотелось
оставлять его в таком состоянии, но выбора не было.
Когда они добрались до деревни, уже вечерело.
Солнце убывало, и воздух стал казаться тяжелым.
Фридрих отставал метров на двадцать, но Мета знала,
что единственный способ довести его до дома – это
не
останавливаться и не ждать его.
Они прошли мимо той же фермы, того же амбара и
тех же коров – его новых подруг.
– Что-что? – прокричал Фридрих. – Куда делся Бог,
спрашиваете вы?
Мета обернулась, заранее зная, что именно увидит:
как Ницше, размахивая в воздухе тростью, маниакально
кричит на группку мирно пасущихся коров.
– Я хочу сказать вам это! – продолжал он с тяжелой
одышкой. Он поднял трость и обвел ею горы: –
Мы его
убили –
вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали
это?
Коровы все так же спокойно жевали траву. Одна из
них прихлопнула хвостом муху.
– Как удалось нам выпить море? Кто дал
нам
губку,
чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали
мы, оторвав эту землю от ее солнца? Не падаем ли мы
непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех
направлениях? Не блуждаем ли мы словно в
бесконечном Ничто?
{181}
– Фридрих, это глупо, – сказала Мета, попытавшись
схватить его за рукав и повести дальше. Но он отдернул
руку – во взгляде его читалось безумие
{182}
.
– Где Бог?
Бог умер!
Бог не воскреснет! И мы его
убили! – провозгласил он.
– Пожалуйста, не паясничай, Фридрих. Хватит,
пойдем домой.
– Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое
и могущественное Существо, какое только было в мире,
истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас
эту кровь?
Мета покачала головой. Бесполезно. Вот и все. Вот
так все и закончится. Она пошла дальше.
– Какой водой можем мы очиститься? Какие
искупительные празднества, какие священные игры
нужно будет придумать? Разве величие этого дела не
слишком велико для нас? Не должны ли мы сами
обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?
Тишина. Только где-то вдалеке раздалось мычание.
– Человек – это канат, натянутый между животным и
сверхчеловеком, – канат над пропастью. В человеке
важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно
любить только то, что он переход [к чему-то большему]
{183}
.
Эти слова ее поразили. Она обернулась и
встретилась с ним взглядом. Как раз идея Ницше о том,
что человек представляет собой переход к чему-то
большему, много лет назад привлекла ее к нему.
Именно
эта
мысль
когда-то
интеллектуально
соблазнила ее по той причине, что в ее представлении
этим «чем-то большим» были феминизм и освобождение
женщин (ее идеологическая религия). Но, как она
теперь понимала, для Ницше это был просто очередной
конструкт,
очередной
самообман,
еще
один
человеческий промах, еще один мертвый бог.
Однако это ее не остановило – ей предстояло
сделать много замечательных вещей. Она организует в
Германии и Австрии демонстрации за наделение
женщин правом голоса – и добьется своего. Она
вдохновит тысячи женщин по всему миру выступить за
собственное
божественное
предназначение,
за
собственное спасение, за свою свободу. Она тихо,
анонимно изменит мир. Она эмансипирует и освободит
больше людей, чем Ницше и большинство «великих»
мужей, но сделает это, оставаясь в тени, за кулисами
истории. Ведь и по сей день о ней знают больше как о
подруге Фридриха Ницше – не как о звезде женской
эмансипации, а как о второстепенном персонаже в
пьесе о человеке, верно предсказавшем столетие
идеологического разрушения. Словно потайная нить,
она будет скреплять мир, но сама останется невидимой
и вскоре будет забыта.
Все это ее не остановит. И она это знала. Она
должна пойти дальше и попытаться пересечь эту
пропасть, как пытаемся все мы, – она будет жить для
других, не зная, как жить для себя.
– Мета, – сказал Ницше.
– Да?
– Я люблю тех, кто не умеет жить, – сказал он. – Ибо
идут они по мосту.
Do'stlaringiz bilan baham: | 
